Пантера. Начало - Наталья Корнилова

Вдова, говорят, обрела несметные богатства. Как-то у них там в семье получилось, что, когда муж писал, она его все время ругала, не понимая своего счастья, и ему приходилось прятать свои рукописи, чтобы она их не сожгла или не выбросила на помойку. Он заныкал несколько своих произведений по одному ему известным шхерам, рассовал их по самым глубоким норам. Вдова с превеликим трудом находит по одной кипе исписанных на машинке листов в год-два. Потом относит найденный шедевр в издательство, построившее недавно небоскреб на Садовом кольце за счет продажи этих книг, получает деньги, возвращается домой, берет кирку и лопату, или уж не знаю, как она там ищет, и принимается за поиски следующего творения. Телевизионщики даже приезжали к ней домой, в подмосковную деревню, и снимали захватывающий процесс переворачивания всего дома вверх дном. В тот раз, правда, так и не удалось запечатлеть на видео момент нахождения потайной шхеры, и журналисты уехали ни с чем. Зато через полгода после путча 91-го года она нашла под куриным насестом в сарае ту самую книгу — «Путч в конце лета». Потом появились и все последующие, причем каждый раз после события, описанного в книге, словно кто-то невидимый сверху подсказывал вдове, что и когда нужно находить, а главное — где.

Судя по ее выговору и словарному запасу, она была недалекой женщиной, не способной даже сейчас до конца оценить всю значимость и феноменальность мужниных творений. Несмотря на дикое количество денег, она осталась жить в своей развалюхе в ста километрах от Москвы, видимо рассчитывая отыскать еще что-нибудь, чтобы обеспечить уже не только детей и внуков на всю оставшуюся жизнь, но и тех потомков, которые даже уже не будут помнить имени своей благодетельницы прав тысячной степени бабушки. Поэтому все свободное от кормления кур и доения коровы время она проводит в неустанных поисках. Много раз представители издательства и других, даже научных организаций, заинтересованных в познании будущего России, предлагали ей свою помощь, чтобы разнести ее халабуду по кирпичику и отыскать все оставшиеся рукописи, но она отказывала наотрез, заявляя, что только Господь имеет право вмешиваться в то, что сам сотворил с ее мужем. Возразить было нечего, и они уходили ни с чем. Несколько раз местные энтузиасты предпринимали тайные попытки покопаться в старой куче навоза или разорить курятник, где была найдена вторая рукопись, но, во-первых, ничего не нашли, а во-вторых, их арестовали, и у дома выставили охрану, чтобы никто больше не пытался завладеть чужой собственностью.

Открыв книгу, я с интересом начала читать о том, как войска под предводительством генерала Драчева входят в столицу взбунтовавшейся Абрекии. Дело было в ноябре 94-го года, как раз тогда, когда началась война в Чечне. Главный абрек Дадуев приказал сжечь русскую бронетехнику на улицах города, дабы неповадно было иноверцам зариться на свободолюбивую и вооруженную до зубов Абрекию. Кричали, сгорая живьем в танках, солдаты, рыдали их матери на заседаниях Комитета солдатских матерей, а Драчев и Дадуев все никак не могли выяснить, кому принадлежит нефтепровод, оказавшийся на территории театра военных действий…

Дочитав до середины, я поняла, что нервы мои уже достаточно размякли в горячей воде и можно пойти что-нибудь съесть. Отложив книгу, я вылезла из ванны, вытерлась и пошла на кухню. На столе, среди накрытых салфетками тарелок с едой, лежали свежие газеты, которые Валентина имела обыкновение приносить по утрам, как раньше, когда еще мы искали работу. Поставив перед собой тарелку с холодными пельменями, я развернула «Известия» и качала читать последние новости. Глаза мои наткнулись на большую статью о чеченской войне. Описывалась хронология страшных событий. На секунду мне показалось, что я все еще читаю забытую в ванной книгу — так все совпадало. Надо же, какие удивительные фокусы может выкинуть не изученная до конца человеческая психика! Интересно, как этот писатель Ванилин видел все эти картины? Может, ему в голове кто-то диктовал все, а он только записывал? Или он просто видел с помощью третьего глаза газеты, которые будут выпускать через пятнадцать лет после его смерти? А может, у него просто телевизор в голове стоял и он переключал вместо программ годы и мог смотреть хоть на сто лет вперед?

