На острие меча - Богдан Сушинский

– Представился случай свести и обескровить две враждебные польскому двору силы, – мерно кивал Мазарини. – Не будем укорять за это Владислава, граф. А что же конкретно представляет собой это войско? Вам приходилось видеть его в бою иди хотя бы в походе, вы знакомы с кем-либо из казачьих генералов?

– Сами о себе эти люди говорят: «Казак рождается с саб-лей, а вместо материнского молока украинка вскармливает его порохом».

– Любопытная характеристика.

– И довольно точная. Пока казак в состоянии держать в руках оружие, вся жизнь его проходит в полевых лагерях, в походах и в схватках с врагом. Причем замечу, что тысячи этих степных рыцарей имеют опыт морских набегов на турецкие и татарские берега. Кроме того, они одинаково хорошо сражаются в конном и пешем строю, выносливы, неприхотливы и, что немаловажно для нас, не алчны. Золотом они дорожат меньше, чем собственными жизнями.

Теперь уже скептически ухмыльнулся кардинал Мазарини. Он вернулся к столику, наполнил бокал и то же самое предложил сделать де Брежи.

– Терпеть не могу ненастную погоду, – проворчал граф, как бы оправдывая этим согласие опустошить еще один бокал. – Если бы не прекрасное французское вино, которое заряжает мой организм солнечной энергией Шампани и Гасконии.

– Вино у меня, напомню, итальянское, – проворчал Мазарини, – но, согласен, прекрасное.

– Я имел в виду те вина, которые сопровождают меня во всех моих странствиях, – уточнил де Брежи, – и без которых я не выдержал бы мерзкого болотного климата этой поляно-мазовии.

Мазарини не ответил. Они снова уселись в кресла у камина. Поеживаясь, кардинал подбросил в огонь несколько поленьев и опять принялся за вино.

– Ваши последние слова, сказанные о казаках: «Золотом дорожат еще меньше, чем собственными жизнями»… Они почему-то настораживают меня.

– Но это в самом деле, так. Поразительное презрение к смерти.

– Я не о смерти, граф, – о золоте. Меня всегда настораживают люди, которые вдруг начинают пересказывать мне подобные легенды, – резко осадил посла первый министр. – Потому что легенды, достопочтенный граф, меня совершенно не интересуют.

– Однако не будем забывать, – все так же сдержанно возвращал разговор в спокойное русло де Брежи, – что большинство казаков, кроме, конечно, некоторых офицеров, которых запорожцы называют старшинами, – вообще не имеют ни земли, ни семьи, ни какого-либо имущества. Ничего, кроме самого необходимого для поддержания своего человеческого вида и выживания в походе.

– И тем не менее…

– Что касается денег, то они нужны им только для того, чтобы продлевать свое аскетическое существование. И это уже не легенды. Думаю, то же самое вам могут сообщить наши дипломаты, которые бывали в Турции, Молдавии, Крыму. Они тоже наслышаны о казаках.

– Хотите сказать, что, по существу, на востоке Европы появился своеобразный орден воинствующих монахов?

– Не спорю, удачное сравнение. Еще точнее будет сказать: орден степных рыцарей-аскетов. Если только учесть, что молятся они в основном сабле и пистолету и иной кельи, кроме степи, не признают.

Наступило минутное молчание. Оно понадобилось кардиналу для того, чтобы определиться, как вести себя дальше: довериться сведениям посла или же сменить тему разговора.

– А что, убедительно, – неожиданно подобрел в своей улыбке Мазарини. Объяснение показалось ему более чем удачным. Хотя как кардинал он предпочитал бы, чтобы и в молитвах своих, и в способе жизни они больше походили на монахов, чем на воинов. – Если я верно понял, воюют они в большинстве случаев против татар и турок. В степи. Но возникает сомнение: действительно ли они столь же искусны при осадах и штурмах крепостей?

– Турки – великолепные мастера фортификации. Это общеизвестно. Тем не менее их крепости уже не раз сдавались на милость казаков. Или же превращались этим воинством в руины. Словом, я предлагаю вести переговоры с польским правительством о найме не польских крылатых гусар, а испытанных в боях и в походной жизни украинских казаков. Но для этого мне нужно ваше разрешение, господин первый министр.

41

Когда на берегу появился Хозар, князь Гяур даже не приподнялся, чтобы взглянуть, что происходит посреди реки. Теперь, с появлением этого храбрейшего воина, исход схватки с Бохадур-беем вообще перестал интересовать его, поскольку уже был предрешен.

Однако вслед за русичем, у излучины реки показался еще один всадник. В доспехах, но без головного убора. Гладко выбритая, медная от загара голова его сама отражала лучи, словно потускневший от времени шлем обедневшего рыцаря.

