Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прокурор Каверин ласковым не мужским голоском: «Анатолий Борисович, опишите эту Вашу дачу или дом в Жаворонках, как он выглядит?»
Чубайс неожиданно замялся: «Двухэтажное строение, там у нас такой заборчик вокруг дачи есть, высотой, не знаю, два метра, может, чуть больше. Сделан из чего? Ну, там металлические опоры, и плиты между ними вбиты, по-моему, бетонные, если я правильно помню».
Описание впечатлило слушателей, многие ведь помнили показанный не раз по телевизору четырехметровый чубайсовский «заборчик».
Прокурор: «Известны ли Вам функции охранников из Мицубиси?»
Чубайс: «Это машина ЧОПа, у которого с РАО договор на охрану. Их функции — начиная с контроля за дорогой и кончая боевыми ситуациями, в которых мы оказались».
Боевые ситуации?! Да это же как раз то, от чего, как черти от ладана, открещивались охранники Чубайса, убеждая суд, что они охраняли лишь бумаги и имущество РАО «ЕЭС» и присматривали мусор на дорогах, но функций охраны САМОГО не выполняли и были практически безоружными. Зал молча мотал на ус полезшие, как шилья из мешка, противоречия в показаниях главного потерпевшего.
Прокурор: «Ранее Вам приходилось в таких ситуациях находиться?»
Чубайс задумался: «Под обстрелом — нет».
Прокурор: «В РАО «ЕЭС» Вы на какой машине приехали, на той, в которую пересели?»
Чубайс, не выходя из задумчивости, роняет: «Нет-нет. Я приехал на той, на которой я выехал, на БМВ».
У зала перехватило дыхание. Чубайс продолжает настаивать, что приехал в РАО на той машине, на которой выехал, — на БМВ! — как утверждали на следствии и в первом судебном процессе и он сам, и его водитель с помощником. И только потом, уже на втором суде, когда допросили водителя сменной машины Тупицына, выяснилось, что Чубайс приехал в РАО на другой машине — на Тойоте Лендкрузер. Благодаря роковой правдивости Тупицына всем троим пришлось признаться в лжесвидетельствах. Так что, Чубайс возвратился к первоначальным показаниям?
Судья тихо шепчет Чубайсу, очень тихо подсказывает, да разве от современных диктофонов утаишься, все слышат, и это услышали, и это записали: «Вы, по-моему, у поста ГАИ пересели…»
Прокурор тоже тихо всполошился, аж спал с лица, бедняга: «Вы сказали, что Вы, в общем Вы у поста ГАИ пересели…»
Чубайс спохватывается: «Да-да, пересел. Вот на Тойоте и приехал, в которую пересел».
Прокурор, с облегчением вздохнув: «Видели ли Вы повреждения на Вашей машине после случившегося?»
Чубайс оскорбел лицом: «Ну, да. Честно говоря, меня тянуло посмотреть. Первое, что бросается в глаза — капот. А капот, как известно, не бронированный. Развороченный металлический след от крупного осколка. Уж не знаю, чем стреляли. Он как бы разворотил, вскрыл капот. Это наиболее видимая часть. Ну, фары разбиты, подфарники разбиты, бампер полуоторван. А правая сторона, она вся могла сильно простреливаться. Причем, что мне бросилось в глаза, что следы-то в основном даже не столько по стеклам, а по стойкам, а стойка, как известно, — самая слабая часть у бронированных машин. Один из следов пуль, ну, как раз, прямо у Сергея в висок, точно. Он впереди сидел. Если бы стойка не выдержала, непонятно, что бы было. Следов от пуль много с правой стороны. И потом там повело кузов, волновой он стал. Даже, собственно говоря, восстанавливать нельзя было после этого машину. У нее вид был такой — убедительный вполне».
Кого заботила убедительность вида расстрелянного БМВ, Чубайс не сказал. Ясно лишь одно: кто-то серьезно тревожился, насколько убедительно выглядит расстрелянным и подорванным БМВ. Не могла не броситься в глаза несоразмерность того, что Чубайс видел и слышал на месте происшествия, с масштабом повреждений его броневика. Как он мог не слышать выстрелов, если экспертиза повреждений БМВ, которую огласил прокурор перед присяжными, насчитала аж 12–14 выстрелов по БМВ с расстояния в 10–12 метров. Нападавшие, выходит, подошли к машине на дистанцию штыка, и, не торопясь, осыпали броневичок градом пуль. Весь вопрос: где, когда и как они это сделали, если ни один свидетель, кроме пассажиров броневика, не подтвердил обстрела БМВ?..
Прокурор: «Анатолий Борисович, исходя из позиции подсудимых, все, о чем Вы рассказали, они называют имитацией. Вы скажите Ваше мнение».
