Последний ребенок - Джон Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Молись со мной, Джонни».
Отчаянная, бесплодная вера.
Придя в следующий раз, священник с толстыми пальцами и жирным, лоснящимся лицом упрекнул Джонни в том, что тот молился недостаточно усердно.
— Молиться надо лучше. А верить — крепче.
Передвигая ноги по сырой земле, Джонни придвинулся ближе к огню и оторвал обложку Библии. Складывавшиеся в его имя золоченые буквы вспыхнули в свете костра. На мгновение он замер, скованный суеверным страхом, потом положил обложку в огонь и подождал, пока она загорится. Когда все обратилось в пепел, Джонни поднял одной рукой мешок и вытряхнул содержимое на землю. Сухие листья просыпались дождем вместе с сучками и веточками. Кедр и сосна, ель и лавр.
Изображение ребенка, вырезанное из коры березы.
Принадлежавшая Алиссе красная ленточка.
Джонни повязал ленточку на запястье и перевел взгляд с кучек сухих листьев на Библию, которую все еще держал в руке. Покачал ее на ладони, потом положил на землю, и страницы всколыхнулись от волны жара, затрепетали, словно зная, что и им тоже суждено сгореть.
Джонни мрачно ухмыльнулся.
Ему требовались другие, более древние боги.
* * *
Потребность в них зародилась несколько месяцев назад и началась с молитвы. Стояла зима, печь сломалась, тепло ушло из дома, и когда Джонни молился за то, чтобы сестра вернулась домой, холод превращал слова в дымки́. Однажды он проснулся в четыре часа ночи от того, что ледяные лезвия чиркали по голой спине, и помолился за мать. Чтобы она покончила с таблетками, чтобы к ней вернулся отец. Помолился за медленную мучительную смерть Кена. Только это и придавало ему сил: мысли о спасении и прошлом, горячие, сладкие мольбы о мести.
Часом позже, когда солнце растянуло дальний край горизонта, Холлоуэй избил мать Джонни. Избил жестоко, до крови, непонятно за что. Джонни попытался помешать ему — и в результате попал под раздачу следующим. С этого все и началось: с беспомощности и крови, с неудавшейся молитвы и книги с золоченым тиснением на обложке, говорившей о покорности и подчинении.
Ни то ни другое не давало ему силы.
Ни то ни другое не давало ему могущества.
* * *
Сначала Джонни положил в огонь кедр, потом сосну, ель и лавр. Встал ближе к костру, с той стороны, куда тянулся дым. К глазам подкатились слезы, легкие сжались от жара, но он всасывал и выталкивал из себя дым — сначала в небо, затем в землю и, наконец, во все четыре стороны невидимого горизонта. Он ловил дым в пригоршни и гнал его в лицо. Произносил слова, которые узнал из книг. Давил ладонями ягоды можжевельника и размазывал по груди сок. Рассовав по карманам цветы змеевика, поднял вырезанную из березовой коры фигурку ребенка и тоже положил на огонь. Фигурка ярко полыхнула и испустила клуб жидкого белого дыма, но мальчик не отвел глаз, пока и дымок не поднялся в небо. А потом в костер отправилось и то, что осталось от Библии. Джонни уловил тот миг, когда ее еще можно было спасти, вырвать из жадных пальцев пламени и вернуться домой маменькиным сынком, так и не обретшим сил, — но он перетерпел этот миг, дал ему уйти. Страницы скрючились, черная роза расцвела, и все кончилось.
Он был готов.
* * *
Машина все еще стояла в темном дворе пожилой пары, жившей ниже по улице. Джонни увидел ее, когда пересекал соседский участок. Запах дыма цеплялся за мокрую кожу, потемневшую от ягодного сока и золы. Он перепрыгнул через заборчик и, оказавшись около свежей грядки с хрупкими зелеными кустиками, повернул к машине, но вдруг замер как вкопанный — в заднем окне дома загорелся свет. Старушка вошла в ванную, остановилась, положив пронизанные сеточкой вен руки на желтую раковину, наклонила голову, и слезы потекли по одной, а потом по другой морщине. Подошедший сзади муж погладил ее по шее и сказал что-то негромко на ухо. Лицо ее просветлело на секунду, на нем мелькнуло что-то похожее на улыбку, она прислонилась спиной к его тщедушной груди, и они, умиротворенные, застыли в этой позе.
Джонни коснулся своей груди, ощутил пот и золу под пальцами и глубокое биение сердца. Из-за чего плакала старушка и что такое сказал ей муж, что она улыбнулась? Мысль мелькнула и ушла, и он подумал о своем отце, который всегда знал, что сделать и что сказать. Глядя на стариков, Джонни ощутил внутри себя какой-то горький комок, но тут же раздавил его усилием воли. Зубы блеснули в темноте белизной, и он, крадучись, пробрался мимо окна.
Старики не увидели Джонни.
Редко кто его видел.
* * *
Воздух в машине был сперт, несвеж. Продвигаясь по жесткому кожаному сиденью, Джонни выгнулся и просунул руку в карман. Листки смялись, их запах напоминал запах сосновой смолы и костра. Он разгладил бумажки на коленке и включил фонарик. Имена и адреса были написаны его рукой. На полях теснились примечания и даты.
Шесть человек. Шесть адресов. Шесть зарегистрированных насильников. Люди они были плохие, и Джонни побаивался их, но после исчезновения Тиффани Шор не прошло и одного дня, и он считал, что ее похитил тот же человек, который забрал Алиссу. Эти были худшие из всех найденных, и Джонни присматривался к ним внимательнее, чем к другим. Он знал их распорядок дня, знал, где они работают, что смотрят по телевизору и когда ложатся спать. Если кто-то поведет себя необычно, это будет заметно.
Джонни выгнал из себя страх и взялся за ключ. В зеркале отразились глаза — покрасневшие, с черными веками.
Он — неприкасаемый. Воин.
Мотор заурчал, и Джонни включил передачу.
Он — индейский вождь.
Глава 15
Хант позвонил Йокаму из машины. Была глубокая ночь, и выскобленные дождем дороги пустовали.
Два гудка. Третий.
Перетерпев миг слабости, Хант отогнал мысли о Кэтрин Мерримон. В ее дворе он простоял меньше минуты, но все равно чувствовал себя виноватым. С Тиффани по-прежнему никакого продвижения, а значит, надо полностью сосредоточиться на деле: поставить вопросы, наметить план действий. Что они упускают? Что еще нужно предпринять?
Очередной гудок.
Ну же, Йокам.
Едва ответив, тот первым делом извинился.
— Здесь сумасшедший дом. — Он имел в виду полицейский участок.
— Что там происходит?
— Занимаемся тем, чем ты сказал заниматься.
— Перечисли.
— Проверяем по системе отпечаток, который сняли с века Дэвида Уилсона. Пока совпадений нет, но мы только начали. Четыре
