Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник) - Николай Ломакин

За первые дни этого плавания миссис Ауда познакомилась с Филеасом Фоггом поближе. Она не упускала случая выражать ему живейшую признательность. Флегматичный джентльмен внимал ее излияниям в высшей степени холодно (по крайней мере, с виду), ни тоном, ни единым жестом не выражая ни малейших чувств. Однако бдительно следил, чтобы молодая женщина ни в чем не нуждалась. И регулярно, в определенные часы навещал ее, если не затем, чтобы поболтать, то выражая готовность хотя бы слушать. В обращении с ней он строжайшим образом соблюдал правила учтивости, но ждать от него изящества и непосредственности стоило бы не более, чем от автомата, изготовленного специально для этой цели. Миссис Ауда от этого терялась, не знала, что и думать, но Паспарту как мог объяснил ей, каков характер его эксцентричного господина. Он рассказал ей и о том, какое невероятное пари побудило джентльмена-домоседа пуститься в кругосветное путешествие. Этот рассказ вызвал у миссис Ауды улыбку, но поскольку она была обязана жизнью Филеасу Фоггу и смотрела на него не иначе как на своего спасителя, он ничего не мог потерять в ее мнении.

Миссис Ауда подтвердила трогательный рассказ индийского проводника. Она действительно принадлежала к народности, занимающей выдающееся положение среди множества населяющих Индию племен. Многие парсы занимались коммерцией, в том числе торговали хлопком, и нажили большое состояние. Одного из них, сэра Джеймса Джиджибоя, английское правительство возвело в дворянское достоинство, и миссис Ауда была в родстве с этим бомбейским богачом. Именно к его кузену, почтенному Джиджи, она теперь направлялась в Гонконг. Найдет ли она у него убежище и поддержку? Такой уверенности у нее не было. На это мистер Фогг ответил, что причин для беспокойства нет: все устроится «математически»! Он употребил именно это слово.

Понимала ли молодая женщина, что, собственно, означает это странное выражение? Трудно сказать. Как бы то ни было, ее большие прозрачные глаза, «очи, подобные священным озерам Гималаев», часто смотрели на мистера Фогга прямо и неотрывно. Но непробиваемый Фогг, такой же замкнутый, как всегда, казалось, был не из тех, кто способен очертя голову броситься в этот бездонный водоем.

На первых порах плавание «Рангуна» проходило лучше некуда. Погода благоприятствовала путешествию. Этот участок громадного залива, который моряки прозвали «Бенгальским лазом», приветливо встретил пакетбот, избавив его на пути от каких-либо неприятных сюрпризов. Вскоре с «Рангуна» стал виден Северный Андаман, первый из Андаманских островов, увенчанный живописной горой Сэдл-Пик, вершина которой, возвышаясь на две тысячи четыреста футов, издали приветствует мореплавателей.

Берег проплывал за бортом совсем близко. Но дикие папуасы, жители острова, там не показывались. Это существа, стоящие на низшей ступени развития рода людского. Однако те, кто утверждает, будто папуасы грешат каннибализмом, возводят на них напраслину.

Когда перед глазами путешественников стала разворачиваться панорама островов, они были поражены ее великолепием. Огромные леса латаний, капустной пальмы, бамбука, мускатного ореха, индийского дуба, гигантских мимоз и древовидных папоротников, а на заднем плане – изящные очертания гор. Берега кишели тысячами драгоценных саланг, съедобные гнезда которых в Небесной империи считаются изысканным блюдом. Но переменчивые пейзажи Андаманских островов быстро промелькнули мимо «Рангуна», а он на всех парах продолжал свой путь к Малаккскому проливу, служащему воротами в Китайское море.

Что же поделывал тем временем злополучный инспектор Фикс, по недоразумению вовлеченный в кругосветное путешествие? Оставив распоряжения насчет того, чтобы ордер, если таковой наконец прибудет, отослали ему в Гонконг, сыщик успел погрузиться на «Рангун». При этом ему удалось не попасться на глаза Паспарту, и он рассчитывал скрывать свое присутствие вплоть до прибытия пакетбота к месту назначения. Понятно же, насколько сложно будет объяснить, откуда он здесь взялся, не возбудив подозрений у Паспарту, которому известно, что он должен находиться в Бомбее. Однако стечение обстоятельств привело ктому, что детектив волей-неволей возобновил свое знакомство с этим славным малым.

Как это произошло? Сейчас увидим.

Теперь на поверхности земного шара оставалась одна-единственная точка, к которой устремлялись все надежды, все желания полицейского инспектора: Гонконг! Ожидалась еще остановка в Сингапуре, но слишком короткая: там ему не успеть провернуть свою операцию. Стало быть, арест вора должен произойти в Гонконге, ведь в противном случае этот проходимец ускользнет от него, как говорится, безвозвратно.

Гонконг и впрямь, хоть и находился на английской территории, был последним в его маршруте пунктом, где еще действовали британские законы. Дальше – Китай, Япония, Америка – страны, сулящие господину Фоггу более или менее надежный приют. В Гонконге, если ордер на арест, по-видимому, следующий за ним по пятам, наконец догонит Фикса, можно будет преспокойно взять Фогга и предать его в руки местной полиции. Тут затруднений не предвидится. А за пределами Гонконга простого ордера уже недостаточно. Потребуется акт об экстрадиции преступника. Отсюда проволочки, запоздания, всевозможные препоны. Мошенник сумеет ими воспользоваться, чтобы улизнуть окончательно. Если в Гонконге дело сорвется, станет крайне трудно, а то и вовсе невозможно продолжать преследование, сохраняя за собой хоть какие-то шансы на успех.

«Итак, – твердил сам себе Фикс в долгие часы, которые он проводил, запершись в своей каюте, – или я получу ордер в Гонконге и арестую моего клиента, или, если ордер задержится, надо будет любой ценой задержать вора в городе! Я промахнулся в Бомбее, я упустил его в Калькутте, если и в Гонконге все сорвется, пропала моя репутация! Нет, я должен достичь своего, чего бы это ни стоило. Но как это сделать, какой способ найти, чтобы при необходимости отсрочить отъезд этого проклятого Фогга?»

В крайнем случае Фикс решил признаться во всем Паспарту, открыть ему глаза на этого типа, которому он служит, но – тут сомнения нет – отнюдь не является его пособником. Паспарту, пораженный этим разоблачением, испугается, что и сам будет скомпрометирован, и наверняка перейдет на сторону Фикса. Но это средство все же рискованное, его стоит пустить в ход, только если не подвернется чего получше. Ведь если Паспарту проболтается, одного его слова, сказанного хозяину, хватит, чтобы безнадежно испортить все дело.