Так далеко, так близко… - Барбара Брэдфорд

Отец подарил мне шато и земли сразу же после того, как женился на Вивьен в 1980 году. Я был поражен, услышав о его намерении. Я не верил, что он действительно хочет это сделать. Я ждал, что в последний момент он раздумает. Но он не передумал, к моему великому удивлению.

Себастьяну шато надоел. К виноградникам и виноделию он утратил всякий интерес. Такой у меня отец. Ему быстро все надоедает. И вещи, и жены.

После того, как они разбежались с Вивьен, мы с Люцианой стали за глаза называть его Генрихом. В честь Генриха VIII, у которого было шесть жен. Прозвище быстро сократилось до Генри.

В детстве мы с Люцианой придумывали имена и прозвища для многих людей. Вивьен мы звали ВВ — Вивьен Великая. Так воспринимал ее отец. И я. Но Люциана не любила Вивьен. И ВВ она называла так в уничижительном смысле.

Моя единокровная сестра ненавидела и мать Вивьен, Антуанетту Дилэни. А я ее любил. Она казалась мне красавицей. Ее волосы грели, как солнце, зеленые глаза были цвета изумрудов, которые отец часто дарил ей. Кожа у нее была матовая и очень светлая. Когда Антуанетта сердилась, кожа становилась ярко‑розовой. летом вокруг носа у нее проступали веснушки. Они мне нравились. Они делали ее более земной, не такой воздушной.

Антуанетта всегда была очень добра ко мне. Она любила меня. Также сильно, как Вивьен. Я знаю это потому, что она говорила мне об этом, говорила, что я ей как сын, которого у нее не было.

Я не позволил бы Люциане давать прозвище Антуанетте. Разве только если оно будет хвалебным. Но в этом мы так и не пришли к соглашению. Поэтому Антуанетту мы никак не называли у нее за спиной. О ней мы всегда говорили как об Антуанетте.

Но у меня было имя для нее. Она была «Необыкновенная дама». И она действительно была такой. Необыкновенной. Она творила чудеса в моей жизни, она совершенно изменила ее. И помогла мне обрести цельность.

А потом она упала с лестницы в погребе на ферме Лорел Крик. Сломала себе шею и умерла.

Мне было двенадцать лет, и сердце мое было разбито. Кажется, я так и не смог оправиться от этой потери. С тех пор во мне появилась пустота. Никто не смог ее заполнить.

В двенадцать лет я попал в ад.

Антуанетта умерла, а отец начал читать мне лекции о Долге. Я должен присматривать за Люцианой, когда его нет. Я должен хорошо учиться. Чтобы поступить в Экзетер и Йейль. Я должен не дать прекратиться роду Локов. Я должен пойти по стопам отца. Я должен буду возглавить «Лок Индастриз» и «Фонд Локов». Это всегда был Долг с большой буквы. И по большому счету.

Мне не исполнилось еще тринадцати, когда к делу подключился Сирес.

Всякий раз, когда мы ездили навестить его в Мейн, речь заходила о Долге, Долге и Долге. Не удивительно, что я возненавидел это слово. И решил, что никогда в жизни не буду исполнять свой Долг. Никогда. Конечно, я исполнял его. Мне промывали мозги, как собаке Павлова. Я подчинился их воле. Исполнял то, что они велели. До известной степени.

Наследство, как в те дни я называл шато, было мне назначено в день моего шестнадцатилетия. Тогда я учился в Экзетерской подготовительной школе. Это была небольшая часть моего огромного наследства, поскольку и мой отец, и дед — миллиардеры.

Иногда я считал, что шато отдали мне в утешение. Отец женился на Вивьен, женщине моей мечты. Я сам хотел жениться на ней. Когда они затянули узел, естественно, я почувствовал себя опустошенным.

Кажется, Себастьян это понял. Отсюда и шато. Конечно, подарив его мне, он сэкономил на налогах.

Когда шато стало моим, я улетел во Францию, едва начались каникулы. Я был в восторге, что могу по несколько раз в году приезжать сюда, а не только на лето.

Себастьян и Вивьен тоже подолгу жили там в 1980 и 1981 годах. Они действовали мне на нервы. Вечно они сюсюкали и ворковали. Мы с Люцианой окрестили их влюбленными голубками.

Голубки возились с грудой камней, которые Себастьян купил ей в Лормарэне. Они превращали эту груду в жилище. Наконец, все было готово и названо «Vieux Moulin». На мой взгляд, это была безумная трата денег. Но я молчал. Это не мое дело. И, в конце концов, теперь у меня было шато. Дом моей мечты, если уж с девушкой не вышло.

Я так и не понял, почему эта куча старых камней полюбилась Себастьяну. Старая мельница, ах ты Господи. Но я никогда не понимал своего отца. А теперь уже поздно. ПРошло пять месяцев, как он умер и похоронен.

Окончив в возрасте восемнадцати лет Экзетер, я уехал в Йейль. Как и предполагалось. Исполнять свой Долг. Я шел по тем же ступеням, по которым прошли и все другие Локи. Первый из них — мой прапрадед. Йен Лайон Лок. И вот теперь я, — вероятно последний в роду, поскольку у меня нет сына, да и дочери тоже.

Йейль я вспоминал как досадную помеху в жизни. Он не давал мне жить так, как хочется. А мне хотелось жить только в Экс‑ан‑Прованс. Я изучал виноградарство и виноделие у Оливье Маршана, который ведал всем этим много лет. Сначала у отца. Теперь у меня. В этом, как ни покажется странным, заключался смысл моего существования.

В двадцать два года я, наконец, стал хозяином своей судьбы.

Окончив Йейльский университет, я поселился в шато, работая вместе с Оливье. Я страстно полюбил землю. Мою землю.

И еще я страстно полюбил женщину.

В двадцать три я женился на ней.

Все считали, что она мне очень подходит. Так и было, если говорить о ее родословной. Элеонора Джарвис Тэлбот происходила по прямой линии из известной семьи бостонских богачей. Кроме родословной, у нее ничего не было. Для меня это не имело значения. У меня денег больше чем достаточно. Для нас обоих. Миллионы. От моей матери.

Элеонора была красивая бледная блондинка. Высокая, тонкая и гибкая. И сверхсексуальная. В наше первое свидание я переспал с ней и весь последний год своего пребывания в Йейле занимался этим.

Ее сдержанный, несколько анемичный внешний вид не соответствовал ее обжигающему темпераменту. Она была страстная женщина. Возможно, в этом и было ее очарование. Она выглядела, как леди, а вела себя, как шлюха. Переспав с ней, я мог думать только о том, когда мы займемся этим в следующий раз. И всякий раз это было похоже на бешенство. Мы занимались с ней любовью днем и ночью, при первой же возможности. Я был на седьмом небе, как говорится. Я не верил своему везению.

Моя семья думала, что она — мисс Райт. Оказалось, что Элеонора — мисс Ронг note 9 С самого начала все у нас пошло наперекосяк. Может, это частично моя вина: я не объяснил ей, как много значит для меня мое имение, эта земля и ее виноградники.

Медовый месяц мы провели в Марокко. Я так и не узнал тогда, что это за страна. Все время я пребывал в постели. На Элеоноре. Глядя сверху в ее покорные, спокойные серо‑голубые глаза. Или лежа на спине. Глядя в потолок гостиничного номера, в то время как она с энтузиазмом забиралась на меня. Ей это нравилось. Ей нравилась активная позиция. «Давай я тебя трахну», говорила она. И трахала. Опять и опять, и опять.