Заговоренный меч - Ильяс Есенберлин

С этого дня прекратили давать всякую еду находящемуся в каменном мешке Оспан-ходже. А главный везир Бахты-ходжа вдруг исчез. Ушел из дома с четырьмя нукерами личной охраны и не вернулся. Ханские гонцы поскакали во все четыре стороны искать его, но тот как в воду канул.

Вскоре поползли слухи, что Бахты-ходжа сбежал в Моголистан. Хан был удручен этим обстоятельством и искоса посматривал на придворных и близких людей сбежавшего везира. Они вначале перешептывались о причинах исчезновения своего земляка, а теперь сами испугались ханской мести.

Но хан Абулхаир ограничился тем, что забрал себе в пятые жены оставшуюся тринадцатилетнюю дочь пропавшего везира, которую приметил уже давно.

И все же Рабиа-султан-бегим была для хана дороже всех остальных жен. С ней продолжал он обсуждать многие свои дела. И, к чести ее следует сказать, она давала хану неплохие советы. Все реже стали проявляться у него вспышки подозрительности по отношению к ней. Как только исчез с горизонта Бахты-ходжа, она стала заменять везира даже при решении дел, мало касающиеся женщин. Острый ум отца проявлялся в ней, и в жизнь ханства она вмешивалась без лишнего шума, достойно и незаметно…

Прошло совсем немного времени, и Рабиа-султан-бегим сделалась главным лицом при хане-супруге. Ни одного сколько-нибудь важного решения не принимал он без ее совета. А она старалась давать их поменьше, потому что чувствовала: если хан Абулхаир начинает слишком зависеть от какого-нибудь человека, для того добром это не кончается. За примерами было недалеко ходить…

К тому времени как раз пришла весть, что в Орда-Базар едет Мухаммед-Джоки, внук

Улугбека. По распоряжению Рабиа-султан-бегим его встретили с высокой торжественностью за чертой города. Десяток джигитов ехали с ним. Все они сошли с лошадей у ворот Орда-Базара и вошли в город пешими. Оставив у входа во дворец оружие, они склонились перед ханом Абулхаиром в глубоком поклоне…

Хан Абулхаир вздрогнул и ухватился рукой за кинжал: Мухаммед-Джоки как две капли воды похож был на бежавшего батыра Саяна. Даже родинка у них на одном и том же месте.

Рабиа-султан-бегим, сидевшая рядом с Абулхаиром, чуть наклонила голову:

— Мой повелитель-хан, это ваш младший шурин Мухаммед-Джоки, родной сын мирзы Абду-Латифа!

Потом она повернулась к гостю:

— Мой родной и единственный Мухаммед-Джоки, благополучен ли был твой путь?..

Тот утвердительно кивнул головой и произнес положенные слова.

— Ты стоишь перед своим зятем, высокочтимым и мудрым, как пророк Сулейман, грозным, как Искандер-Зулькарнайн, перед ханом всей страны Дешт-и-Кипчак, верным другом Мавераннахра и Хорасана!

Она первая сошла с места, подошла к племяннику и обнялась с ним грудь в грудь. Абулхаир снова почувствовал головокружение. А когда она подвела племянника к нему, хан даже сделал шаг назад и поздоровался с ним за руку. Обняться, как положено родственникам, было свыше его сил.

Словно завороженный, не мог оторвать глаз от лица гостя хан Абулхаир. Те же густые сросшиеся брови, пронизывающий взгляд, то же бледное, благородное лицо, что у батыра Саяна. И движения у него такие же — мягкие, тигриные…

Тревога не проходила. Хану все время казалось, что против него затевается что-то и под видом Мухаммеда-Джоки во дворец к нему проник бежавший к аргынам батыр Саян. Каждое мгновение ожидал он с его стороны удара кинжалом. Сразу все понявшая Рабиа-султан-бегим мягко улыбнулась ему, успокоительно положила руку на его руку.

— Я забыла предупредить тебя, мой дорогой хан, что Мухаммед-Джоки словно повторение батыра Саяна! — шепнула она.

Увидев, что хан продолжает волноваться, она попросила разрешения удалиться с гостем, и Абулхаир с облегчением согласился. Рабиа-султан-бегим увела гостя на свою половину.

Она далека была от того, чтобы укорять невинного Мухаммеда-Джоки за его отца Абду-Латифа, который убил ее отца Улугбека. Недолго прожил Абду-Латиф после отцеубийства и сам был зарезан на том же троне. А пользу от всего получили враги.

— Не нужно враждовать дочери Улугбека с сыном Абду-Латифа, ибо все равно мы одной крови! — сказала она ему. — Ведь издавна известно, что «шестеро ссорящихся между собой уступают в битве одному смельчаку». Среди оставшихся в живых потомков Улугбека мы наиболее близки друг другу. Давай же подадим пример своей беспокойной родне. Потомки великих завоевателей всегда должны стремиться к миру, чтобы и на них не распространилось божье проклятие!..

