Новая хозяйка собаки Баскервилей - Наталия Миронина

– Так, приступим, – гример, она же парикмахер улыбнулась Але в зеркало.

– Приступим…

Аля сегодня пела Моцарта, по удивительному совпадению, ту же самую арию, которую пела в Зальцбурге в выпускном классе. Это ее учителя, такие опытные и такие рисковые поручили молодой певице то, что начинающим певцам труднее всего, – музыкальную партию, требующую безусловного владения голосом.

– Моцарт – это трудно, – говорили со всех сторон.

– Это соответствие голоса и произведения. Старые мастера умели подстроиться под исполнителя, – возражала фрау Вальц, преподавательница Али.

Прическа, грим, и вот уже подали платье – для этого выступления Аля выбрала темно-вишневое платье с узким белым воротником из кружева ручной работы. Когда она оделась и посмотрелась в зеркало, то не могла не улыбнуться.

– С богом, – секретарь Людмила строго перекрестила Алю и подтолкнула к двери, – идите, уже было объявление.

Этот путь до сцены она проходила неоднократно, но спроси, какого цвета стены, не ответила бы. Уже в кулисах, когда были видны освещенная сцена и темный зал, она остановилась и дотронулась до кольца, которое было у нее на левой руке. «Я готова», – проговорила тихо и теперь ждала только знака, чтобы выйти на сцену.

– Мадам Корсакова, вам просили передать, – молодой человек из числа сотрудников театра, передал ей записку. Аля, почти не понимая, посмотрела на него – она запрещала беспокоить ее до начала выступлений. Но молодой человек протягивал записку, она взяла и, развернув, прочитала…

– Людмила, я петь не буду. Передайте, пожалуйста…

Аля теперь шла быстро к себе, пытаясь на ходу расстегнуть узкие манжеты платья… Навстречу ее попадались удивленные люди, кто-то громко окликнул, но она только бросила по-английски:

– Все вопросы к помощнику и секретарю.

Распахнув дверь гримуборной, она бросила помощнику:

– Позвоните в аэропорт, мы должны срочно вылететь в Москву.

– Когда?

– Как можно быстрее.

Секретарь Людмила вбежала в гримерку, разговаривая по мобильному телефону, следом шел кто-то из администрации, потом послышался голос режиссера.

– Пусть войдут, я сама все объясню.

– Я все объяснила, – Людмила запнулась, – вернее, я объяснила, что вы выступать не будете. Причины я не знаю, поэтому и не дала никаких пояснений. Только, пожалуйста, – тут она понизила голос, – что бы то ни было – осторожнее. Здесь же сейчас полно прессы.

Аля кивнула.

– Причина уважительная. Семейная. Все вопросы, связанные с финансово-юридической стороной моего решения, можно обсудить с моим агентством. Прошу меня извинить, я должна спешить.

– Машина готова. – Помощник уже держал в руке кожаный кофр, куда Аля побросала мелочи.

В машине помощник, сидящий рядом с водителем, обернулся и сказал:

– Вы полетите с пересадкой в Лондоне. Это самый оптимальный вариант, который удалось найти при такой спешке. Главное, не попасть в пробку.

– Хорошо, спасибо. – Аля вдруг почувствовала нежность к этим людям. Никто из них не задал ни одного вопроса. Для них было достаточно только ее решения – без пояснений, уговоров, объяснений. «Команда. Как того и хотел Вадим», – подумала Аля, прикидывая, во сколько они будут в Москве.

Самолет набрал высоту, и Аля наконец смогла хоть немного расслабиться. С момента получения известия о покушении на Юру, до момента посадки в самолет прошло всего четыре часа – из них час ушел на то, чтобы добраться до аэропорта – пробки в городе были безумные.

Секретарь Людмила, которая летела в Москву вместе с Алей, уже связалась с Алиной матерью и Вадимом. По голосу последнего было понятно, что он несколько удивлен.

