Чаша гнева - Дмитрий Казаков

В сопровождении хмурого командора Земли де Лапалисс вышел из помещения. Робер сидел не жив, не мертв. После выдвинутого обвинения дело могло кончиться либо оправданием и наказанием обвинителя (учитывая, что в этой роли был сам магистр, подобное казалось маловероятным), или же наказанием виновного брата.

– Что же, братия, – сказал Жак де Майи, обведя взглядом рыцарей и сержантов. – Мы должны выяснить все обстоятельства дела и решить судьбу брата Анри, который до сего дня был достойным мужем нашего Дома. Брат Робер, подойдите сюда…

Молодой нормандец встал, не чувствуя под собой ног.

– Да, сир, – сказал он. Голос его звучал тихо и робко.

– Во имя Господа, расскажите нам, как вел себя брат Анри, находясь в должности командора.

– Достойным образом, сир, – твердо ответил Робер. С каждой собственной фразой он обретал уверенность.

Дальнейшие вопросы касались в основном набега, в котором тамплиеры участвовали совместно с Жосленом, сеньором Заиорданья. Когда Робер рассказал все, что знал, настала очередь брата Готье.

– Как видим, – проговорил магистр с непонятным ожесточением, заканчивая допрос свидетелей, – брат Анри вел себя достойным образом, как и подобает рыцарю и командору. Но это не снимает с него вины за случившееся. Кто еще желает высказаться?

– Позвольте мне, мессир, во имя Господа, – поднялся на ноги Филипп де Плессье, один из старейших рыцарей Ордена и его сенешаль.

– Прошу вас, брат.

– Братия, – сказал де Плессье, – воистину брат Анри всегда был рыцарь доброго поведения, и в иное время, более спокойное, чем сейчас, его проступок вовсе бы не стал поводом для обвинения. Но брат Анри недавно прибыл из-за моря, и нападая на караван, он действовал в неведении относительно того, что сие нападение будет иметь столь тяжкие последствия для всего королевства…

Сенешаль говорил еще долго. Вслед за ним высказались другие рыцари, и общее мнение склонялось к тому, что де Лапалисс заслуживает наказания мягкого и снисходительного.

– Хорошо, братья, – сказал магистр, выслушав всех. – Мы оставим брату Анри одеяние Дома во имя Бога.

Рыцари недоуменно зашумели. Такое наказание было вторым по тяжести после изгнания из Ордена, называемого на языке статутов "потерей Дома".

– И это наказание, – продолжал де Майи, не обращая внимания на недовольство капитула. – Налагается на него в срок на неделю!

Робер облегченно вздохнул. Обычно брат, которому оставили одеяние во имя Бога, ходил под таким наказанием, означающим три дня поста в неделю, невозможность трапезоваться со всеми и участвовать в сражениях, а также грязные работы, в течение года и одного дня. Магистр в значительной степени смягчил наказание, формально оставив его максимально суровым.

– Введите нашего заблудшего брата, – приказал глава Ордена.

Брат Анри вошел в помещение. Лицо его было спокойным, но рука, крепко сжимавшая снятый с головы кель, говорила о том, что де Лапалисс волнуется. Подойдя к магистру, он, как и положено кающемуся, опустился на колени.

– Брат Анри, – сказал Жак де Майи спокойно. – Капитул нашел тебя виновным, но решил оставить тебе одеяние во имя Бога.

Бывший командор замка Села вздрогнул.

– И исполнять свое наказание ты будешь в срок семи дней, – закончил магистр. – Будь готов принести покаяние.

– Во имя Господа и Матери Божией, – твердо сказал брат Анри, – благодарю вас, братья.

Он поднялся с колен, медленно, точно страдающий ревматизмом старец. Плащ, который в течение недели наказанному придется носить туго завязанным, белой птицей слетел с плеч рыцаря. За ним последовали котта и нательная рубаха. Жак де Майи, уже с плетью в руках, хмуро наблюдал за раздеванием.

– Дорогие сеньоры братья, – сказал он, дождавшись, когда де Лапалисс обнажил спину. – Перед нами брат, который подвергнут покаянию. Просите Господа и Матерь Божию, чтобы они простили ему его ошибки.

Повернувшись к брату Анри, он спросил:

– Дорогой брат, раскаиваетесь ли вы в том, что совершили такой поступок?

– Да, сир, – ответил де Лапалисс.

– Воздержитесь ли вы от этого впредь?

– Да, сир, если Богу угодно.

Рыцари затянули "Отче наш". Робер шевелил губами, произнося привычные слова вместе со всеми. Рука магистра поднималась раз за разом, и плеть, сплетенная из тонких ремней, падала на спину наказуемому, оставляя на ней алые кровоточащие полосы. Магистр не жалел друга. Брат Анри молчал, и только чуть вздрагивал при каждом ударе.

