Мертвое «да» - Анатолий Штейгер

Газета «Последние новости». Париж. 1936, 30 апреля.

Владислав Ходасевич. Рецензия на книгу «Неблагодарность»

В одной из своих статей Марина Цветаева писала, что критик должен обладать абсолютным слухом на будущее, то есть должен уметь безошибочно предугадывать будущее развитие писателя. Мне кажется, что она была бы права, если бы писательские дарования существовали и развивались в колбах, изолированно от всего мира. Но эти дарования всякий раз составляют лишь часть человеческой личности, подверженной множеству внутренних процессов и внешних воздействий. Наверняка можно угадать только отсутствие дарования. Но предсказать, суждено ли развиться дарованию существующему (и как развиться), или ему суждено зачахнуть, — это можно сделать лишь обладая такими сведениями о писателе, какими критик обычно не располагает и располагать не может. Чтобы предугадать судьбу таланта, надо предугадать человеческую судьбу его носителя, т. е. быть не критиком, а пророком. В этом отношении духовник, врач или просто родственник, поставлены в лучшие условия, нежели критик.

Молодой эмигрантский поэт Анатолий Штейгер выпустил две книжки стихов: в 1928 и в 1932 гг. Я не писал о них ничего, потому что именно не хотел заниматься предсказаниями: дарование Штейгера было в них заметно, но оно казалось мне слишком анемичным. Недавно вышел третий сборник Штейгера — «Неблагодарность». Я и сейчас не уверен, что у автора хватит сил на большое будущее, но несомненный и сильный бросок вперед по сравнению с прошлым я должен отметить с радостью.

Книжка Штейгера составлена из коротких пьес — самая длинная насчитывает лишь двадцать стихов. Всего чаще это — шестистишия или восьмистишия: как бы отрывки из дневника или даже заметки, вырванные из записной книжки, очень интимные по тону, как бы набросанные для себя или сказанные себе самому очень тихим голосом:

Настанет срок (не сразу, не сейчас,Не завтра, не на будущей неделе),Но он, увы, настанет этот час, —И ты вдруг сядешь ночью на постелиИ правду всю увидишь без прикрас,И жизнь — какой она на самом деле…

Пожалуй, в русской поэзии можно бы указать кое-что, послужившее Штейгеру образцом подобной поэзии, но я думаю, что в основе она восходит к источнику прозаическому: к розановским записям в «Уединенном» и в «Опавших листьях». Этот род стихотворений ставит автора перед очень большими трудностями: тут нужна большая внутренняя сосредоточенность, нужна законченность чувства и мысли, которые приходится выразить чрезвычайно обдуманно и в то же время как будто небрежно. Нужна, словом, та кажущаяся непроизвольность, которая в поэзии дается только напряженным и сознательным трудом. Всего же здесь потребно безошибочное чувство меры и изящества. Надо признать, что все эти качества проявлены Штейгером в его новой книжке, которой в собрании молодой эмигрантской поэзии отныне принадлежит одно из лучших мест.

Газета «Возрождение». Париж. 1936, 28 мая.

Лидия Червинская. Рецензия на книгу «Неблагодарность»

Даже если не касаться вопроса о «гибели искусства», всё же невольно всё, что «случается» в литературе за последнее время, воспринимается как — с комплексом мыслей (в области вкуса, доверия, ожидания), который образовался вокруг этой темы.

Справедливо ли это, внимательно ли в отношении каждого, данного автора, не знаю — но к книге (особенно стихов) подходишь именно с таким чувством: где-то (и не важно точно, когда и как) как бы разбилась огромная, драгоценная ваза и вот эти осколки большой настоящей поэзии находишь то тут, то там, всегда с радостью, смущением и благодарностью.

«Неблагодарность» — третья книга стихов Анатолия Штейгера — целиком такая находка (о первых двух этого нельзя было сказать — не было в них ни той скромности, ни грустной страстности, которая есть в последней).

О чем эти стихи? Не важно. Тема стихов Штейгера как бы мельче (и более личная), чем внутренняя их устремленность. Внешне (и не только, конечно) стихи эти гибкие, тонкие и странно-крепкие. Болезненность их только поверхностна и как бы привычно-деланная.

В глубине поэзии Штейгера нет той «метафизической гнили», от которой распадается поэт, она существует только в «поэтической психике» его, чуть, чуть патологической. Ею же рожден непогрешимый вкус и слух и легкая, талантливая неподчеркнутая манера.

