Чаша гнева - Дмитрий Казаков

– Похоже, что-то случилось, – не отвечая, пробормотал брат Анри, и на лице его промелькнула озабоченность. – И если я правильно понимаю, с королем…

Д'Ибелен отъехал в сторону, торопясь к месту, где вокруг гордо реющего на ветру королевского стяга бестолково суетились люди, и в этот самый момент осыпаемая стрелами пехота, сдерживавшая натиск сарацин, не выдержала. Кидая копья, сержанты бросились вниз по склону, а мусульмане настигали их и рубили. Одно за другим падали под копыта лошадям тела. Последние островки сопротивления таяли, точно снег под напором талой воды.

– Вот и наш черед, – проговорил брат Анри торжественно, глядя, как Жак де Майи облачается в шлем.

Робер поспешно перекрестился и последовал примеру магистра. Мир сузился до узкой полоски, видимой через смотровую прорезь. Из него исчез сеньор Сидона и прочие баронские отряды, пропал осажденный замок.

Осталось только развернутое белое с черным знамя в руке маршала, полощущееся под свежим ветром. Гийом Шартрский высоко поднял штандарт, чтобы его видели все без исключения рыцари Ордена.

– Не нам, не нам, но имени Твоему! – донесся хриплый голос магистра.

Робер опустил копье и дал шпоры.

Точно единое живое существо, монастырь Ордена Храма сдвинулся с места. Рыцари старались держаться ближе друг к другу, чуть не упираясь стременем в стремя. Впереди строя, в окружении лучших рыцарей, скакал магистр и рядом с ним маршал.

Бальи вели монастырь в атаку. От белизны плащей болели глаза.

– Аллюром! – пронеслась по рядам команда. Рыцари ускорили ход лошадей. Под копытами грохотали камни.

Сарацины, истово вопя и размахивая саблями, мчались навстречу.

И на полном скаку налетели на сплошную стену стали. Лязг и грохот разнеслись далеко в стороны, казалось, что сама гора, тело которой неистово топчут, возопила в муке.

Ни один из рыцарей не дрогнул, триста рук ударили как одна. Робер ощутил, что копье выворачивается из ладони, желая остаться в теле дородного магометанина, который безмолвно разевал рот и хватался за древко, вошедшее через кольчугу в грудь.

Конь продолжал мчаться вперед, доброе ясеневое копье с треском переломилось, а упитанное тело мешком брякнулось под копыта. Испуганная лошадь сраженного сарацина метнулась в сторону, сшибла еще одного всадника.

Не успел Робер пожалеть о потере копья, как пришлось браться за меч. Страшная сила таранного удара гасла, поглощенная огромным телом мусульманского воинства. Пришло время обыкновенной рубки.

Приняв удар на щит, ударил в ответ сам. Тяжелый меч упал на голову сарацина и разбил ее с легкостью, точно гнилой орех. Не помог даже шлем. В стороны плеснуло багровым, а Робер уже сцепился со следующим противником.

Рядом, нечленораздельно рыча, рубился брат Анри. Удары его были смертоносны.

Медленно, шаг за шагом, не нарушая строя, рыцари Ордена теснили войско мусульман вверх по склону. Храмовников было в десятки раз меньше, но воодушевляемые рубящимся в первых рядах магистром, они бились отчаянно. В сердца их словно вернулась бесноватая отвага первых пилигримов, которые прошли сотни лье от родных очагов, чтобы вырвать Святой Град из рук неверных.

То один, то другой рыцарь падал, но ряды тотчас смыкались. Всадники, идущие в бой с именем Аллаха на устах, вновь оказывались перед сплошной стеной белых щитов с алыми, цвета свежей крови, крестами. Из темных прорезей, хорошо заметных на блестящих шлемах, на сарацин смотрела смерть.

Храмовники никогда не бегут. Это знали все.

И сарацины дрогнули. Робер неожиданно заметил, что ряды воинов перед ним начинают редеть. Всадники поспешно отступали, заворачивали коней. На смуглых лицах появился страх.

На склоне образовалась давка. Свежие отряды, брошенные в битву, стремились добраться до христиан, все прочие во всю прыть удирали в гору, стараясь оказаться как можно дальше от страшных мечей тамплиеров. Все сталкивались, суетились и орали.

Толкая перед собой этот хаос, рыцари, чьи котты из белых стали алыми, словно кресты на одеждах плакали кровью, неутомимо продвигались вперед. Робер все бил и бил, ощущая, как немеет от усталости плечо. Подкольчужник был мокрым от пота, а Вельянгиф нервно храпел. Он тоже устал.

Сабля бессильно проскрежетала по подставленному щиту. Робер ударил в ответ, его противник слетел с седла, и за его спиной открылась ровная площадка, тянущаяся до самой крепости. Вся она была заполнена людьми, около шатров магометанских владык суета выглядела особенно сильной.

