Закон Уоффлинга (СИ) - "Saitan"

— Кто это — тряпичная Магда? — заинтересовался Том. Он никогда о ней не слышал.

— Как кто? Куколка! Маленькая тряпичная девочка с рыжими волосами и котелком вместо шляпы. Из детской книжки! А ты кого имел в виду?

Риддл расхохотался. Он не подумал, что в волшебном мире не используют пластик и сексуальность человеческого тела в детских куклах. Гарри в глаза не видел изящных пластиковых кукол барби магглов и понятия не имел, как он напоминает одну из них своими пропорциями.

— Я клянусь, я найду ту самую куклу, на которую ты похож, и подарю её тебе. Ты удивишься, но у магглов куклы гораздо красивее и интереснее, чем у магов, — пообещал он.

— Значит, ты думаешь, что я красивый? Поэтому так меня называешь? — Гарри раздумал обижаться и заёрзал на кресле, готовый сорваться с него в любой момент.

— Ты красивый, Гарри. Ты самый красивый парень из всех, что я видел, — с улыбкой подтвердил Том. Говорить такие вещи Поттеру было легко и даже приятно. Он так искренне радовался, что Том решил говорить ему комплименты почаще. Лицо Гарри как будто озарилось внутренним светом, румянец на смуглых щеках навевал мысли о чем-то нежном и очень смущающем, но бесконечно приятном.

— Мне ещё никто не говорил, что я красивый! — воскликнул он и всё-таки сорвался с кресла, без стеснения падая на колени Тома. Его руки обвили ошарашенного Риддла за шею, и он получил обжигающий поцелуй в щёку. — Спасибо, Том! Можешь тогда называть меня куколкой, я не против. Только не при всех, а то меня засмеют. Мне кажется, меня и так все ненавидят.

«Это что ещё за фокусы? Стряхни его с колен! Блять, вы же два парня! Это просто отвратительно!» — проснулся голос разума.

Том дрожащими руками неловко обвил его тонкую талию и прижал ближе к себе. Его вес на коленях ощущался так правильно, так успокаивающе-приятно! Он наслаждался этим близким контактом, как наслаждаются десертом или любимой музыкой. Как может такое прекрасное чувство быть чем-то неестественным, омерзительным? Том совсем запутался, не стоило даже пытаться искать причину.

«Эстет хуев. Отпусти мальчишку», — не унимался голос разума.

«Просунь руки под футболку, он ничего не поймёт!» — искушал голос извращенца.

Тому грозит раздвоение личности, если он не разберётся со всеми своими чувствами к Гарри, тут и к Трелони не ходи.

— С чего ты взял, что тебя все ненавидят? — прошептал он, уткнувшись взглядом куда-то в стену за плечом Гарри, лишь бы не смотреть в его глаза.

«Мордреда тебе в задницу, Том Риддл! Ты прочитал слишком много дамских романов миссис Коул! Ну прямо сцена из самой паршивой книжки — сиденье на коленях, поцелуи в щёку и разговоры по душам».

«Просто заткнись! Я всего два романа прочитал, там такого не было», — сам себе ответил Том.

«А помнишь, там была сцена, когда главный герой заваливает героиню на стол и засаживает ей по самые… Вот бы ты Гарри так…»

Том почувствовал прилив крови к одному месту и сжал колени вместе.

— А с того! Я пытаюсь подружиться с кем-нибудь ещё, но все от меня сбегают, стоит мне только рот открыть. И смотрят так, как будто ненавидят или боятся. Что я им сделал всем? Я перестал говорить смущающие вещи всем в лицо. Я не понимаю, почему все равно никому не нравлюсь, — Гарри был по-настоящему расстроен.

Это Том стал причиной расстройства Гарри. Он настолько всех запугал, что никто не осмеливался даже заговорить с Поттером. Многие находили его забавным и интересным, он видел это, его искренность и открытость подкупали, и Тома это бесило. Бесило так, что хотелось скрыть Гарри ото всех, запереть в их комнате. Поэтому он смотрел угрожающе на любого, кто лип к Гарри. Этого было достаточно, чтобы отбить у них охоту болтать с новичком.

Из-за него Гарри расстроился. А ведь он обещал… Тому стало не по себе.

«Какой ты чувствительный мальчик, оказывается, Томми. Сопли тебе не вытереть, нет?» — голос разума стал смутно напоминать кого-то из давно забытого детства.

«Признайся ему. Скажи, что дело в тебе, а не в нём, тогда ему станет легче», — прошептал голос извращенца.

