Везде чужой - Виталий Забирко

- А если я откажусь?

Срежант осклабился ещё больше.

- Тогда мы будем вынуждены прибегнуть к силе.

Он кивнул рядовому. Тот отстегнул от ремня наручники и шагнул к Таксону.

- Нет! - крикнул Таксон Андрику, но не успел его остановить. Крик слился с двумя пистолетными выстрелами.

- Болван! - прошипел Таксон, подхватывая падающее на него тело центура. - К двери, быстро!

Он "увидел", как из стоявшей во дворе патрульной машины выскакивают двое центуров с автоматами и прячутся за её корпусом.

Андрик рванул на себя дверь и тут же захлопнул. Автоматная очередь прошлась по двери дробящей щепу строчкой.

- Чёрт... - впервые не заикаясь, произнёс Андрик и стал сползать по филёнке. И было в этом медленном движении что-то несуразное, неестественное для порывистого и резкого Андрика. Он развернулся и сел на пол у стены. На груди быстро расплывалось кровавое пятно.

- Всё... - выдохнул он и уронил голову на грудь.

Из машинного зала в прихожую ворвался Никифр и застыл, поражённый увиденным.

- Гранатомёт мне! - свистящим шёпотом приказал Таксон, и Никифр исчез.

Таксон вынул из кобуры убитого срежанта пистолет и, пригибаясь, сделал шаг к окну. Упреждая его, прогрохотала очередь, осколки стекла разлетелись по прихожей.

- Эй, там, в котельной! - донеслось со двора. - Сдавайтесь! Выходите по одному с поднятыми руками!

Таксон снова "увидел" патрульную машину и прячущихся за ней центуров. Один держал на прицеле выход из котельной, второй что-то быстро говорил в радиотелефон.

Сзади, хрустя стеклом, на четвереньках подполз Никифр, волоча за собой гранатомёт и комплект боезапаса.

- Уходи чёрным ходом, - принимая гранатомёт, сказал Таксон и отдал Никифру пистолет центура. - Предупреди наших.

Он увидел, что лицо у Никифра бледное и растерянное, и ободряюще хлопнул его по плечу.

- Давай.

Никифр кивнул и так же на четвереньках быстро уполз.

"Только бы успел", - подумал Таксон. Он оттащил труп Андрика на середину комнаты, сел на его место и стал заряжать гранатомет.

Из разбитого окна донёсся приближающийся вой сирен.

"Быстро, парни", - подумал Таксон, упёрся ногой в выступающий косяк неплотно прикрытой двери и толкнул её. И пока центуры решетили дверь из автоматов, прыгнул к окну и всадил в машину гранату. Машина взорвалась огненным клубком, но выскочить в дверь Таксон не успел.

Во дворе стремительно разворачивались два гвардейских броневика. Таксон подбил один, но затем плотный заградительный огонь заставил его пригнуться и ретироваться в машинный зал. Он задраил за собой люк и бросился к чёрному ходу. Но и здесь не успел. Напротив входа стоял третий броневик, из которого выпрыгивали гвардейцы и быстро рассредоточивались у здания котельной. Никифра нигде не было. Похоже, ему удалось проскользнуть.

Едва Таксон захлопнул люк и завернул штурвал, как по железу загрохотали пули.

"Поздно, парни, поздно", - усмехнулся Таксон и стал неспешно готовиться к обороне. Его сознание словно раздвоилось. Одна половина по-прежнему продолжала управлять телом: чисто механически он открыл люк среднего котла, в котором хранилось оружие, и стал минировать его, одновременно "наблюдая", как гвардейцы снаружи забрасывают прихожую капсулами со слезоточивым газом, а затем проникают туда в противогазах. Вторая половина сознания воскресила память Таксона. Впервые с того времени, когда он очнулся в заброшенном доме под присмотром Костана, Таксон ясно, чётко, со щемящей грустью вспомнил свою жизнь в доперелицовочном времени. Когда дома не превращались в развалины, а наоборот - строились, когда по улицам ходили весёлые, хорошо одетые люди без оружия, когда не приходилось ожидать выстрела из-за угла, когда не грабили днём посреди улицы и даже ночью можно было спокойно гулять в хорошо освещённом парке. Когда все были обеспечены работой, в будущее смотрели с оптимизмом и не думали о куске хлеба. Голод тогда представлялся чем-то нереальным, невозможным, а уж войны между губерниями из-за стёртых границ или на основе межнациональной розни дикостью.

Таксон прикручивал провода к взрывателю противопехотной мины и "видел", как гвардейцы врываются в аппаратную, и как под пулями вдребезги разлетаются монитор и компьютерная приставка, которую он так и не успел собрать. Во двор вкатила штабная машина, и оттуда выбрались рыхлый растерянный центур в форме каптейна и подтянутый хмурый парень в цивильной одежде. Каптейн сразу бросился разыскивать командира гвардейцев, каждому офицеру твердя: "Живым! Живым брать!", а хмурый парень остался стоять на месте, с неприкрытой неприязнью наблюдая, как гвардейцы готовятся к штурму котельной. Почему-то этот парень вызвал у Таксона симпатию.

Таксон разматывал провод и "видел", как почти синхронно с ним тем же делом занимаются сапёры, минирующие все три входа в машинный зал. План гвардейцев был прост - одновременно взорвать все люки и ворваться в котельную с трёх сторон. Таксон экстраполировал во времени действия гвардейцев, когда они взорвут люки и ринутся внутрь машинного зала, паля из автоматов направо и налево. Где уж тут его живым взять, как бы друг друга не перестреляли...

Проведя провода в деревянную пристройку, Таксон поставил магнето на стол и сел на скамью. При взрыве котла хилое сооружение его не защитит, но выбирать не приходилось. В любом случае жить ему оставалось недолго. Но напоследок он устроит такой фейерверк, который надолго запомнится в городе. И один он из жизни не уйдет. Добрая половина гвардейцев последует за ним.

Но затем он понял, что не сможет убить их. Одно дело - уголовники, которых он убивал без тени сомнения, или околоточные центуры, накрепко сросшиеся с уголовщиной. Центурская же гвардия была чисто военизированной организацией, парни, служившие в ней, кроме пайка и обмундирования ничего не имели, и не их вина, что служат они гнилому режиму.

Таксон снова "увидел" симпатичного ему хмурого парня, и, пожалев его, "приказал", чтобы тот отошёл за броневик. И только когда парень скрылся за броней машины, повернул ключ магнето. За мгновение до того, как командир гвардейцев отдал приказ взорвать люки.

Он ещё успел "увидеть", как обломки стены погребли под собой двух гвардейцев, а затем приподнятая взрывом кровля котельной рухнула на него.

Боли не было, хотя сознание не отключилось. Поперечная балка раздробила грудь, ноги по колени отсекло громадным осколком взорванного котла, но он жил. Жил вопреки всему. Вопреки всем законам жизни. Жил и слышал, как по руинам котельной ходили гвардейцы, разыскивая его останки. Слышал возгласы, когда обнаружили его оторванные ноги... Затем проржавевший лист кровли над ним сдвинулся, и он увидел в щели метрах в двух над собой перепачканное сажей лицо гвардейца.