Тысяча и одна ночь Майкла Дуридомова - Марк Довлатов

– Слышь, брат, а глянь там у себя вокруг кресла – не могу ключи свои найти. Уехал уже? К Дашке? Вот, блин, придется и мне. Да, Белка дежурит. Тащиться туда охота как голодному… ну ты понял. Ладно, бывай.

Надо Белке звонить.

– Привет, Бельчонок. Спасаешь народ? Никого нет? Скучаешь? К сессии готовишься? Умничка. Не ел ничего – не могу домой попасть. Ключи где-то вытряс. У Тимки может. Да он уже к Дашке умотал. Придется к тебе ехать. Какая улица? Вязов, 13? Какая, говоришь, маршрутка? А там? Ладно, язык до Киева доведет. Что? Что я забыл в Киеве? Языком?! Девушка? Нет. Нет у меня никакой девушки, у меня там дядька. Как какой – у которого бузина в огороде. Да я тебе зубы не заговариваю. У меня, кстати, зуб разболелся. Ладно, еду.

Михаил вышел на улицу, уже почти стемнело, на остановке никого не было, он закурил и стал ждать маршрутку – не было ее минут двадцать. И ехать было минут двадцать. Музыку слушать не хотелось – поднывал зуб, легонько постреливал на ухабах. Включились редкие фонари. Остановка была у самой больницы, трехэтажное кирпичное здание сталинской постройки встретило его мертвыми глазницами темных окон – только в одном, на втором этаже, горел свет. Вывеска под грязным стеклом торжественно возвещала: «Мухосранская районная больница. Поликлиника». Дверь была закрыта. Черт, надо со двора.

Во дворе света не было, Михаил с трудом нашел вход и зашел. За столом сидела бабушка – божий одуванчик.

– Закрыто.

– Мне Бэлу Бурлакову надо повидать.

– А Вы ей кто?

– А я ей конь в пальто, – без спроса вырвалось у Михаила.

– Кто?

– Брат родной. Двоюродный то есть.

– А пальто где?

– В гардеробе оставил.

– Да он не работает. Сопрут.

– Да оно старое – не жалко.

– Так Вы брат?

– Брат.

– Похожи.

– Да. Мы с ней ужасно с детства похожи. Особенно в темноте.

– А че вы в темноте делаете?

– Нууу… мало ли что. Плюшками балуемся. Туда-сюда.

– Вот, вся вы молодежь такая.

– Какая?

– Только бы побаловаться. Туда-сюда.

– А Вы че в молодости делали?

– А мы в молодости коммунизм строили.

– И че: ни туда, ни сюда?

– Не, ну канешна. Как без этого. Бывало и туда.

– Ну вот. Так, может, я зайду?

– Второй этаж, по лестнице, 211-й кабинет.

– Спасибо.

– Ну вы ж там смотрите у меня! Чтоб ни-ни!

– Да никада!

– Ладно.

Михаил поднялся по обшарпанной лестнице на второй этаж, увидел кабинет с надписью «Старшая медсестра», открыл дверь и зашел; за столом сидела Белка в белом халате с красным крестом на нагрудном кармане и читала.

– Слушай, Бельчонок, я тебя никогда в этом халате не видел.

– Не нравится?

– Наоборот. Немецкие фильмы вспоминаются. Про больницу.

– Это какие?

– Ну, разные. Знаешь, вот лежит человек, в гипсе, двигаться не может, страдает. Приходит сестра милосердия, вся в таком халатике… три верхние пуговицы случайно расстегнулись… ну и помогает ему, облегчает страдания. Спасает жизнь, можно сказать.

– Да, Мишка, это как раз про меня. Я люблю помогать людям. Поэтому и пошла на медицинский. Как твой зуб?

– Да не знаю, то заноет, то замолчит.

– Давай я посмотрю.

– Ты разве на стоматолога учишься?

– Нет, я еще не выбрала. Но мне надо пройти практику у всех врачей. Поэтому я тут и работаю. Пойдем посмотрим?

– Да не люблю я эти зубодробительные операции.

– Да не бойся – у нас установили одно новое кресло, немецкое, с турбиной и полным фаршем. Пошли.

– Ну пошли.

Они вышли в коридор и дошли до кабинета с надписью «Стоматолог». Внутри было три кресла, все немецкие: два трофейных и одно новое. Белка пощелкала тумблерами, включился свет, что-то загудело.

– Садись. Открывай рот.

Михаил уселся в удобное кресло, оно опустилось почти до горизонтального уровня; Белка направила на него лампу, взяла зеркало и провела им по верхнему ряду, потом по нижнему.

– Этот?

– Да.

– Он откололся немножко, нерв закрыт, надо просто запломбировать.

– А ты умеешь?

– Если нерв удалить – это я не смогу. А пломбу я уже два раза ставила. Пять минут – и все дела.

– Ну давай попробуем.

Белка взяла бор, запустила его и вставила Михаилу в рот, нажала кнопку, и струйка воды ударила ему в язык.

– Ой, я забыла отсос включить! Подожди!

– Асос? Авай! – с открытым ртом говорить получалось не очень. Зажужжало сверло, зуб занервничал, Михаил вцепился в поручни.

– Сплюнь! Щас поставим пломбочку, и все. Не закрывай рот!

Вся операция заняла минут десять и оказалась не очень болезненной. Белка убрала инструменты, выключила лампу и присела на край кресла.

– Ну как?

– Амеательно.

– Не болит?

Михаил помотал головой и положил руку девушке на колено.

– Перестаньте, больной! Что это с Вами? Вздутие в паху. Надо Вас срочно проверить. Закройте рот. Не мешает?

– Во рту не мешает.

– А где мешает?

– В штанах мешает.

– Не выдумывай! Пойдем дальше.

– Куда это?

– Я же говорила: мне надо пройти практику у всех врачей. Идем к хирургу.

– Ты что, Белка, сдурела? У меня ничего лишнего нет.

– Посмотрим, что там у тебя есть.

Назвался груздем… Михаил вздохнул и побрел за своей персональной старшей сестрой. Двоюродной. В кабинете хирурга посередине стояла кушетка, накрытая клеенкой.

– Раздевайтесь.

– Что, здесь будем?

– Ничего не будем. Пока весь осмотр не закончим.

– А зачем раздеваться тогда?

– Порядок такой. У меня анатомия тоже в эту сессию.

– Так это можно и дома.

– Не спорьте с сестрой! Ложитесь. На живот.

– А на живот еще зачем?

– Сделаю тебе укольчик – мне надо руку набить.

– Какой еще к черту укольчик?!

– Витаминчиков вколем – тебе полезно.

– А вдруг ты мне снотворного вколешь и скальпелем захочешь потренироваться? Отчикаешь его к едрёной фене.

– Вот ты дурак какой, Мишка! И зачем мне это делать – я себе враг, что ли?

– Ну… пришьешь потом. Для практики.

– А если он работать перестанет? Отторжение произойдет. Что я потом буду делать.

– Так и я о том.

– Вот ты болтун какой у меня.

– Забыл тебе сказать: я тоже на медицинский документы подал. На заочный. Пора мне тоже руку набивать. Где тут у вас гинекологический кабинет? С немецким креслом.

– Ну Мииишка!!!

– Ты что это – стесняешься?

– Ну не выдумывай!

– Не, ну где справедливость? Я тут голый на животе лежу… готовый принять от тебя любые мучения… а моральное удовлетворение как же.