Дорогой враг - Кристен Каллихан

и он будет поддерживать меня столько, сколько нужно. Я не могу разобрать это чувство. По всем признакам объятия с Мейконом должны вызвать во мне тревогу. И честно сказать, я не припомню, что мы когда-либо добровольно прикасались друг к другу.

Пытаюсь вспомнить то время, когда у нас был хоть какой-то длительный физический контакт в детстве, и пустота. Потрясенная, я отстраняюсь от тепла его руки. Он легко выпускает меня, будто это объятие что-то незначительное, и я сразу чувствую себя глупо.

Конечно, в этом нет чего-то важного. Люди постоянно дразнят и обнимают друг друга без каких-либо странно-скрытых мотивов. Мысленно я мотаю головой, не зацикливаясь на этом.

Мы останавливаемся в тени эвкалипта. Мейкон откусывает кусочек манго, облизывая губы, когда сок угрожает скатиться по подбородку. На мгновении я заворожена этим зрелищем.

— Ты уже смотрела «Темный замок»? — спрашивает он, не обращая внимания на то, как я пристально смотрю на его губы.

— Ах… еще нет.

— Еще нет? — В его голосе слышится ироничное веселье. — Ты избегаешь его смотреть из-за того, что там есть сексуальные сцены со мной или из-за моей наготы в целом, бабуля?

Я прищуриваю глаза в предупреждении, но это лишь заставляет уголки его глаз сморщиться от озорства.

— Ни то и ни другое. — На самом деле оба варианта. — У меня просто не было времени смотреть два сезона вечных обезглавливаний, потрошений и походов по борделям.

И в этом я ни капельки его не обманываю.

— Как насчет того, чтобы я попросил студию прислать нарезку с лучшими моментами, вместо просмотра сериала?

— Звучит так, будто ты хочешь, чтобы я увидела твою голую задницу.

— Скорее, увидеть твою реакцию на мою голую задницу, — говорит он, подмигивая.

Я тяжело вздыхаю.

— Ведешь себя как ребенок.

— Рядом с тобой? Каюсь.

Мы обмениваемся улыбками, но его быстро исчезает.

— Знаешь, поэтому я и пошел в актеры.

Я собираюсь распаковать свои дольки манго, но останавливаюсь на его словах.

— Хочешь объяснить эту бессмыслицу?

— Эту бессмыслицу. Всю свою жизнь я притворялся кем-то другим и подумал, почему бы не заниматься этим профессионально?

— Притворялся? — глупо повторяю я.

Краска заливает его щеки, и он прочищает горло.

— Я никогда и ни с кем не был самим собой.

Мой голос оглушительно тихий.

— Почему ты не мог быть самим собой?

— Я не знал как, — отвечает он так же тихо. — Все в моей семье кем-то притворялись.

Мейкон переносит вес на больную ногу, морщится, затем снова опирается на здоровую. Он сжимает гладкий яйцевидный янтарный набалдашник трости так сильно, что костяшки его пальцев белеют.

— Вот почему я любил приходить к тебе домой. Как бы то ни было, вы всегда были самими собой. Для меня это казалось чем-то прекрасным и странным, словно я смотрел любимую пьесу, только актеры говорили на иностранном языке.

Какое-то время я не могу пошевелиться. Мимо проходят толпы людей, а я просто смотрю на Мейкона и думаю, видела ли я когда-нибудь его настоящего. Я бы узнала его лицо где угодно. Раньше я видела его в ночных кошмарах. Несмотря на возраст, черты его лица не изменились: те же рельефные скулы, квадратная челюсть и самодовольный нос с высокой переносицей. Те же губы идеальной формы, которые выглядят одновременно жесткими и невероятно мягкими. В уголке его правого глаза по-прежнему есть веснушки. У женщин их бы назвали родинками. И все же нынешний Мейкон — совершенно другой: он охотно показывает мне свои неидеальные стороны.

Мне хочется спросить, почему его семья не была самой собой, почему он чувствовал необходимость притворяться. Но становится ясно, что он начинает сожалеть о том, что сболтнул лишнего. Его взгляд мечется по сторонам, будто он предпочел бы смотреть куда угодно, только не на меня.

Хотел он того или нет, но Мейкон поделился частичкой себя. Не думаю, что кто-то когда-либо удостоился этого. Я чувствую себя… польщенной.

— О, верно, моя семья всегда была самой собой, — говорю я, слегка пожимая плечами, будто воздух между нами не стал слишком тяжелым из-за призраков прошлого. — До такой степени, что мы делились друг с другом почти всем. Только не говори мне, что Сэм никогда не упоминала о «Вечере семейных обид».

Из Мейкона вырывается затяжной, удивленный смешок.

— Нет. А что это? — Он слегка усмехается. — Расскажите, мисс Бейкер.

Как правило, я забираю ужасные секреты «Вечера семейных обид» с собой в могилу. Но он поделился со мной своей тайной. Так что мне стоит сделать то же самое.

— Всякий раз, когда, по мнению мамы, мы слишком много ссорились, она устраивала для нас семейные вечера, и нам приходилось «высказывать свои обиды».

Мейкон явно на волоске от того, чтобы рассмеяться. По блеску в его глазах видно, что он сдерживается.

— То есть как Фестивус?[21]

Я съеживаюсь, вспоминая это.

— Но без шеста.

Раздается фырканье, и он проводит рукой по рту.

— Я почти уверена, что мама позаимствовала идею у «Сайнфелда». В любом случае из этого ничего хорошего не выходило.

— Неужели.

— Это неизбежно заканчивалось такой сильной ссорой, что…

— Ты участвовала в «Проверке крепости духа»? — Мейкон хмурит брови, прикусывая нижнюю губу в плохо скрываемой попытке сдержать улыбку.

— С тем же успехом могла бы, — с сожалением признаю я. — Мама грозилась облить нас из шланга и жаловалась на то, в чем была ее ошибка. — Если я закрою глаза, то смогу представить это сейчас: маму, стоящую руки в бока с измотанным видом. — Однажды я допустила ошибку, ответив, что прекратить проводить «Вечер семейных обид» было бы хорошим началом для исправления ошибок.

Мейкон разражается смехом.

— О, черт, как жаль, что я не знал об этом тогда. Я бы обязательно присутствовал.

— Если бы ты это сделал, то у меня осталась бы травма на всю жизнь. — Я мотаю головой. — Не могу поверить, что Сэм никогда тебе не рассказывала об этом.

— А зачем ей мне об этом рассказывать?

Я резко задумываюсь, пристально изучая его лицо, чтобы понять, серьезен ли он. Мейкон выглядит искренне смущенным.

— Это был кошмар для нас обеих. В детстве вы с Сэм проводили вместе каждую минуту. Я предполагала, что она рассказывала тебе все.

На шее Мейкона выступают вены, когда он отводит взгляд и сводит брови вместе.

— Говорила в основном Сэм, а я притворялся, что слушаю. Но в разговорах не затрагивалось ничего личного. Она жаловалась на свои волосы или на то, кто повел себя с ней плохо, а я просто кивал. По правде говоря, я считал ее чертовски скучной.

У меня отвисает челюсть.