Молитва закончилась.

– Идите с Богом, брат, – сказал де Майи, опуская плеть.

– Благодарю вас, сир, – ответил брат Анри.

Поднявшись на ноги, он забрал свое одеяние и отошел в сторону.

– Что же, – проговорил магистр. – Если кто-то хочет что-либо сказать капитулу, то пусть сделает это сейчас, во имя Господа и Божией Матери…

На призыв никто не отозвался. Де Майи кивнул:

– Тогда мы можем закрыть наш капитул, ибо по милости Бога на нем не случилось ничего, кроме доброго. Благодарение Богу и Божией Матери, что он прошел таким образом.

Речь в завершение была обычной, ее произносит любой командор, ведущий капитул своего Дома, будь то в Шотландии, в Испании или Киликии. Робер слушал ее без особого внимания. Взгляд его был прикован к лицу брата Анри, который, кривясь, натягивал на себя одежду. Ни тени раздражения не было в чертах де Лапалисса, словно не он только что был подвергнут бичеванию. Нечто вроде бессильного гнева начало подниматься в душе молодого нормандца. Ведь многие люди творят отвратительные вещи – и не бывают за это наказаны! А за что пострадал брат Анри, один из лучших мужей Ордена?

– И простите друг друга ради Господа нашего, дабы гнев или ненависть не могли поселиться меж вами, – закончил свою речь магистр, и братья, дождавшись знака, начали подниматься с лавок.

Робер подошел к брату Анри. Тот улыбнулся ему одними губами, лицо его было бедным, без кровинки.

– Не переживай за меня, – сказал де Лапалисс, видимо, уловив по лицу молодого собрата его настроение. – Капитул судил мою судьбу, и она ведь могла быть еще более худшей. Мне было больно, не скрою, но что муки телесные перед душевным страданием?

– Но ведь наказание было несправедливым!

– Осторожнее со словами, сеньор! – сказал неслышно подошедший Жак де Майи. – Решения капитула всегда справедливы. Клянусь Святой Троицей, я должен был наказать командора замка Села, и выбора просто не имел! Хоть ты, – он повернулся к брату Анри, – это понимаешь?

– Понимаю, – покачал головой. – Теперь ты, не открывая тайну капитула, можешь с чистым сердцем сказать королю, что брат, совершивший тяжкий проступок, наказан. Тем самым гнев правителя на наш Орден ослабнет. Не так ли?

– Истинно так, – магистр кивнул с плохо скрываемым облегчением. – Прости меня во имя Господа!

– Не за что прощать, брат, – ответил, пожав плечами, брат Анри. – Через неделю, как я понял, наказание завершится. А что будет со мной дальше?

– Командорской должности ты лишен, и вряд ли получишь какую другую в ближайшее время, – покачал головой де Майи. – Будешь простым братом, а при первой возможности я отошлю тебя за море, подальше от королевских глаз. Прошу простить, братья, но меня ждут дела…

И магистр, слегка поклонившись, отошел.

Рыцари неторопливо двинулись к выходу.

– Как видишь, мое наказание вовсе не бессмысленно, клянусь Святым Отремуаном! – брат Анри улыбнулся Роберу. Лицо его медленно оживало. – Оно пошло на пользу Ордену. Малая боль того стоила. И если перед тобой когда-нибудь встанет выбор – сохранить себя, но потерять Орден, или потерять себя, но сохранить Орден, я думаю, ты теперь знаешь, как поступить.

– Воистину так, – Робер ощутил, как когти гнева, некоторое время сжимавшие его сердце, разжались.

22 июля 1207 г. Левант, Иерусалим

Этот капитул был точно таким же, как неделю назад, только гораздо длиннее. Разбиралось чрезвычайно скучное и запутанное дело о том, как один брат-ремесленник [122] из командорства в Тортозе, что в графстве Триполи, покинул свой Дом через окно. Подобное по обычаям Ордена приравнивалось к краже и каралось потерей Дома.

Обвиняемый был привезен в Иерусалим, и предстал перед братьями обнаженным по пояс, с ремнем, повешенным на шею. Оправдательных слов для него не нашлось, и нечестивому брату была выдана отпускная грамота, чтобы он мог идти спасать свою душу в более суровое братство, к цистерианцам.

– Брат, покинувший Дом иначе, чем через дверь, потерял Дом, – сурово сказал Жак де Майи.

Провинившегося ремесленника подвергли бичеванию, после чего он был изгнан за пределы резиденции Ордена.

– Что же, сеньоры братья, – проговорил Жак де Майи. – Паршивая овца покинула наше стадо, но другой брат сегодня вернется в наши ряды. Брат Анри отбыл часть наказания, и мне сдается добрым, чтобы он, если вам угодно, был поднят [123] .