Мыс альбатросов (СИ) - "-Edelweiss-"

Забини уселась поудобнее, чтобы принять расслабленную позу, и закрыла глаза.

— Готовы? — спросил Миргурд. — Легилименс!

Дальше дело за ней. Она сама выбирала дорогу, вела Миргурда по лабиринту своего разума. Сперва она представила себе комнату, потом по памяти заполнила её мебелью и знакомыми с детства вещами.

Девочка вприпрыжку двигалась по коридору, расчерченному солнечными лучами. Они образовали квадраты света, слишком большие для её маленьких ног.

— Поверить не могу! — кричала мать так громко, что её было слышно в коридоре. — Ты привёз его сюда! Зачем? Продемонстрировать позор семьи?!

— Он мой брат, дорогая.

— Брат? Он — сквиб, и лучше бы ему остаться там, куда его упрятали родители! Они-то понимали побольше твоего.

Слушать дальше Сирена не имела ни малейшего желания.

Коридор вокруг неё медленно таял, пропадал в белом мареве, словно она была внутри холста, с которого художник смывал акварель.

Одни силуэты рушились, другие вырастали, пока мир вокруг вновь не принял ясные очертания.

Сирена очутилась в Хогсмиде. День был на исходе. Снег валил, не переставая, и разлапистое дерево, у которого она стояла, украшала белая корона.

Сириус кутался в лёгкую куртку и мёрз, несмотря на согревающие чары. Он ненавидел холод.

— Она увозит меня, — Сирена искусала губы от волнения. — Мама хочет уехать в Венецию, плавать в гондолах, похожих на стручки дремоносных бобов, и распивать эльфийские вина. Она уже нашла кандидата мне в мужья — какого-то волшебника с нелепой фамилией «Забини».

Сириус по-идиотски хихикнул. Сирена собрала храбрость в кулак и выпалила:

— Давай сбежим! Улетим далеко-далеко.

— Улетим? Интересно, что оледенеет раньше: метла или мы?

Тут бы ей понять, остановиться, но она любила его — мучительно, отчаянно, о чём и объявила ему тут же.

— Я люблю тебя, — прошептала она дрожащим голосом.

Он покачал головой. Сопливые признания всегда вызывали у него отвращение.

— Как тебе объяснить? — Блэк выпустил облачко пара изо рта. — Я не создан для семьи, для домика с белым заборчиком. Такова моя натура, Си. Мне это нравится — быть полезным, двигаться, сражаться, надирать задницы плохим парням. Моё место здесь. Я им нужен.

— Кому? — спросила она с вызовом. — Ордену, Дамблдору? Ему плевать на тебя. Почему вы, Блэки, такие упрямцы? Собственная жизнь для вас кната ломаного не стоит.

— Что, Реджи ты уговаривала так же?

Ничего более оскорбительного Сирена никогда прежде не слышала. Она отшатнулась от Сириуса, как от прокажённого.

— Прости. Ляпнул, не подумав. Почти год, как его не стало. Он сказал тебе что-нибудь перед тем, как пропал? Упомянул что-то необычное? Ты могла не придать значения…

Сириус уже спрашивал об этом раньше. Много-много раз.

Внезапно Сирена осознала, чем была для него — звеном, нитью, поддерживающей его связь с братом. Сириус питался её воспоминаниями о Регулусе, восполняя собственные пробелы. Она поделилась с Блэком всем, что имела, однако рано или поздно любой колодец истощается. Они вспоминали о Регулусе при каждой встрече, даже после близости, пока не настал момент, когда ей нечего было рассказать. Он хотел того, чего Сирена дать не могла. В глубине своей суетной душонки Сириус жалел, что упустил брата из виду.

— Мне пора, — промолвила она.

За то время, что они стояли у дороги, ведущей в Хогсмид, снег укутал её плечи второй мантией.

— Бежать не в моём духе! — воскликнул Блэк в своё оправдание. — Как ты не понимаешь! Я привык бороться за то, что мне дорого, а больше всего я ценю своих друзей. Всех друзей, Си!

— Да, конечно. Вряд ли мы увидимся в скором времени. Не погибни тут, ладно? Прощай.

Он резко шагнул к ней и заключил Сирену в объятия.

— Прости, — Сириус поцеловал её в висок: — Я… я не могу.

