Римская империя. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов

Из доклада Александра выяснялось, что понадобится много средств на покрытие расходов. Лукцей сообщил полученное им из имения известие и спросил Александра, сколько можно рассчитывать получать дохода с римских домов на случай, если в имениях дела будут очень плохи. Александр заволновался и сообщил, что и в Риме дела обстоят неважно. Съемщики квартир все жалуются, что жильцы не платят им за комнаты и углы, и они сами поэтому не в силах уплатить вовремя арендные деньги.

Лукцей вспылил.

– Почему же они не заставят их заплатить?

– Вот в том-то и дело, – отвечал Александр, – что теперь трудно кого-нибудь заставить платить. По всем домам идут совещания мелких жильцов. Они сговариваются денег за комнаты и углы не вносить и долгов не платить. Все словно обезумели. Я вчера ночью шел домой и чего только ни насмотрелся!

Лукцей заинтересовался, и Александр продолжал:

– Я шел спокойно. Было тихо и темно на улице. Вдруг вижу вдали каких-то людей, куда-то спешат с факелами. Думаю, пойду за ними. Пошел. Смотрю, все бегут на площадь, а там народу без конца. Кругом люди с факелами, а посредине высоко над толпой стоит человек и что-то говорит. Мне было плохо слышно, но отдельные слова до меня долетали. Он что-то говорил о славном времени Гракхов, призывал всех воспрянуть духом и начать жизнь по-новому. В его речи часто слышалось имя Цезаря. Он уверял, что когда Цезарь придет, то он простит все долги и наделит всех бедняков землей. Как только он это сказал, вся площадь задрожала от рукоплесканий. Я оглянулся кругом. Было плохо видно лица. Факелы дымили, и тени бежали по толпе. Но все-таки я различил, что большинство было людей простых, рабочих, разносчиков. Среди них было много и тех оборванцев, которые живут у нас по каморкам и углам и неизвестно чем промышляют. Были, я думаю, там и рабы. Пока я разглядывал соседей, на площади что-то произошло. Кто-то закричал: «Стража идет»! Все бросились бежать. Кто были с факелами, бросили их на землю. Сразу стало темно. Слышны были только топот ног и крики. Я прижался к стене и видел в темноте, как гнались за бегущими десятка три воинов, которые теперь, по приказанию Помпея, всю ночь ходят по улицам. Скоро вся площадь опустела. Я уж рад был, что сам не попался.

Лукцей слушал, что говорил ему Александр, видел перед собой это ночное сборище, и страх нарастал в его душе. Он чувствовал, что вражда бедных к богатым, столь часто возникавшая в Риме, пробуждается снова со страшной силой. Но, не желая обнаруживать перед Александром своих мыслей, Лукцей, прервав беседу, отпустил его и, оставшись один, погрузился в невеселые думы, окруженный со всех сторон разбросанными и разложенными заметками, записками, начатыми и неоконченными сочинениями.

II

Заседание сената происходило в необычной обстановке. Половина скамей пустовала. Отсутствовали немногие сторонники Цезаря, и не пришли все те, кто просто боялся за себя и свое имущество и не хотел лишний раз обнаруживать своих мыслей. Лукцей внимательно наблюдал за всем происходящим. Сначала говорил Помпей. Его речь была длинной, но бессвязной, как всегда бывает у людей, не умеющих говорить. Он говорил о великих устоях государства, о власти сената, о власти лучших людей в государстве. Он говорил, что Цезарь идет войной, чтобы свергнуть владычество людей порядочных и дать силу черни. Сенат должен противостоять этому, а он, Помпей, только военный вождь и исполнитель велений сената, будет ждать от него указаний.

Сенаторы слушали речь Помпея, словно исполняя досадную обязанность. Не все верили в его искренность, думали, что он может опять изменить и, примирившись с Цезарем, переменить тон и заговорить властным языком. Некоторые из сенаторов обменивались между собой насмешливыми взглядами в тех случаях, когда Помпей говорил о своей преданности законам государства. Большинство обнаруживало явное нетерпение и раздражение, слушая затянувшуюся речь. Лишь только Помпей кончил, Волкаций Тулл громким вызывающим голосом спросил его, сколько у него войска в данное время и сколько он может еще собрать. Помпей, не ожидавший подобного вопроса, видимо, смутился. Он начал по своей привычке нервно перебирать рукой волосы на голове, отчего они взлохматились и придавали его лицу смешное и растерянное выражение. Робким, нерешительным голосом Помпей заговорил о том, что у него имеются в распоряжении два легиона, которые недавно вытребовал сенат у Цезаря, что, кроме того, идет набор войск, и скоро их будет много. Лукцей слушал Помпея, и его раздражал неуверенный голос, неясный выражения, запутанность речи Помпея, который могли быть истолкованы его слушателями, как признак неуверенности в себе или желание что-то скрыть. Лукцей хорошо знал эту особенность Помпея, который терялся среди партийных раздоров, не умел говорить, а тем более делать возражения, и от этого много терял.

Помпей Великий

Когда Помпей кончил свои объяснения, Волкаций Тулл почти закричал ему прямо в лицо: «Ты обманул нас, Помпей!» – и, обернувшись к сенаторам, заявил, что, по его мнению, надо немедленно послать к Цезарю послов для переговоров о мире, так как для борьбы нет войск. Но это предложение было встречено бурей негодования. Все сразу вскочили с мест, заговорили, зашумели. Одни, робкие, говорили, что, может быть, правда, лучше примириться с Цезарем. Другие называли их за это чуть не изменниками. Кто-то вспомнил, как Помпей похвалялся когда-то, что стоит только ему топнуть ногой, и вся Италия покроется легионами. Дерзкий и быстрый на язык, Фавоний предложил Помпею теперь же топнуть ногой, чтобы явились нужные войска. Заговорили о том, что по слухам плохо идет набор. Помпей принужден был признать, что это так. Однако большинство сенаторов решительно отвергало всякую мысль о примирении с Цезарем. Хотя Помпею доверяли не вполне, но видели в нем сейчас единственную опору, как в человеке, все-таки хорошо знающем военное дело. Поэтому, как это бывает в минуты опасности, довольно скоро все забыли вспыхнувшее раздражение и, окружив тесным кругом Помпея, горячо обсуждали план войны. Мнения разделились. Лукцея раздражало то, что Помпей стоял за оборону города. Ведь еще два дня тому назад он соглашался с ним, что войну надо перенести на Восток, где много средств и где знают Помпея, Лукцею уже не раз приходилось сталкиваться с этим непостоянством Помпея, и оно всегда сердило его. Но, и сердясь сейчас на Помпея, Лукцей не мог не отдать ему должного. Он удивлялся тому, как Помпей сумел все-таки овладеть вниманием раздраженных сенаторов и, овладев собою, развивал перед ними план обороны.

Однако заседание сената уже