Прикосновение - Колин Маккалоу

– Я безвылазно сижу здесь, в Хилл-Энде. Знаешь поговорку? В своем гнезде не гадят.

– А я? Меня ты тоже встретила здесь.

– Ты перекатиполе, в Хилл-Энде не задержишься. День-другой – и поминай, как звали.

– Значит, между нами больше ничего не будет?

– Еще как будет, черт подери! – Руби возмущенно села. – Но только если ты куда-нибудь уедешь. Станешь бывать у меня наездами, лады? Только приезжай сам, я тебе не цыганка какая-нибудь, чтобы шататься по дорогам – мне сына надо вырастить. С заведения нельзя спускать глаз.

– Во сколько обойдется учеба в той школе?

– В две тысячи фунтов в год. Каникулы Ли будет проводить в школе. Ничего, с товарищами не заскучает. И с Во Фатом.

– Это же двадцать тысяч фунтов, потраченных неизвестно на что. – Практичность и на этот раз не изменила Александру.

– Мистер Кинросс, я не скупердяйка вроде вас, шотландцев! Голову даю на отсечение, у тебя в кошельке уже завелась моль. А у меня в роду были и воры, и моты. И потом, я женщина. Ради процветания мужчины, которому я отдам сердце, я готова на все. Вот ты – мужчина, венец творения. Другие мужчины видят в тебе несгибаемую силу и отступают. Ты чуешь, в чем твоя сила, потому что пользуешься ею. А мое единственное богатство – красота: чем еще гордиться женщине? Хорошо еще, у меня есть деловая хватка: я могу распорядиться своим единственным достоянием. – Она вздохнула. – Правда, сначала пришлось научиться делать так, чтобы не распоряжались мной.

– Сколько тебе лет, Руби?

– Тридцать. Если бы я торговала собой, выглядела бы сейчас на пять лет старше, а потом быстро усохла бы, превратилась в потасканную, заезженную шлюху, которой повезет, если хоть кто-нибудь швырнет ей медный грош. Но я рано поняла, что мне светит, и решила: нет уж, пусть телом торгуют другие. А для моей работы возраст не помеха, наоборот – чем старше бандерша, тем лучше.

– Но если Хилл-Энд когда-нибудь станет благочестивым сообществом святош, где никто и не вспоминает о золотых приисках, – предупредил Александр, – тебе придется перебраться в другой разгульный городишко.

– Знаю-знаю, – закивала Руби Коствен. – Если найдешь где-нибудь золото, вспомни обо мне, ладно?

– Думаешь, тебя можно забыть?

Последующие несколько дней Александр изучал окрестности реки Турон, поражаясь их сходству с золотоносными районами Калифорнии. Правда, Турон напоминал скорее ручей, стекающий с невысоких холмов; обычно его питали сильные ливни. Вдали от узкой полосы побережья в Новом Южном Уэльсе преобладал засушливый климат, сухая каменистая почва отчаянно сопротивлялась лопатам. А в Калифорнии зря пропадали миллионы галлонов воды – больше, чем видели когда-либо жители Нового Южного Уэльса. Заезжий ботаник с глухим немецким выговором, снимавший комнату в заведении Коствен, объяснил Александру, что австралийские деревья и другая растительность приспособлены для выживания в безводной местности.

От Руби, которая кочевала по приискам с тех пор, как в 1851 году началась «золотая лихорадка», Александр узнал, что вблизи всех рек, текущих к западу от Большого водораздельного хребта (это пышное название носила сравнительно невысокая горная цепь) в этой части Нового Южного Уэльса, найдено наносное золото – возле рек Турон, Фиш, Аберкромби, Лаклан, Белл, Макуори. Но что касается стока воды, ни одна из них и в подметки не годилась полноводным американским рекам. Руби помнила годы засухи, когда реки превращались в цепочку грязных лужиц, а во всей округе не оставалось ни единой зеленой травинки для коров и овец.

Александр чувствовал, что на Туроне поживиться нечем: местные богатства уже разграблены.

В субботу, в последний день перед отъездом из Хилл-Энда, Александр попросил у Руби разрешения взять Ли на прогулку, и она немедленно согласилась. Александр думал, что мальчика придется посадить впереди себя в седло, но оказалось, что Ли ловко правит собственным пони.

День не обманул ожиданий; чем дольше Александр беседовал с Ли, тем сильнее привязывался к нему. Пожалуй, он успел даже полюбить мальчишку. И несмотря на врожденную шотландскую расчетливость, вдруг пожелал помочь Ли получить вожделенное английское образование.

Мальчик без смущения говорил о предстоящей разлуке с матерью, а Александр грустно удивлялся зрелости и фатализму его суждений.

– Я буду писать маме каждую неделю, а еще она подарила мне дневник на целых десять лет – громадную книжищу! Я буду смотреть на нее и помнить, сколько мне еще ждать встречи с мамой.

– А может, она сумеет навестить тебя в Англии.

Изысканное детское личико омрачилось.

– Нет, Александр, ничего не выйдет. Для всех в школе я буду китайским князем, мать которого – русская дворянка. Мама говорит, что я должен вести себя, будто это чистая правда, иначе меня быстро разоблачат. А еще лучше – должен верить в то, что я и правда князь.

– Но мама может выдать себя за знакомую твоих родителей.

Ли рассмеялся:

– Ой, ну что ты, Александр! Мама не похожа на знакомую князей и дворян.

– Если она постарается, ей поверят.

– Нет, – отрезал Ли и расправил хрупкие плечи. – Если я увижу ее – все пропало. Мы выдержим, только если не будем встречаться. Мы уже все обсудили.

– Значит, вы с мамой – лучшие друзья. И не питаете иллюзий.

– Конечно, – кивнул мальчик, словно удивляясь недогадливости Александра.

– Наверное, в ближайшее время мне придется время от времени бывать в Англии. Ты не против, если я буду навещать тебя? Разумеется, прилично одетым, как подобает шотландскому джентльмену. Как ни странно, в Англии наш шотландский акцент не считают изъяном. Для англичан мы иностранцы, в жилах которых слишком много английской крови, потому и пользуемся всеми преимуществами.

Ли сверкнул глазами и радостно заулыбался:

– Да, Александр, это было бы так здорово! Пожалуйста, приезжай!

Когда Александр Кинросс покидал Хилл-Энд под перезвон церковных колоколов, призывающих недругов Руби на воскресную службу, его думы были полны Руби Коствен и ее удивительным сыном. Мальчик оказался еще умнее, чем полагала его мать, хотя интересовался инженерным делом больше, чем классическим образованием, о котором мечтала Руби. Едва Ли узнал, что Александру известно устройство двигателей, прогулка вдоль Турона превратилась в непрерывную игру в вопросы и ответы. «Вот такого сына я хотел бы иметь, когда возьму в жены девушку из рода Драммондов», – подумал Александр, когда Хилл-Энд остался далеко позади.

Дома, в Батерсте, он застал Джима Саммерса погруженным в гроссбухи; все, что требовалось Александру, уже было заказано и либо ждало на заднем дворе, либо должно было прибыть со дня на день. Обязанности экономки исполняла молодая вдова Мэгги Мерфи – малообразованная, но чистоплотная и деятельная особа, умеющая готовить простую, но сытную и вкусную пищу. Мэгги и Сэм переглядывались так часто, что Александр разгадал, откуда ветер дует, но, поскольку Сэм о своих намерениях и словом не обмолвился, Александр заводить расспросы не стал. Время покажет, что будет дальше.