– Татарин?! – удивленно воскликнул Гяур и, соразмерив расстояние между всадником и собой, метнулся к тому месту, где осталось в траве его копье.

Схватив оружие, Гяур подбежал к коню и лишь сейчас обратил внимание, что графиня поднялась и смотрит на приближающегося всадника, не выказывая ни тени тревоги.

– Успокойтесь, князь! Это Кара-Батыр, мой слуга! – успела предупредить она, прежде чем Гяур вскочил в седло.

Крик услышал и Кара-Батыр. Поняв, что стоящий неподалеку от графини воин не настроен враждебно, он вложил саблю в ножны и спешился.

– Я опоздал, госпожа, – опустился татарин на правое колено, подойдя с конем на поводу поближе к графине.

– Видно, так уж должно было случиться, – смиренно утешила его графиня.

– Там был бой, и я опоздал. Можешь казнить меня: Кара-Батыр, твой слуга, не сумел защитить тебя.

– Отныне ты не слуга мне. Отныне ты – мой воин, Кара-Батыр.

– Воин, – сдержанно, с достоинством повторил татарин. Помня о своем высокородном, ханском происхождении, он всегда тяготился положением слуги. Даже прислуживая такой прекрасной француженке. – Это правда, госпожа?

– Ты мой воин, Кара-Батыр. Я повторяю это при князе Гяуре, наследнике киевского великокняжеского престола, – добавила она, хотя и с некоторой долей иронии. – Таком же наследнике, как ты – престола крымского хана.

Кара-Батыр мельком взглянул на Гяура, и князь заметил в его глазах злой огонек ревности. Нетрудно было предположить, что взгляд этот принадлежал не преданному воину, и уж тем более – не слуге графини. Он выдавал в Кара-Батыре жадного обладателя. Почувствовав, что он изобличен, татарин поспешно перевел взгляд на француженку.

– Как воин, графиня, я буду служить тебе во много раз преданнее, чем служил в положении слуги.

– Именно на эту преданность я и рассчитываю, мой непоколебимый Кара-Батыр, – загадочно улыбнулась графиня. Чувствуя себя теперь куда более защищенной, чем когда-либо, она уже успела позабыть все страхи, связанные с погоней, которую устроил ей Бохадур-бей. – А теперь поднимись с колена. Хотя в этот раз ты слишком запоздал, все равно жизнь мне спас именно ты.

– Хотел бы, чтобы так это и было, – пробормотал тот, выпрямляясь перед графиней во весь свой могучий рост.

– Только на сей раз не саблей своей, а воинской наукой.

– Теперь понимаю.

– А еще меня спасало странное, очевидно, варварское оружие этого странствующего князя без княжества, – кивнула она в сторону Гяура. – Не правда ли, мой преданный князь? – и, не ожидая ответа, продолжила: – А теперь давайте достойно встретим рыцаря, сумевшего в конце концов одолеть Бохадур-бея, или как его там звали в этом страшном мире.

Не дожидаясь, пока Хозар приблизится, она взяла повод из рук Кара-Батыра и чинно взобралась на его коня. Так, сидя в седле, она и встретила уставшего, мокрого с ног до головы Хозара и плетущегося вслед за ним Корзача, который, кроме своего коня, вел еще и коня спасителя.

– Сабля Бохадур-бея, – воткнул Хозар клинок у ног Гяура.

Князь выдернул саблю из земли, осмотрел ее украшенную драгоценными камнями рукоять – очевидно, она досталась Бохадур-бею после гибели какого-то знатного турка, – и поднес Хозару.

– Прими это оружие из моих рук. Пусть оно будет наградой за службу. Ты – истинный воин Острова Русов, Хозар.

– О-дар! – с поклоном принял тот двумя руками саблю и, отвязав меч, подпоясался подарком князя.

– Я не предполагала, что у вас сохранилось такое рыцарское почитание друг друга, – вежливо заметила графиня. – К сожалению, у нас, во Франции, рыцарский кодекс давно утратил весь свой блеск. Многие решили, что последние рыцари Европы покинули сей мир вместе с крестоносцами, еще во времена Грюнвальдской битвы!

– У вас будет возможность убедиться, что это не так, графиня, – заверил ее Гяур.

– Саблю я от тебя принял, князь, как награду, – снова заговорил Хозар. – Она пригодится мне в бою. А вот эту брошь с чалмы Бохадур-бея и этот мешочек с золотом и византийскими, как объяснил Бохадур-бей, изумрудами мне, простому воину, не понадобятся. Прими их вместе с моей благодарностью, великий князь Одар-Гяур.

Гяур взвесил в руке мешочек, с интересом осмотрел огромную, усеянную драгоценными камнями брошь: «И где только этот грабитель раздобыл такое диво?!»