Впервые я заинтересовалась природой этого феномена. Если кто-то может, подумала я, то почему бы не попробовать мне? Наверное, нужно только немного потренироваться, и я тоже начну предсказывать, причем так, что в будущем журналистам даже не нужно будет ничего придумывать, они будут брать мои книги и писать статьи, практически ничего не меняя. А я буду лежать в гробу и посмеиваться. Здорово, черт возьми! Надо бы выспросить у этой вдовы, чем занимался ее муженек в свободное от писанины время. Наверняка он что-то делал с собой, а она престо не обращала на это внимания. И ведь никто даже не поинтересовался, с помощью чего он добивался своих видений! Не мог же он просто взять и стать ни с того ни с сего Нострадамусом? Уж я-то знаю, что проникновение в тайные, закрытые от людей сферы вселенской информации о «бытии без времени» многого стоит и не каждого высшие разумные силы туда пускают. Этот Ванилин непременно должен был или делать какие-нибудь упражнения, или произносить заклинания, или пить какое-нибудь зелье, как Нострадамус, когда хотел впасть в транс ясновидения. И его жена обязательно должна об этом знать или хотя бы помнить о чем-то необычном в его поведении. Ведь это не дело: все восхищаются этим феноменом и совсем не задумываются о причинах и природе явления.

Решив от нечего делать сходить в издательство и узнать адрес богатой вдовы, я привела себя в порядок, оделась поскромнее, чтобы трусиков совсем не было видно из-под платья, взяла денег и отправилась в небоскреб, в котором располагались и типография, и редакция, известная теперь на весь мир, ибо выкупила эксклюзивное право издания уже найденных и еще не найденных рукописей Ванилина на многие годы вперед.

— Солнце, словно издеваясь над и без того измученными зловонной автомобильной гарью жителями мегаполиса, нещадно палило. День был в самом разгаре. Настроение у меня было отличным. Добравшись на такси до издательства, я двинулась к центральному входу и наткнулась на охранников в камуфляжной форме и с автоматами.

— Привет, мальчики! — попыталась я с ходу пробить

мрачную броню на их откормленных физиономиях. — Можно мне пройти в туалет?

— Это тебе что, сортир? — рыкнул один, подозрительно глядя на меня.

— Нет, просто приспичило сильно, а поблизости даже кустика никакого нет. Пустите, я мигом, туда и обратно, а? Пожалуйста! — И я перекрестила ноги, словно держалась из последних сил.

— Без пропуска нельзя! — отрезал охранник.

— Ну мальчики, будьте людьми, — захныкала я, — описаюсь же!

Посмотрев на мои вздрагивающие ноги, первый огляделся по сторонам и буркнул:

— Ладно, беги, только быстрее, чтобы никто не заметил.

— Спасибо, миленький! А где он у вас?

— Направо по коридору.

Чмокнув смущенного парня в щеку, я зацокала каблучками. В просторном фойе суетились люди, задерживаясь у ларьков и столиков с разной мишурой, и я быстро смешалась с ними. Около лифтов висела большая схема расположения комнат по этажам. Я поднялась на четвертый этаж и попала в расходящийся в обе стороны от лифта коридор со множеством дверей. Раньше мне не приходилось бывать в редакции. Мне казалось, что тут обязательно должны стучать машинки, ходить с задумчивым видом бородачи, обдумывая свои бессмертные творения, а бледные, взлохмаченные поэты с безумными глазами непременно должны носиться верхом на взмыленных Пегасах за ошалевшей и уставшей от их назойливых приставаний Музой и куда-то исчезнувшим вдохновением. Но ничего подобного не наблюдалось. Вместо машинок беззвучно работали компьютеры, и угрюмые люди за ними редактировали чужие рукописи.

На меня никто даже не обратил внимания. Пройдя до конца коридора и не увидев ничего подходящего, я развернулась и пошла обратно. Наконец нашла то, что искала, — дверь с табличкой «Ответственный редактор». Постучав для приличия, я вошла и громко поздоровалась, еще не зная, что буду говорить, полагаясь, как всегда, только на интуицию и природную находчивость. В большой комнате за компьютерами сидели три пожилые женщины и пили кофе, оживленно болтая. Увидев меня, они замолчали, а одна, в красном платье с янтарной брошью на груди, недовольно поморщилась и спросила:

— Вы к кому?

— Наверное, к вам, — улыбнулась я. — Или у вас обед?

— А что вы хотели?

Помолчав немного, я ляпнула первое, что пришло в голову:

— Адрес моего дедушки — Петра Ванилина.

Напряженная тишина, последовавшая за

этим, доказывала, что это имя здесь не привыкли произносить всуе. Забыв о кофе, троица уставилась на меня, словно перед ними появился сам Ванилин.