Но сквозь все это — здоровое по существу отношение к миру: потенциально-страстное, доброе и телесно-мудрое. «Материя» этих стихов благородная.

Ты осудишь. Мы не виноваты.Мы боролись и не шли к греху.

Действительно, такие, как Штейгер, «не виноваты». Чувствуешь, читая «Неблагодарность» (кстати странное, как бы «от противного» название), что если бы ему позволила жизнь, какой бы это мог быть свободный и освобождающий вздох. Здесь же скорее стон сдавленный (и сдержанный) — недоумения и иногда надежды…

Можно, конечно, (легче, чем у многих) проследить генеалогию стихов Штейгера. Георгий Иванов, Ахматова, Анненский… не в этом, конечно, дело, стихи эти как бы закончены, каждое в своем неповторимом моменте.

Несмотря на то, что книга в бо льшей своей части написана не в Париже — чувствуется связь органическая и преданная с семьей здешних поэтов, живущих выдуманной, отрешенной и нищенской (внутренне) жизнью.

Книгу узнаешь по безошибочному признаку: всегда конкретный повод, часто незначительный (от повышенной задеваемости), почти сознательные приемы и рядом с этим подлинное (не интеллектуальная у Штейгера — эмоциональная скорей) метафизичность.

Как многое лучшее в поэзии — стихи эти как бы за всех написаны. Неслучайно у него частые и трогательные «мы», «нас». Многое в книге поддается цитированию, что всегда признак жизненности.

Предпоследнее стихотворение (из лучших в сборнике) могло бы послужить эпиграфом не только к антологии современной поэзии, но к какому-то смыслу, к быту ее.

Мы, уходя, большой костер разложимИз писем, фотографий, дневника.Пускай горят…Пусть станет сад похожимНа крематориум издалека.

Штейгер очень талантлив, потому что убедителен — сквозь всю недоговоренность и капризность. Но не в этом дело. Значительный вопрос: как же быть таким, с такой судьбой? Не отвечая на этот вопрос, хочется поделиться первым чувством от этой книги (каким же приветом грустным, присланным сюда из Швейцарии): признательности автору и за то, что ко всему, о чем он пишет, относятся его же слова:

«Все-таки нас это тоже касается», — и очень близко.

Альманах «Круг». Париж. 1936, № 1.

Елизавета Базилевская. Рецензия на книгу «Неблагодарность»

Тихий осенний день. Мягко шурша, падают листья с берез… Земля усыпана золотыми монетками. И солнце — бледное, усталое. — «Равнодушен и неречист тихо входит Сентябрь в ворота». — Грустью увяданья пронизаны стихи А. Штейгера, такой неподдельной, безнадежной грустью. К одному из стихотворений взят эпиграф: «Ты знаешь, у меня чахотка, и я давно ее лечу». В книге много мыслей о смерти, о разлуке; книга проникнута глубокой серьезностью. Нежные прекрасные строки говорят о большой и чуткой душе.

В новом сборнике А. Штейгера останавливает внимание не только своеобразное содержание, но и найденная им оригинальная, лаконическая форма: это поэтические афоризмы. При предельной сжатости и простоте в них заключена редкая убедительность и сила.

Так от века уже повелось.Чтоб одни притворялись и лгали,А другие им лгать помогали,(Беспощадно все видя насквозь) —И все вместе любовью звалось…

______________________________________

Мы верим книгам, музыке, стихам,Мы верим снам, которые нам снятся,Мы верим слову… (Даже тем словам,Что говорятся в утешенье нам,Что из окна вагона говорятся…)

«Новь». Таллинн. 1935, № 8.

Михаил Цетлин. Рецензия на книгу «Неблагодарность»

Критика единодушно и очень благоприятно встретила эту небольшую книгу. В ней около 30 коротких отрывочных стихотворений, как будто написанных только для себя, «пробормотанных» про себя, вполголоса. Но внешняя небрежность и отрывочность их не мешает подлинной насыщенности:

Слабый треск опускаемых штор,Чтобы дача казалась незрячей,И потом, точно выстрел в упор —Рев мотора в саду перед дачей.

(…И еще провожающий взорБезнадежный, тоскливый, собачий.)

Здесь импрессионизм внешних «мазков» и внутреннее настроение прощанья и безнадежности — слиты в одно с большим мастерством.