Кредо негодяев - Чингиз Абдуллаев

В стране разворачивалась перестройка, Горбачев говорил о «новом мышлении», а операция, задуманная еще при Андропове, продолжала набирать все новые обороты. План «Дельфин» осуществлялся по полной программе. Второй заключенный, сидевший с Андреем в те роковые августовские дни семьдесят пятого, тоже признал своего бывшего кореша, охотно рассказывал, как хорошего парня, «без пяти минут прокурора» какая-то сука засадила в тюрьму за изнасилование.

Андрей старался не особенно выделяться, но и не был обычной «шестеркой». Однако для того, чтобы пробиться в настоящие лидеры, ему нужно было проявить себя в чрезвычайно экстремальной ситуации, а в лагере царил относительный порядок. Никто не решался перечить Зверю, все знали его страшный характер и его мстительность. Тройка преступных авторитетов держала весь лагерь в страхе, и никто не смел бросить им вызов. Сначала был разработан план откровенного противодействия Зверя и Сказочника. Но затем аналитики МВД решили изменить ситуацию.

Было решено использовать огромный авторитет Зверя для дальнейшего внедрения Сказочника в преступную среду. Было объявлено о готовящейся отправке большой партии заключенных в другой лагерь. Среди них были Зверь и Сказочник. Именно тогда Андрей впервые решился на серьезный разговор. Зверь отдыхал в специально огороженном для него помещении, старой заброшенной избушке лесников, приспособленной для бригадиров. Те, конечно, не смели соваться сюда, зная, для кого предназначено данное помещение, предпочитая отдыхать в другом месте. Остальные заключенные отбывали и норму Капустина, но никто не осмеливался протестовать.

Андрей пришел к Зверю, как и полагается, без предварительного вызова. В табели о рангах он считался заслуженным рецидивистом и мог ходить на встречу с паханом в любое время.

— Старый знакомый, — неприятно улыбнулся Капустин, увидев пришедшего к нему Андрея, — проходи, садись. Хорошо, что ты иногда хоть заходишь, а то с моей бригадой говорить не о чем. Одно быдло здесь.

— Я ведь по делу пришел, — сурово начал Андрей. Он иногда замечал, что подобная откровенность его придуманного персонажа стала отличительной чертой и его самого.

— Это хорошо, что по делу. Цыц отсюда, — крикнул Капустин своим «шестеркам», — видите, у человека дело ко мне есть.

Оба парня, стоявшие у стола, сразу вышли из ветхого вагончика.

— Пить будешь? — спросил Капустин. — Ребята тут хорошую настойку из трав принесли.

Это была высшая честь. Настойка была таким дефицитом, что пробовать ее могли только паханы. Капустин показывал высокую степень своего доверия. Ему действительно нравился этот парень, так глупо и бездарно сломавший свою жизнь из-за какой-то фуфочки. А ведь мог действительно стать прокурором. Кроме того, Сказочник неплохо знал законы и внутренние распоряжения МВД, сказывалось его юридическое образование, и мог по мере необходимости «забивать баки» проверяющим.

Они выпили полстакана бледно-желтого напитка. Андрей поморщился, все-таки с непривычки было тяжело.

— Тяжело? — участливо спросил Капустин. — Ничего, закусывать не стоит. Зато голова болеть не будет. Так что у тебя за дело?

— Знаете, из-за чего меня сюда упекли?

— Конечно, знаю. В Волгограде «мусора» пришили, когда кассу брали. А зачем ты меня спрашиваешь?

— Я не стрелял, это мой напарник сделал, — сразу сказал Андрей.

— Это ты следователям расскажешь, меня убеждать не надо.

— В общем, тогда мы взяли кассу. Большие деньги. Компаньона моего подстрелили, как птичку, а я тогда ушел.

— Знаю. Сколько вы тогда взяли?

— Почти полтора миллиона.

— Большие деньги, — кивнул Капустин, по его тону Андрей понял, что тот точно знал, какую именно сумму брали в Волгограде.

— Мне теперь на волю нужно, — со значением сказал Андрей, — тогда эти деньги хорошим людям могут послужить.

— А много ли осталось? — с насмешкой спросил Капустин. — Ты ведь потом, говорят, в бега ударился. Небось все пропил тогда?

— Не все, — обиженно ответил Андрей, — там еще хватает и на кассу, и на благодарность.

— Закон знаешь?

— Конечно. В общак сдать должен пятьдесят процентов и тебе десять.

— Мне двадцать, — улыбнулся Зверь.

— Может, мне вообще не стоит выходить? — сделал вид, что разозлился, Андрей.

— Может, и не стоит. А ты не бери меня на испуг, не пугливый. Сколько осталось денег?

— Около миллиона, — нехотя ответил Андрей.