Чубайс нервно захихикал: «Ну, знаете, я бы порекомендовал им самим сесть в машину, пусть и бронированную, и под взрывами и под автоматной очередью посидеть бы. Ощущение бодрое. Им бы понравилось».
Прокурор: «Ну, все-таки, как Вы считаете, это было покушение или имитация?»
Чубайс посуровел: «У меня никаких сомнений нет, что меня однозначно пытались убить профессионалы этого дела».
К допросу подпустили адвоката Шугаева, постоянного представителя Чубайса в суде: «Можете описать характер бронирования Вашей автомашины?»
Чубайс заученно: «Это высокий класс брони Б6 — Б7. От автоматной пули она защищает, а от винтовки СВД уже не защищает. Колеса усиленные, и даже если они разрушены, она может продолжать движение. И стекла бронированные. Там же все стекла были в следах от пуль!»
Наступает черед еще одного адвоката Чубайса — Котока, который невинно интересуется: «Анатолий Борисович, возвращаясь к вопросу о розыгрываемой инсценировке покушения, хотелось спросить: что-либо в Вашем положении политическом, служебном, имущественном изменилось после произошедшего? Был ли смысл инсценировки?»
Чубайс глядит на адвоката с яростью, слово инсценировка ему явно не по нутру: «Ну, надо сказать я сильно разозлился, и я тогда сказал, что всей целью ставлю перед собой, а задача была привлечь сотни миллиардов рублей инвестиций в энергетику, — будем решать просто с удвоенной силой. И ни от чего не откажемся. Так и действовали. А в моем положении что изменилось? Меня не повысили, премию не выдали, благодарность не объявили, да нет, ничего не изменилось».
Адвокат Чубайса Сысоев учел промах коллеги и задребезжал: «Могло ли покушение быть направленным не на Вас, а иметь целью помешать тем преобразованиям демократическим в стране, тем реформам, которые Вы проводили?»
Чубайс бронзовеет, перевоплощаясь в памятник себе: «Я думаю, это сплав личной ненависти физиологической с ненавистью к тому, что я делал, что мои товарищи продолжают делать».
Ободренный Сысоев продолжает развивать понравившуюся Чубайсу тему: «Скажите, Анатолий Борисович, вот в СМИ, в общественном сознании бытует ассоциированный образ Вас как некоего виновника всех несчастий, которые случились с нашей страной после распада Советского Союза. Псевдо-патриотические ресурсы используют этот демонический образ с целью разжигания ненависти против Вас. Является ли покушение 2005 года на Вас следствием этой пропаганды?»
Адвокаты защиты так дружно и убедительно возражают против поставленного вопроса, что судья Пантелеева вынуждена снять вопрос.
Першин, адвокат Квачкова: «Почему Вы считаете, что данное покушение направлено именно против Вас?»
Чубайс раздраженно: «Потому что взрывали именно мой автомобиль».
Першин: «А откуда нападавшие могли знать, что Вы там находитесь, если об этом не знали даже Ваши охранники?»
Чубайс усмехается: «Охрана меня не видела, а нападавшие могли знать, исходя из простой логики».
Першин: «Кроме БМВ и Мицубиси какие-либо другие автомобили имели осколочные и пулевые повреждения?»
Чубайс уверенно: «Да, проезжавшие рядом».
Першин опровергает его уверенность: «Вам известно, что нет таких автомашин?»
Чубайс поперхнулся, бормочет что-то невнятное, на диктофоне не разобрать.
Першин: «Вы видели подсудимых на месте происшествия?»
Чубайс кривится: «Они в кустах сидели, мне не видно было».
Першин: «Является ли Ваша деятельность в Госкомимуществе направленной на благо России?»
Чубайс надменно: «Все мои действия направлены на исполнение моих должностных обязанностей».
Першин: «Безличные приватизационные чеки — ваучеры — тоже были направлены на благо России?»
Чубайс гордо встряхивает головой: «Да, безличные чеки позволили поднять благосостояние России».
Зал сдавленно стонет, нахлынувшие чувства сдерживает страх быть удаленными.
Переход допроса в политическую плоскость явно не входит в планы потерпевшего. В стане обвинения броуновское движение протеста. Судья, уловив недовольство Чубайса, запрещает Першину задавать подобные вопросы, пригрозив удалением из процесса.
Подсудимый Миронов возвращает мысли Чубайса на Митькинское шоссе: «Потерпевший, на какой машине 17 марта Вы выехали из дома?»
Чубайс недовольно: «Я уже отвечал на этот вопрос. БМВ. Темная, черная «семерка».
Миронов: «Это была Ваша личная машина?»
Чубайс: «Она была служебная, принадлежала РАО «ЕЭС».
Миронов: «Действительно ли Ваша машина стоила 700 тысяч долларов, как сказал суду Ваш водитель Дорожкин?»