– Кто ей об этом сообщил?! Я не хотел, чтобы она сюда приезжала, пока не очень ясно, насколько серьезна ситуация…

– Я не знаю, записку подали прямо в кулисах, она готовилась выйти на сцену… Я записку не видела… От кого она – мне не сказали.

– Понятно. – Вадим вздохнул. – Если она решила – вылетайте. Да, конечно, мы выплатим все неустойки, пусть ее это не смущает. Положение Юрия серьезное, но, думаю, он будет рад ее видеть. Я буду вас встречать. – Голос Вадима звучал ровно, и Людмила в полной мере оценила «прочность» этого человека. Не раз она сталкивалась с ним, решая сложные вопросы, касающиеся и гастролей, и гонораров, и каждый раз поражалась взвешенности и мудрости решений.

– Мне иногда кажется, что вам очень много лет, так разумно вы поступаете, – как-то сказала ему Людмила. Вадим только улыбнулся.

Сейчас, наблюдая за Алей, которая устало откинулась в кресле, Людмила пыталась наметить план дел на то время, которое они проведут в Москве…

Аля улетала из Нью-Йорка так, словно навсегда покидала этот город, так, будто она прожила в нем не пять лет, а какую-нибудь неделю. Она уезжала, словно навсегда рвала с этой жизнью и оглядываться на прошлое смысла не было. Сейчас в самолете она вдруг испугалась – еще никогда она не приносила в жертву свою работу. Даже когда свалилась с гриппом, она все равно вышла на сцену и пела партию Татьяны в «Евгении Онегине». Но этот страх был минутным, он тут же сменился страхом другим – страхом возможной потери. «Что с Юрой? Почему не позвонил Вадим?! Он же наверняка все знает! Может, так плохо обстоят дела?» – думала Аля и старательно гнала от себя тревогу.

Лондон долго их не принимал из-за вечного тумана, а когда они наконец сели, Аля уже почти спала.

– Люда, долго мы здесь будем, может, имеет смысл устроиться в отеле?

– Нет, говорят, что вылет через полтора часа, – Люда вертела головой по сторонам, – аэропорт огромный, задумай я проехать его из конца в конец, моя машина успела бы сломаться два раза.

Страсть Люды к ее мягко говоря не новому и постоянно ломающемуся автомобильчику была притчей во языцех.

И взлет в Гатвике, и посадку в Москве Аля проспала. Она так устала от этих безразмерных суток, от беспокойных мыслей и от воспоминаний, что заснула сразу, как села в самолет.

Когда в салоне запахло кофе, Люда попыталась разбудить Алю:

– Перекусите хоть немного.

Но Аля только что-то пробормотала и опять уснула. Люда накрыла ее пледом. До Москвы оставалось полтора часа.

В семью Спиридоновых Аля Корсакова, начинающая тогда оперная певица, вошла, почти поссорив родных братьев. Вадим, старший брат, новоиспеченный владелец продюсерского центра, «открыл» Алю случайно, увидев ее на концерте в Доме детского творчества. Потрясенный голосом, он, намеревавшийся открыть свой бизнес, вдруг поменял планы и, продав немного монет из коллекции, доставшейся ему в наследство от отца, пустил деньги на раскрутку певицы и открытие продюсерского центра. Все то время, что Аля училась в Зальцбурге вокалу, Вадим опекал ее, заботился о ней и так много уделял внимания, что в его собственной семье начались проблемы. Аля была слишком молода и слишком увлечена такими резкими переменами в своей жизни. Она не поняла, что вместе с ответственностью за ее судьбу и карьеру, вместе с заботой Вадимом движет и увлеченность ею как женщиной. Аля была еще очень молода и неопытна, чтобы распознать мужскую влюбленность, тем более что Вадим был человеком сдержанным. Об этой влюбленности, как водится, первыми узнали, вернее, почувствовали жена Вадима Галя и его мать Варвара Сергеевна. Аля же практически ничего не заметила.