Божественный сумасброд. Жизнеописание и песни Друкпы Кюнле - Лхундруб Цо

Лама посмотрел в дверную скважину, величиной с кулак, и натолкнулся взглядом прямо на красную пасть змея.

— Если тебе хочется что-то сожрать, получай это, — крикнул он, схватив рукой свой твёрдый член и ткнув Пламенным Алмазом Мудрости в змеиное рыло. Словно ударом молота, тому вышибло четыре верхних и четыре нижних зуба.

— Что-то ударило меня в рот, — дико завопил демон, сбегая с террасы речной долины.

Он нёсся, пока не оказался у пещеры, называемой Победоносное Знамя Льва. Там в глубокой медитации сидела монахиня по имени Ани Самтен Пемо.

— Налджорма! Что-то жуткое ударило меня в пасть! — прохрипел он, совсем запыхавшись.

— Что же это было и откуда взялось? — поинтересовалась она.

— В Гомсаркха, у дома старухи. Странный человек, ни мирянин, ни монах, нанёс мне удар пылающим железным молотом, — с трудом переводя дыхание, произнёс демон.

— То, что ударило тебя в пасть, наносит раны, которые больше не заживают. Если не веришь — смотри сюда! — Она задрала юбку и расставила ноги — Эта рана была нанесена тем же орудием. Нет никакого средства, чтобы залечить её.

Демон ткнул пальцем и поднёс его к своему носу:

— А кха кха! Эта рана уже источает запах, и, наверное, с моей будет то же самое, — застонал он. — Что же мне делать?

— Слушай меня! — посоветовала ему монахиня. — Вернись назад, к тому, кто нанёс тебе этот удар, — он все ещё будет там. Его зовут Друкпа Кюнле. Поднеси ему свою жизнь и дай обет не причинять больше вреда ни одному живому существу. Тогда, может, ты и излечишься.

Демон последовал её совету и вернулся к дому, где его уже ожидал Друкпа Кюнле. Он пал ниц перед Ламой и со словами: "Отныне я буду слушаться твоих приказаний", поднёс ему свою жизнь.

Положив свой Алмаз на голову демона, Лама привёл его под власть Учения и возложил на него обеты буддиста-мирянина. Он дал ему имя Демон-Бык и назначил защитником Учения. Вплоть до сегодняшнего дня он — страж Гомсаркха, и ему всё ещё делают подношения.

Когда Лама, выйдя из долины Лхадзонг, поднимался вверх, к нему приблизилась демоница Лхадзонга, явившись в своём устрашающем обличье, закутанная в необычные одежды. Он тотчас же возвёл свой Пламенный Алмаз Мудрости к небу и, не в состоянии выносить его вид, демоница превратилась в ядовитую змею. Лама поставил ей на голову ногу, и тварь окаменела. И по сей день её можно увидеть посреди главной дороги.

Наконец-то Владыка Дхармы Друкпа Кюнле подошёл к дому Тёпы Цеванга, на который упала его стрела. Первым делом он остановился и помочился на стену.

— Гляньте, какие у него большие яйца! — закричали ребятишки, наблюдавшие за ним.

Лама спел им такую песню:

Летом, в пору синей кукушки,

Удлиняются свисающие книзу яйца.

Зимой, в пору коричневых оленей,

Удлиняется свисающая вниз головка члена.

Но безразлично, летом ли, зимой,

Весь он удлиняется, когда голодный.

Но в этом —  различие между тёплым и холодным временем года.

Затем Лама вошёл в дом и спросил о своей стреле. Тёпа Цеванг заверил его, что стрела здесь, и попросил остаться. Неожиданно взор Кюнле упал на хозяйку дома, Палзанг Бутри (которую также звали Ригден Норбу Дзомма).

Один лишь вид её лица, подобного расцветшему цветку и излучающего божественное сияние, тотчас же очаровал его, и он запел эту песнь:

Верно, что стрела с пути не сбилась,

Так как привела меня к тебе, о милая богиня.

Цеванг, хозяин дома, оставь нас наедине.

Я сегодня же должен овладеть этой девушкой!

И Лама уже намеревался овладеть ею. Её супруг вышел из себя, обнажив меч и, готовый к нападению, сказал:

Я предлагаю тебе ночлег,

А ты крадёшь мою жену,

Не сказав и трёх слов в приветствие.

Ты ещё не успел присесть,

А уже соблазняешь её!

Такого я ещё не видывал

И никогда не слыхивал о таком поведении!

Может, в Тибете себя так ведут,

Но у нас на юге такого обычая не знают.

С этими словами он замахнулся на Ламу мечом, но тот левой рукой обхватил Палзанг Бутри за шею, а правой отобрал у него меч. Охваченный доверием Цеванг произнёс:

— Я не знал, что ты Будда, — и при этом коснулся лбом стоп Ламы. — Ты можешь взять мою жену и до конца моих дней оставаться в моём доме.

Друкпа Кюнле обещал погостить какое-то время. За этот срок силой его молитв Пхаджойсе Сангдак Гартён вошёл в утробу Палзанг Бутри, переродившись Нгагвангом Тендзином, который, подрастя, стал монахом в Ралунге и у лотосных стоп своего учителя Нгаги Вангчука достиг совершенств. В исполнение предсказаний дакинь, тот основал место отшельничества Тамго, затем исполнил Ритуал Основания Рода, и в результате этого Пхаджой ещё раз переродился, став его сыном Цеванг Тендзином. У Ябдже Цеванг Тендзина было два сына, старший — Мастер Джингьял и младший — Гьялсе Тендзин Рабгье. Но на этом семейная линия прервалась[78].

Пока Друкпа Кюнле жил в доме Цеванга, из уст в уста переходил стишок:

Тёпа Цеванг находит радость в Учении,

Свободный от забот Кюнле —  в супруге Цеванга.

Да здравствуют любители Учения и любовники супруг!

Однажды Лама решил подчинить злых духов с конца долины. Взобравшись но откосу, он натолкнулся там на старика Апа Ситхар Другья, который резал торф.

— Если сюда придёт торговец цимбалами, то надо будет купить у него одну пару, — думал в это время старик.

— Что ты делаешь? — спросил Лама, уловив его мысли.

— Я режу торф, — ответил Апа. — А откуда ты, налджорпа?

— Я торговец из Тибета, продаю цимбалы, — сказал Кюнле.

— Хороши ли твои цимбалы, — спросил Апа, — и как они называются?

— Цимбалы хорошие, называются они "Отрывистый звук"[79], — уверил его Лама.

— Пожалуй, я их куплю, — отвечал Апа, — покажи-ка их мне!

— Про торговлю цимбалами есть одна пословица, — сказал Кюнле. — "Не прочтя молитвы — не сделаешь подношение, а с пустыми руками не ударишь в барабан". Так и нам для нашей сделки нужен чанг. У тебя он с собой?

— Дома у меня семь мер, — сказал ему Апа. — Я схожу за ними, если ты пока порежешь торф.

Кюнле взял заступ и стал резать торф. Вскоре появился дух долины, один вид которого наводил ужас, и набросился было на Ламу, да с налёта наткнулся на его Пламенный Алмаз Мудрости. Гоня духа перед собой, Лама загнал его внутрь огромной скалы в Тёпа Силу.

— Ты не выйдешь