Греховные утехи - Бьюла Астор

Разбудил Кэтрин странный шум. Открыв глаза, она некоторое время не могла понять, где находится. Высоко в небе висел гигантский черный вертолет; через минуту он перелетел пролив и скрылся из виду. Откинув с разгоряченного лица растрепавшиеся волосы, Кэти взглянула на часы и нахмурилась. Она проспала почти два часа, а Алекс так и не вернулся.

Еще не совсем проснувшись, Кэти вспомнила — был какой‑то телефонный звонок, очень важный. Наверное, так оно и оказалось, если Алекс забыл, что она его ждет. Кэти нашла свои трусики и, натягивая их, глуповато хихикнула, чувствуя себя безумно счастливой.

Она не спеша поднялась по тропинке и вошла в прохладу дома. Ее встретила тишина. Кэти поставила на пол захваченную с пляжа корзинку с едой. Кажется, все безнадежно испортилось. По спине пробежал странный холодок‑предвестник, что ждут неприятности. Алекс сидел за столом у себя в кабинете, рассматривая бумаги.

— Ты забыл обо мне, но я тебя прощаю, — шутливо сказала Кэти, остановившись на пороге. Серрано поднял голову и выпрямился. Глаза, угрожающие и холодные, глянули на нее, и женщина поняла, что предчувствие ее не обмануло. Она видела, как Алекс с трудом сдерживает гнев.

— Что‑нибудь случилось? — отважилась спросить побледневшая Кэтрин.

— Как ты догадалась? — Несмотря на старания, голос Алекса заметно дрожал. — Подойди сюда. Я тебе кое‑что покажу.

Захотелось немедленно убежать подальше от этого стола, но Кэти сдержалась и прошла в комнату.

Да! Перед Алексом была разложена целая коллекция ярких цветных фотографий. Нагнувшись над столом, Кэтрин в растерянности разглядывала снимки. Пришлось опереться на стол, чтобы не упасть. Сердце бешено забилось — на фотографиях была она с Джери… Вот они идут, держась за руки, по улице, целуются в винном баре, а здесь, остановившись в дверях, влюбленно смотрят в глаза друг другу и улыбаются.

Почему именно теперь? — хотелось крикнуть Кэти; все в ней мучительно восставало против подобной несправедливости. Почему это случилось теперь, когда они с Алексом были так счастливы?

— Откуда они у тебя? — еле слышно прошептала женщина.

— Ты знала, что у тебя на хвосте сидел фотограф?

— Нет…

— А знаешь, сколько стоят фотографии моей жены с другим мужчиной, если их предложить газетчикам?

Серрано назвал фантастическую сумму и умолк, ожидая ответа. Но Кэти молчала: сказать было нечего.

— Эти фотографии предложили одной желтой газетенке, — продолжал Алекс, стиснув зубы. — И если бы ее владелец не был моим приятелем, их бы уже напечатали!

— Ты выкупил фотографии, — догадалась Кэти, в висках больно застучало.

— Ты моя жена! У меня не было выбора! — яростно бросил Серрано ей в лицо. — О Боже!

— Прекрати на меня кричать! — выпалила Кэти, вне себя от ярости. — Очень жаль, что так получилось, но от меня ничего не зависело… И вообще, с Джери все кончилось еще до того, как я ушла от тебя в Лондоне. Наверное, мне следовало сказать тебе об этом раньше…

— Не лги мне, — отрезал Серрано, не желая слушать.

— Я не лгу.

— Теперь ты скажешь что угодно, чтобы выгородить своего дружка. Вот они, доказательства, передо мной! — Алекс выразительно постучал по фотографиям загорелой рукой и посмотрел на жену с откровенной неприязнью, презрительно скривив красивый рот.

— Ты… не веришь мне, — прошептала помертвевшая Кэтрин.

— Это не имеет значения! — отрубил Серрано. — Но я никогда не был в таком унизительном положении!

Ее отношения с Джери не имели для него значения? Кэти не верила собственным ушам. Существование Джери безразлично Алексу? Уютные, глупые мечты о счастливом браке рассыпались в прах под ударами грубой действительности. Александра Серрано беспокоило только, как он выглядел в глазах окружающих. Дело в том, что пострадало его мужское самолюбие.

Почувствовав глубокое отвращение к мужу, Кэти тут же пожалела о своем раскаянии: виноватой себя она больше не считала. Если раньше хотелось как‑то исправить положение и все рассказать мужу, то сейчас с жесткой прямотой Алекс дал понять ‑ ему это не нужно. Сердце разрывалось от боли и обиды; промолчать было выше ее сил.

— Если ты называешь унижением это — значит, тебе всегда очень легко жилось! — заявила Кэтрин.

Серрано в изумлении застыл. Его кроткая жена повысила голос! В кабинете повисла гнетущая тишина. Кэтрин подняла голову и наткнулась на взгляд горячих черных глаз. Что‑то оборвалось у нее внутри. Но отступать уже было нельзя.

— Пять лет меня унижали все газеты… Все знают, как ты дорожишь своим браком, Алекс. Уж ты постарался на этот счет. А когда роли поменялись, это вдруг оказалось для тебя смертельным оскорблением. Скажи еще спасибо, что у тебя есть деньги и связи, чтобы сохранить свою и мою репутации. У меня и этого не было, когда я читала страницы желтой прессы и любовалась фотографиями на разворот, где изображены ты и твои киски. А уж, поверь, в желающих прислать мне эти журналы недостатка не было, — горько закончила Кэтрин.

Заострившееся лицо Серрано побледнело так, что этого не смог скрыть даже загар.

— Тогда я не считал, что состою в браке, — угрюмо парировал он.

Кэтрин бросила красноречивый взгляд на злополучные фотографии, не желая выдавать мучительных сожалений о содеянном.

— Вот и я так не считала!

— Это не одно и то же! — Ослепленный яростью, Серрано не придавал логике никакого значения.

— Да, конечно, женщина всегда более уязвима, чем мужчина, — дрожащим голосом согласилась Кэти, борясь с подступающими слезами. — Но я не собираюсь посыпать голову пеплом и молить о прощении, потому что… ни о чем не жалею. Правду говоря, мне бы очень хотелось, чтобы твой приятель напечатал эти фотографии и чтобы ты прожил хотя бы несколько недель так, как я жила пять лет! — выкрикнула Кэти, сама не своя от горечи и отчаяния. — Что, ты удивлен?

— Ах ты дрянь… — тяжело дыша, сказал Серрано.

И вдруг из взгляда мужа ушла вся злость. О недавней вспышке гнева говорили лишь густой румянец на высоких скулах да слегка дрожащие руки.

— Впрочем, тебе этого все равно не понять, — сказала с бессильной злобой Кэтрин. — Я прошла через все круги ада, но не изворачивалась и не хитрила. Я никого не унизила и никому не сделала больно. А теперь расплачиваюсь за это!

Не сказав ни слова, Александр резко повернулся и вышел, оставив жену посреди комнаты, совершенно опустошенную и разбитую. Откуда в ней взялась эта злость? — мучительно размышляла Кэти. Конечно, дали себя знать пять лет горечи и унижений. Но чашу ее терпения переполнило нечто другое. И она точно знала что.