Письма Чехова к женщинам - Антон Павлович Чехов

Пойду, дуся, вниз обедать или ужинать – не знаю, как назвать, потом завалюсь спать. Крепко тебя целую, жму твои ручки, девочка моя чудесная. Не забывай меня, не забывай! В Ницце, как приеду, в тот же день пойду на почту – быть может, твое письмо уже пришло.

Пиши, деточка.

О. Л. Книппер – А. П. Чехову

12-ое декабря 1900 г., Москва

Вот ты и в Вене сейчас, дорогой мой! Если был в театре, как предполагал, то, верно, уж вернулся и лег под пуховичок, в объятия Морфея, правда? Хотя я сейчас не соображу разницу во времени.

А я вернулась из театра раньше 12, закусила, разделась, умылась, надела халатик и села тебе писать. Буду так делать каждый вечер, если не очень буду уставши. Завтра или послезавтра получу от тебя весточку.

Каждый раз, как иду или еду по Дмитровке и мимо Страстного монастыря, вспоминаю, как я там ездила с тобой, отвозила тебя домой, и как нам хорошо было ехать. Мне без тебя пусто, пусто, – твое лицо еще так живо передо мной, так ясно слышу голос твой. А приду к Маше – и совсем тоскливо!

Вчера вечером я наконец была в бане, вымыла свою гриву, и теперь попугала бы тебя ведьмой как следует! Потом сидела, болтала с своей приятельницей Ольгой Михаил. – помнишь? Я ее больше месяца не видала, всех бросила, пока ты был здесь.

Сегодня была занята целый день. С 12-ти репетировала «Сестер», и довольно кисло, «сам» немножко прихворнул, не приехал. Судьбинину сделал выговор Влад. Ив. за то, что не знал наизусть 1-го акта, тот по обыкновению надерзил – как это противно! По-моему, ему не след играть Вершинина – вульгарен. Он, верно, чувствует, что он подставной, и халатно относится к роли [167] . Потом репетировали – о ужас – «Чайку»! Раевская больна и ее заменяет Павлова – ты ее не знаешь [168] . Кажется, будет хороша.

Обедала у Маши. Она, бедная, не спала всю ночь, и потому лежала, и я вздремнула, т. к. немножко как будто простудилась. А с Машей что-то творится все это время, я уже давно подмечаю.

«Мертвых» играли, кажется, недурно. Маша была и смотрела с интересом. Тебе надоело, наверное, о театре? Ну, будет, милый, хороший мой!

Я все вспоминаю свои слезы – не смейся – как я хорошо, тепло плакала! Я счастлива, что могу еще так плакать. Что у тебя на душе? Не надо только гнета, не надо едкой тоски; отдыхай, будь покоен за меня, набирайся здоровья, сил, пиши, работай, посылай мне письма, думай обо мне, питайся хорошенько, живи с комфортом и жди меня – во, сколько дел!

Целую тебя и горячо и нежно, спи хорошо, не грусти, любуйся на европейскую жизнь.

Твоя, твоя Ольга.

Посылаю лепесточки с моей азалеи.

Влад. Ив. собирается ехать в Ментону, наверное там увидитесь [169] .

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

14 дек. 1900 г., Ницца

Актрисочка моя чудесная, ангел мой, жидовочка, здравствуй! Только что приехал в Ниццу, пообедал и вот первым делом пишу тебе. Вот мой адрес: rue Gounod, Pension Russe, Nice, a для телеграмм – Pension Russe, Nice. Голова кружится от дорожного утомления, сегодня ничего не стану писать, напишу завтра, а сегодня только позволь поцеловать тебя 10 000 раз, деточка моя. Идет дождик, но тепло, удивительно тепло. Цветут розы и цветы всякие, даже глазам не верится. Молодые люди в летних пальто, ни одной шапки. У меня перед окном арокария, такая же, как у тебя, только с большую сосну величиной, растет в земле.

В Вене было скучновато; магазины были заперты, да и ты велела остановиться в Hotel Bristol’e. Этот отель, оказывается, лучший в Вене; дерут чертову пропасть, не позволяют в ресторане читать газеты, и все разодеты такими щеголями, что мне было стыдно среди них, я чувствовал себя неуклюжим Крюгером [170] . Ехал я из Вены на express’e в I классе. Лупили чертовски, как птицы. У меня было отдельное купе.

Ну, будь здорова, дуся моя. Да хранит тебя Бог и ангелы небесные. Не изменяй мне даже в мыслях. Напиши, как идут репетиции. Вообще пиши как можно больше. Умоляю.

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

17 декабря 1900 г., Ницца

Воскресенье. Числа не помню.

Вот уже третья ночь, как я в Ницце, а от тебя ни единой строчки. Что сей сон значит? Как прикажете сие понять? Милая моя Оля, не ленись, ангел мой, пиши твоему старику почаще. Здесь, в Ницце, великолепно, погода изумительная. После Ялты здешняя природа и погода кажутся просто райскими. Купил себе летнее пальто и щеголяю. Вчера послал в Москву III акт пьесы, а завтра пошлю IV. В III я изменил лишь кое-что, а в IV произвел перемены крутые. Тебе прибавил много слов. (Ты должна сказать: благодарю…) А ты за это пиши мне, как идут репетиции, что и как, все пиши. Оттого, что ты не пишешь мне, и я не хочу писать. Баста! Это – последнее письмо.

Был у меня сегодня художник Якоби. Третьего дня виделся с Максимом Ковалевским – московскою знаменитостью [171] , получил от него приглашение и скоро поеду к нему обедать, на его даче в Beaulieu. Скоро поеду в Монте-Карло играть в рулетку.

Пиши мне, дуся, не ленись. У тебя куча моих писем, у меня же – ни единого. Чем я тебя так прогневал?

Маша уехала?

Сообщи Вишневскому мой адрес, буде он пожелает: 9 rue Gounod, Nice (или Pension Russe, Nice).

Здесь очень кормят. После обеда приходится дремать и ничего не делать, а это нехорошо. Надо будет изменить жизнь, есть поменьше.

Публика у нас в Pension’e русская и притом ужасно скучная, ужасно. И все больше дамы.

Крепко тебя целую и обнимаю мою милую бабусю. Не забывай меня. Вспоминай хоть раз в неделю. Еще раз обнимаю, и еще.

О. Л. Книппер – А. П. Чехову

18-е дек. 5 ч. 1900 г., Москва

Прости, что пишу карандашом, милый мой. Я сегодня уложила себя в постель, т. к. боюсь начала бронхита. Был у меня театральный доктор, стукал, слушал, говорит, что сильное катаральное состояние горла, бронхита нет, температура немного повышена. Понять не могу – возможно ли будет играть завтра «Одиноких» и послезавтра «Мертвых». Сейчас опять доктор приедет и тогда должен дать ответ в театр. Там уже беспокойство, Немирович приехал сегодня из Питера и сейчас заезжал, чтоб узнать, как я и что я. Сейчас у меня 37,5, очень больно кашлять. Играть я могла бы, конечно, но что будет потом? Я ведь уже давно