Рабиа-султан-бегим не случайно была так ласкова с Мухаммедом-Джоки. Они росли вместе во дворце Улугбека, и племянник был всего на пять лет младше ее. На правах старшей она с детства окружала его заботой. Несмотря на жестокость придворных нравов, они с малых лет питали друг к другу любовь и привязанность. Это чувство возымело теперь верх над всем остальным, что случилось между их отцами и родственниками.

В честь приезда Мухаммеда-Джоки четвертая жена хана устроила большой пир. Снова состязались джигиты и борцы-палваны, с утра до вечера в ханском парке раскачивались качели.

Когда прошла положенная для гостя неделя забав и веселья, Мухаммед-Джоки был принят Абулхаиром. Он рассказал хану о цели своего длинного и трудного путешествия и о своих планах. Увидя, что гость явился к нему совсем без оружия, хан почти успокоился. Беседа получилась задушевной. Конечно, главную роль сыграла в этом присутствовавшая тут же Рабиа-султан-бегим. Абулхаир постепенно привыкал к виду своего родственника и уже не хватался за кинжал.

А Мухаммед-Джоки рассказывал интересные вещи. Оказывается, народ и почтенные бии недовольны правлением Абдусаида. Хан Абулхаир поинтересовался количеством и составом войск в Самарканде, Бухаре и Герате. Мухаммед толково рассказал о них, дал оценку их состоянию. А потом без всяких околичностей попросил у хана Абулхаира поддержки в предстоящей борьбе за престол тимуридов.

— О великий Абулхаир-хан, для того я и приехал к вам! — сказал он. — Мой дед Улугбек принял этот престол от самого Тимура. А теперь пришел мой черед, и право мое на дедовский престол неоспоримо!..

— Как же ты думаешь осуществить это? — спросил хан Абулхаир. — Право есть лишь у того, за кем стоит доброе войско…

— Я знаю, мой хан… Абдусаид сейчас ушел в поход, чтобы до конца довести завоевание Хорасана и Балха. Этим он надеется укрепить свое могущество, чтобы ни от кого не зависеть. В Мавераннахре растет недовольство, потому что война пожирает все средства. Помогите мне взять Самарканд, и все отвернутся от Абдусаида. Такой удобный для меня случай вряд ли представится когда-нибудь в другой раз…

Абулхаир усмехнулся:

— Когда надо было отобрать власть у Абдаллаха, то же самое говорил мне Абдусаид…

— Я не Абдусаид! — воскликнул Мухаммед-Джоки. — Если стану самаркандским кореханом, то никогда не забуду вашей поддержки. Могу поклясться на Коране, что буду для вас как сын! Да разве моя дорогая Рабиа-султан-бегим не самый близкий человек мне в этом мире?

— Мне не нужно усыновлять тебя… — задумчиво сказал хан Абулхаир. — У меня достаточно своих сыновей. Но я хочу, чтобы был ты мне вместо сына на престоле тимуридов!

— Вот Коран, вот хлеб, и даю вам в этом клятву. Воля ваша отныне сделать со мной все, что угодно, если нарушу ее!..

Абулхаир долго думал, потом посмотрел на Мухаммеда-Джоки уже совсем другими глазами. Это были суровые глаза полководца:

— Сколько осталось в Самаркандском вилайете боевых слонов, пригодных к сражению?

Этот вопрос всегда занимал степных военачальников, когда начинали они войну с Мавераннахром. С тех пор как Тимур завоевал часть Индии, у всех более или менее крупных властителей Средней Азии появились боевые слоны в войске. Значительное количество их было в Самаркандском и Бухарском вилайетах. Это было самое действенное средство против конницы кочевников. Не видевшие никогда слонов степные полудикие кони пугались одного вида этих чудовищ и выходили из повиновения. Да и смелые джигиты без большой охоты приближались к громадным слонам, наверху которых сидели укрытые лучники и осыпали градом стрел атакующих.

Хан Абулхаир обычно выбирал такой момент для нападения на Мавераннахр, когда слоны были в каком-нибудь походе. Словно волчья стая, нападающая лишь ночью на уснувшие кошары, налетала его конница на оставленные без должной охраны города. А после захвата их слоны уже были бесполезны.

Правда, к этому времени немного оставалось слонов в вилайетах Мавераннахра, но еще с юных лет Абулхаир испытывал перед ними мистический страх. Двадцать пять лет было ему, когда в первый раз подошел он к стенам Самарканда. Лишь трех слонов выпустили на него жители города, но все бесчисленное конное войско хана Абулхаира в панике разбежалось кто куда. Когда на него самого бросилось, яростно размахивая хоботом, громадное животное, он так струсил, что уронил копье и убежал пешком, бросив коня. Хорошо, что умный конь сам разыскал его в свалке и вынес из битвы.