Мщение Баккара - Понсон дю Террайль

Сперва Рокамболь почувствовал, что его повели вниз по лестнице, потом — по ровному месту, наконец — опять вниз. Здесь на него пахнул сырой воздух, и он догадался, что находится в подземелье, о котором также говорил лесовщик.

После этого его повели вверх по лестнице, и это восхождение продолжалось более часа. Вдруг холодный и сырой воздух сменился теплым, и Рокамболя повели опять по ровному месту. Вскоре он услышал стук отпирающейся и запирающейся двери и затем почувствовал под ногами каменный пол.

— Снимите повязку, — сказал ему монах.

Мнимый маркиз де Шамери, конечно, не заставил повторять это приказание.

Похоронное пение и эта мрачная таинственность стали, наконец, пугать его. Вследствие этого он сорвал повязку с некоторой поспешностью и бросил вокруг себя свирепый и лихорадочный взгляд человека, который долгое время не видел света.

Он увидел себя в какой-то нише, имевшей не более шести квадратных метров. Перед ним стоял аналой, налево между двумя колоннами висела большая картина, изображающая венчание девицы Кунегунды де Салландрера с могущественным и знатным доном Алонто д'Альвимаром, маркизом де Вельгасом в церкви замка Салландрера, — так было сказано в легенде, написанной внизу картины. Направо, точно так же между двумя колоннами, он увидел другую картину. Она изображала страшную сцену, по-видимому, взятую из мрачных летописей инквизиции. Тут была изображена казнь со всеми потрясающими ужасами пытки, изобретенными в средние века.

Рокамболь, волнуемый страхом и каким-то мрачным предчувствием, отвернулся от этой второй картины и не хотел прочитать того, что было написано на ней внизу.

Он повернулся назад. Три монаха уже исчезли. Позади него молча стоял лишь один.

Вдруг послышался шум; картина, изображавшая страшную пытку, поднялась кверху на незаметных блоках, и изумленному Рокамболю представилось странное зрелище.

За поднявшейся картиной находилась другая келья, похожая на ту, в которой стоял жених. Посреди этой кельи три монаха разжигали жаровню, на которой краснело железное кольцо. Около жаровни находилась наковальня, на которой трепетавший от страха Рокамболь увидел клещи и молот.

Все это промелькнуло перед ним как сновидение.

Картина снова опустилась; монахи и жаровня исчезли.

Но в это время поднялась другая картина, изображавшая бракосочетание, и жених увидел позади ее часовню, освещенную множеством свечей. У алтаря стоял священник, ожидавший, по-видимому, обрученных. Рокамболь затрепетал от надежды.

Вскоре в глубине часовни отворилась дверь.

Сердце Рокамболя сильно забилось. Явилась женщина в белом платье; ее вела другая женщина, одетая в черном… Рокамболь узнал Концепчьону. Но в то время, как она подходила к алтарю, картина вдруг опустилась.

Монах поднял свой капюшон. Рокамболь вскрикнул и отступил в ужасе назад.

Монах, снявший капюшон, монах, на которого Рокамболь смотрел, как одуревший, был не настоящий монах.

Это был Цампа! Цампа, который на глазах ложного маркиза де Шамери незадолго перед тем поднял кверху руки, закружился, как человек, пораженный насмерть, и исчез в пропасти, называемой ущельем Вероломного рыцаря; Цампа, которого за пять минут перед тем Рокамболь считал умершим с такой уверенностью, что для подтверждения своего убеждения готов был бы заложить огромное состояние своей невесты, девицы де Салландрера. В продолжение десяти минут воспитанник сэра Вильямса стоял, не трогаясь с места, с открытым ртом, волосы его встали дыбом, он устремил испуганный взгляд на человека, который, как казалось Рокамболю, вышел из могилы. Потом он сразу попятился назад, обернулся и стал искать выход, через который можно было бы убежать. Но все вокруг было заперто, а Цампа разразился насмешливым и страшным хохотом.

— Итак, мой господин, — сказал Цампа, — что ты думаешь? Хорошо ли я сыграл роль, а?

Рокамболь все еще продолжал смотреть на Цампу, и зубы его все еще щелкали от ужаса.

— Бедняжка, — проговорил португалец, — ты полагал, что я был пьян в стельку, а? Ты думал, что я расписку нарочно сжег для того, чтобы тебе понравиться… Ха-ха-ха!

Хриплый смех его принудил Рокамболя затрепетать от страха и сделаться неподвижным, как статуя.

Португалец продолжал:

— Как я замечаю, дружище, в тебе душа не настоящего разбойника, а обыкновенного жулика; ты не убийца, а вор; ты не бережешь тех, кто тебе помогает, а убиваешь их! В первый раз, когда мы были в Париже, ты хотел отделаться от меня и проткнул меня сзади, как трус! Ты думал, глупец, что такой человек, как я, человек, родившийся под знойным солнцем, человек с белыми зубами и оливковым цветом кожи, будет пренебрегать мрачным и страшным божеством, называемым мщением?

Цампа остановился и начал хохотать, потом он продолжал:

— Когда ты увидел, что находишься в моей власти, ты дал мне денег; а так как я их взял, ты подумал про себя: «Вот дурак, которого я два раза поймал на одну и ту же удочку!» Но ты жестоко ошибся. Если бы я владел обеими Индиями и испанской короной, я отдал бы все, если бы понадобилось, чтобы отомстить врагу. Понимаешь ли?

Цампа судорожно хохотал, а у Рокамболя дрожали все члены.

Цампа продолжал:

— Ну как тебе понравилась сочиненная мною сказочка о бездонной пропасти, которая имеет в действительности только несколько футов глубины? Как ты полагаешь: хорошо я сыграл роль простреленного человека? Настоящие пули-то я ведь заранее вынул из твоих пистолетов. Я закружился, закричал и упал на кучу сена, которую нарочно положили туда, чтобы заглушить звук моего падения.

Португалец продолжал хохотать, а Рокамболь побледнел как смерть. Однако ученик сэра Вильямса проявил сверхъестественное усилие, открыл рот, протянул руку и проговорил:

— Потише, не так громко… Я дам все, что ты потребуешь от меня… Желаешь все мое состояние?

— Что?

— Тише, ради Бога, тише!

— Ага, ты боишься, чтоб не услышали?

— Молчи же, несчастный, она услышит тебя…

— Кто она?

— Концепчьона, моя невеста… та, которая так долго ждет меня…

Цампа пожал плечами.

— Перестань, — сказал он, — ты в самом деле думаешь, что она ждет тебя?

— Да, — продолжал Рокамболь, на лице которого выступил холодный пот.

— Серьезно?

— Ведь она там, за этой картиной у алтаря?

— Ах, да, это правда, — сказал Цампа с добродушием. — Я совершенно забыл, что ты сейчас женишься и что ты надел брачную одежду, знаешь… ту, в которую архиепископ гренадский велел тебя нарядить.

Португалец стащил с него монашескую одежду. В эту минуту мнимый маркиз страшно вскрикнул: надетая на нем рубашка была красного цвета. Это была одежда каторжника!