От него пахло топливным маслом, кожей и мандаринами. Похожий запах Сирена почувствовала на шестом курсе, склонившись над котлом с Амортенцией. Ко всему прочему примешивался аромат шоколадного кекса, который так обожал Регулус.

Она так и не разобралась, кого из них любила больше: старшего Блэка или младшего. Возможно, обоих сразу. Или каждого по очереди…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Прощай, — шептал Сириус, зарывшись носом в её волосы. — Пожалуйста, Си. Не проклинай меня. Живите долго и счастливо с тем итальянцем.

— С кем? — глухо переспросила Сирена, отстранившись.

— С волшебником с нелепой фамилией.

Только глупец мог бы пожелать подобное в их ситуации. Сириус попытался взять её за запястье, но она, как провинившийся малыш, спрятала руки за спину.

— Ни один волшебник не сделает меня счастливой! И я не буду жить с Забини долго и счастливо!

Сириус печально улыбнулся. Последнее, что она услышала от него:

— Когда-нибудь ты пожалеешь о своих словах.

Идиот! Жалкий идиот! Чёрствый сухарь!

Её отец только что погиб на митинге в поддержку магглорождённых, о чём мать предпочитала не упоминать. Возможно, она даже испытала облегчение, избавившись от чудаковатого супруга. В ней всегда сидело что-то пугающее, злое. Властность и бескомпромиссность урождённой Селвин. Сирена была ещё одним её разочарованием. С того дня, как появилась на свет девочкой, а не желанным мальчиком-наследником.

Её мир рушился, а Блэк… как он посмел учить её жизни?! Она яростно обернулась к нему, но Сириус уже пропал.

Находясь в полузабытье, Сирена услышала голос Миргурда. Он наплыл на неё из ниоткуда:

— Что будем делать? Изменим, удалим или оставим?

— Удалим, — ответила она, сглотнув.

Хогсмид заволокло дымкой, снег испарился, небо просветлело… и Сирена узнала кабинет отца.

Регулус рассматривал бутылки, внутри которых томились игрушечные кораблики. Целая коллекция. Десятки галеонов, барок и линкоров за натёртым до блеска стеклом. Взгляд Блэка был прикован к фрегату, и отец, заметив восторг на лице мальчика, снял корабль с полки.

— Магглы засовывают их туда без всякой магии! Поразительно, правда? Агуаменти!

В бутылке появилась вода. Игрушечный фрегат расправил паруса и понёсся по крохотным волнам.

— Этот — твой.

Регулус был сам не свой от радости. Он ошеломлённо воззрился на Сирену, стоящую рядом, потом на её отца.

— Можно взять?

— Конечно! Это подарок лучшему другу моей дочери.

Сирена почувствовала тепло на душе и прижала ладонь к груди. Пальцы наткнулись на значок Министерства Магии.

— Удаляем?

В горле пересохло, но она сумела произнести:

— Спрячем. Затолкаем подальше.

— Хорошо, — сказал Миргурд. Ей почудилась тень одобрения в его голосе.

На смену трепетному воспоминанию из детства пришло другое, более позднее.

Приглушённый свет. Запах лечебных трав и смерти. Чей-то плач в тёмной спальне.

Сирена повернулась и узнала в рыдающем ребёнке сына, а на кровати — своего первого мужа. Его кожа была серой и тонкой, как пергамент. Он умирал.

Лекарь подошёл и сказал:

— Он и так долго мучился, синьора.

Как странно. Мучился? Она не помнила ничего подобного. Уже не помнила.

Воспоминания о бессонных ночах у постели подхватившего лихорадку мужа были в числе первых, от которых Сирена предпочла избавиться, познакомившись с Миргурдом. Они хранились во флаконах, запертых дома в трюмо. Странная тоска поднималась в душе при одной мысли о них, но ничего больше.

Дальше стало легче.

Самые мрачные воспоминания Арнольд Миргурд чередовал со светлыми; несмотря на их кажущуюся порой абсурдность, он поднимал их на поверхность человеческой памяти, словно драгоценности с утонувшего корабля.

Сирена провела в его кабинете час, но ей казалось, что она была прикована к стулу лет десять, не меньше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Подлинники, — угрюмо произнёс Миргурд, выстроив перед ней ряд пузырьков с маркировкой. — За зелёным стеклом то, что вы решили забыть насовсем. В синих…

— Я знаю правила. Там то, что решила скорректировать, хотя, по вашему мнению, делать это не стоило.