— Триста тысяч огромные деньги. Тебе хватит. Мне отдать двести. И в общак внесешь четыреста.

— Почему четыреста? Мне говорили — половину.

— Сто тысяч ты на сходку потратишь. Думаю, не стоит тебе с твоим образованием и опытом в фраерах ходить. Будем тебя короновать. Найдем подходящее место и проведем тебя, как полагается, в авторитеты. Сам рекомендацию дам, понимаешь, на что иду?

— Спасибо.

— А ты не благодари. Я ведь не лярва продажная, чтобы под тебя ложиться. Если подведешь — сам знаешь, что будет.

— Все равно спасибо.

— Тогда другое дело. Теперь давай думать, как тебе отсюда выбраться. С лесоповала не убежишь. Здесь тайга вокруг и вышки. Я уже однажды пробовал идти через тайгу. Без ружья пройти вообще нельзя. Голодно и страшно.

Андрей вспомнил рассказы о Капустине и содрогнулся. Перед ним сидел Зверь — самый настоящий, без кавычек. И он это отлично сознавал.

— А как выбраться? Скоро нас в другой лагерь погонят, там, говорят, вообще не убежишь, — хрипло произнес Андрей.

— Верно. Оттуда не сбежишь. Ладно, — встал наконец Капустин, — придумаем для тебя какую-нибудь лазейку. За такие деньги не грех и мозгами пошевелить.

Через три дня после этого разговора Капустин на вечерней проверке толкнул Андрея в плечо:

— Поговорить нужно.

Войдя в барак, они отошли в дальний конец комнаты.

— В общем, все продумано, — шепотом сказал Зверь, — только тебе придется из поезда прыгать. Охрану мы берем на себя. А дежурного по вагону в этот момент не будет.

— Уберете? — невольно вырвалось у Андрея.

— Какой ты нетерпеливый и жестокий, — неправильно понял его Капустин, — зачем убивать невиновного человека? Наоборот, мы его еще и отблагодарим. Он останется доволен, можешь не сомневаться. Такие деньги он за сто лет своей службы получает.

— А кто ему платить будет? — не понял Андрей.

— Конечно, я. Из своей доли. А ты плохо обо мне думал. Неужели не узнал меня за эти пять месяцев? Я никогда просто так никого не обижаю. Глупо это. И бесперспективно. Все знают — коли Зверь что решил, значит, решил по справедливости. А ты, козявка, обо мне плохо подумал, решил, что я совсем с ума выжил. Или все под себя гребу. Было такое?

— Немного, — честно признался Андрей.

— В общем, спрыгнешь с поезда на повороте у реки. Там место такое есть, где поезда всегда сильно тормозят. А у реки тебя баржа ждать будет. Расскажешь все о себе и добавишь, что Зверь велел «наколку быстрее делать». Запомнишь?

— Конечно. А кому наколку? Мне?

— Учить тебя, дурака, еще нужно. Наколка мне нужна. В дело мое приколоть должны бумажку насчет последнего приговора. Адвокат постараться должен, если, конечно, захочет этот бандит. Сколько денег ему платят, а никакого результата нет.

— Передам обязательно. А это не опасно — прыгать с идущего поезда?

— Конечно, опасно. Но только другого выхода у тебя, парень, нет. А у нас других вариантов не имеется.

— Если вы хотите, чтобы я обязательно свернул себе шею, я могу прыгать и с вышки охраны.

— Кончай шутить, прыгнешь, тебе говорят. Иначе просидишь еще пять лет. Как раз выйдешь к новому обмену денег. И будешь утираться своими бумажками вместо туалетной бумаги.

— Ладно. Согласен. Только если действительно поезд будет идти медленнее обычного, — наконец выдавил из себя Андрей.

Все произошло так, как и говорил Капустин. Их погрузили в поезд, и в самый сложный момент поворота на город, примерно часа через полтора после отхода поезда, дежурный по вагону был отозван в другой вагон. Когда поезд еще немного замедлил свое равномерное движение, Андрей был уже готов. На изумленных глазах десятка заключенных он совершил свой легендарный прыжок и сразу стал героем местного фольклора, решившись на такую беспримерную дерзость.

Предупрежденные обо всем сотрудники Центрального аппарата МВД СССР уже ждали его на месте приземления. Но роль свою нужно было играть до конца. Немного отдохнув и выпив чаю, он вышел к барже, где трое людей уже нетерпеливо поджидали его. Потом был достаточно долгий путь вверх по реке и наконец отдых на квартире кого-то из членов команды.

В Киев он уехал через два дня уже с новыми документами и вместо столицы Украины прибыл в Москву, где его ждали четыре письма от Ларисы. В этот раз ему предоставили отдых на два месяца. Но вся беда была в том, что Лариса с детьми была за рубежом, а туда его категорически отказывались выпускать.