Том решил послушать его.

— Всё с тобой в порядке, они просто боятся перейти мне дорогу, не переживай так, — Том не сдержался и успокаивающе провел пальцами по его волосам. Он мог бы добавить, что стоит ему только намекнуть, и все захотят дружить с Гарри, но не стал. Делить его с кем-то другим не хотелось до зубного скрежета. Достаточно того, что он успокоил его.

«Со Снейпом же делишь, чем другие хуже?» — ехидно напомнил извращенец.

«Другие не умеют варить яд из любой завалявшейся на полке дряни», — возразил разум.

— Правда? Ты что, настолько влиятелен даже вне Слизерина? — Гарри забавно выпучил глаза.

— Ты сомневаешься? — притворно возмутился Том. Чтобы отвлечь Гарри от назревающей просьбы помочь или попытки уточнить, почему это он влиятельный, Том запустил обе руки Гарри под свитер и принялся его щекотать.

Проходиться пальцами по теплым худым бокам Гарри оказалось так же приятно, как и обнимать его.

«Что ты делаешь? С каких, блять, пор, ты щекочешь своих однокурсников? Это… Это то же самое, что бить василиска тапком по морде — безумие!» — застонал голос разума.

«Интересная мысль. Ведь ты — хозяин василиска. Что он сделает, если ты его тапком ударишь, как нагадившего кота?» — ответил ему второй.

«Нашли когда выяснять! Никто никого тапком бить не будет, заткнитесь», — осадил их Том, продолжая свое чёрное дело. Может, он действовал неумело, его самого никто не щекотал, и он тоже этого никогда не делал, но Гарри нравилось, и ему тоже. Этим утром Гарри целовал его лицо, а Том щекотал его пятку, носил на руках и называл куколкой. После этого обычное детское развлечение не казалось таким уж ужасным преступлением. Он же не воплощает те сцены из пошлых романов.

Это отвлекало от желания пойти в комнату Малфоя и пытать его круциатусом до тех пор, пока он не охрипнет от своих криков.

— Нет! Нет! — визжал и хохотал Гарри, извиваясь всем телом. — Ты влиятельный! Ты самый главный! Только прекрати-и-и! Я поставлю тебе памятник!

— Вот так-то! — с триумфом воскликнул Риддл, хохоча вместе с ним.

— А-а-а-а! Издай указ о запрете щекотки, пока я не умер!

Он чуть не упал спиной назад, дёрнувшись особенно сильно. Риддл успел его поймать и прижать к себе. Они оба задыхались от смеха и тяжело дышали, Том чувствовал бешеный стук его сердца своей грудной клеткой, ощущал его дыхание на своём лице, чувствовал сладкий запах его шампуня и терпкий — тела. Гарри сидел на нём сверху, упираясь коленями с двух сторон от бёдер, давил своим пахом на его пах, прижимался щекой к его шее… Всего вдруг стало слишком много.

Или мало.

— Куколка, — прохрипел он задушено. Внутри зрел вулкан, готовый вот-вот взорваться потоками лавы. Он ещё не успел отсмеяться, чувство радости и щемящей нежности переполняло грудную клетку, кровь неслась по венам, разгоряченная недавней яростью и жаждой крови. Гарри казался самым великолепным существом, самым чувственным, самым восхитительным и сладким. — Мне нужно отлучиться ненадолго. Дождёшься меня? Вместе сходим на кухню и раздобудем еды. Если домовики не проклянут тебя, конечно. Расскажешь, как прошла встреча с родителями.

От напряжения у него виски прострелило болью, но железный самоконтроль не позволил совершить глупость. Так хотелось сорвать с Гарри его дурацкий свитер, стянуть штаны и сделать с ним то, что нельзя делать двум парням. Так хотел, что почти видел, как выгибается Гарри под его руками, как низко стонет и облизывает свои невозможно блядские губы, умоляет о…

«Называй вещи своими именами, больной извращенец. Ты хочешь зацеловать его, хочешь облизать, хочешь до боли. Ты хочешь его трахнуть. Выебать хорошенько», — отрезал извращенец.

«Дерьмо-о-о. Ну почему?» — не стал спорить разум.

Голос был прав. Сколько не оборачивай камень в фантик от конфеты, камнем он быть от этого не перестанет. Том хотел Гарри уже какое-то время, больше не было смысла отрицать это и придумывать себе оправдания. Врать самому себе стало невозможно.