На стенах Сафета орали и размахивали руками.

Воины Храма сделали самое трудное – они преодолели подъем.

Сбоку донесся цокот копыт. Обгоняя приостановившийся монастырь, в бок все еще обороняющимся сарацинам врезались оправившиеся баронские и королевские отряды. Впереди всех виднелась могучая фигура Рено Сидонского.

Где-то в тылу радостно пела труба, сообщая о всеобщем наступлении.

А тамплиеры останавливались. Замер на месте маршал, спрыгнул с седла магистр. Обученные боевые кони исчерпали свои силы, дальнейшая атака стала бы просто бессмысленным убийством животных.

С трудом ворочая рукой, Робер вложил меч в ножны и повесил щит на крюк у седла. В голове гудело, а позвоночник, казалось, вот-вот треснет под невыносимой тяжестью доспехов.

Спрыгнув на землю, он едва не упал. Дрожащие ноги подогнулись, и пришлось ухватиться за седло, чтобы не брякнуться на камни.

– Во имя Господа, брат! Сейчас я сниму твой шлем! – проговорил где-то рядом голос брата Анри.

Ловкие пальцы помогли справиться с застежками, и Робер уже сам стащил кольчужный капюшон, подставляя мокрую от пота голову свежему ветру. Грохот битвы стал более громким. Лязгало оружие, кричали люди, ржали лошади. У самых стен Сафета и около лагеря неверных сражение еще кипело, но понятно было, что дело мусульман проиграно.

Скакали на легких конях туркополы, готовые преследовать беглецов, на обоз нацелились идущие в битве вслед за рыцарями конные сержанты, торопились грабить лагерь противника наемные воины.

Робер огляделся и не вскрикнул лишь потому, что на это не осталось сил. Из трехсот рыцарей, отправившихся в атаку под пегим знаменем, к ее концу выжило не больше трети.

– Нас осталось так мало? – проговорил он хриплым голосом и сплюнул на камни, стараясь очистить горло.

– Воистину так, брат, – отозвался лейтенант. Ему повезло уцелеть, но левая рука висела плетью – удар, повредивший ее, пришелся в плечо. Смуглое лицо рыцаря было белым от боли, а голос звучал глухо. – Многие славные рыцари сегодня отправились прямо в рай, дабы послужить Господу в Небесном Воинстве!

– Такова война, – брат Анри сидел прямо на земле, бессильно прислонившись к валуну. Кольчуга на его боку была пропорота, но, судя по всему, удар прошелся вскользь, не задев тела.

Мимо промчался отряд всадников, над которым реяло королевское знамя. Робер с трудом узнал в закованном в простые доспехи воине правителя Иерусалима. Русые волосы скрылись под легким шлемом, и румянца больше не было на щеках Амори Второго. Левая рука его висела на перевязи.

– Брат Жак! – воскликнул он пылко. – Вы и ваши рыцари совершили сегодня невозможное!

– Матерь Божья укрепляла наши сердца, а Святой Михаил – руки, – ответил магистр, поклонившись. – Мы лишь сделали то, что велит нам устав!

– И, клянусь Марией Латеранской, спасли всех нас! – проговорил король. – Я этого не забуду!

Жан д'Ибелен шепнул что-то на ухо государю, тот кивнул, и отряд умчался дальше. Туда, где медленно распахивались ворота замка. Гарнизон готовился оказать помощь в битве.

– Слова, слова, – пробормотал брат Анри угрюмо. – Венценосный отрок забудет их скоро, и столь же скоро вспомнит о том, что Орден не зависит от него. Короли очень не любят, когда кто-то не подчиняется их власти, и особенно не любят именно того, кто не подчиняется…

– Что, так обязательно будет? – растерянно заморгав, спросил Робер.

– Наверняка, – вздохнул де Лапалисс. – Но, впрочем, не нам, простым рыцарям, клянусь Святым Отремуаном, рассуждать о столь высоких вещах! Где наши оруженосцы со свежими лошадьми, во имя Господа?

Солнце медленно угасало, опускаясь за горы. Раздача ужина уже прошла, а колокол к повечерию еще не звенел, и выдалась редкое мгновение отдыха. Рыцари, расположившиеся десятками вокруг костров, лениво переговаривались, и в речах их было мало радости.

– Проклятые иоанниты, – пробурчал брат Андре, которому посчастливилось не получить не единой раны. – Они подошли к самому концу битвы и не потеряли не единого рыцаря! Не иначе, как нарочно выжидали!

– В твоих речах звучит злоба, брат! Будь спокойнее, во имя Господа! – сурово сказал брат Анри. – Если бы мы потерпели поражение, то монастырь Ордена Госпиталя остался бы один на один с сарацинами и оказался бы обречен на гибель!