Знакомый незнакомец - Эрин Найтли

— Расскажите, как стали столь важной частью семейного дела.

Вопрос не настолько успокоил ее, как надеялся Бенедикт, но по крайней мере заставил ответить:

— Я с самого детства ездила верхом. Мой отец твердил, что не видел ничего подобного. Что это природный талант и преступлением будет его не поощрить. Все началось вполне невинно, с нескольких поездок по поместью, прогулок с Ричардом, даже редкой возможности сопровождать папу к торговцам лошадьми. Все шло своим чередом и настолько медленно, что мама ничуть не тревожилась.

— Так это отец стал вашим защитником?

Эви кивнула, отводя низко нависшую ветку дерева. Здесь, в тени, было значительно прохладнее.

— Да. По-настоящему я начала работать рядом с папой в шестнадцать лет. Думаю, с годами он постепенно осознал, что Ричард всегда останется весьма средним наездником и не сумеет разбираться в лошадях, как я.

— Наверное, вы правы.

Он улыбнулся, не сводя глаз с тропинки, и осторожно переступил через выступавший из земли корень. Эви никогда не назовешь середнячком. Ни в чем.

— Значит, это Ричарда нужно благодарить за поддержку вашего отца?

— Нет, я…

Она осеклась. Выражение лица показалось ему странным.

— Полагаю, так и есть. Господи Боже, я никогда не думала об этом с такой точки зрения.

Она наморщила нос.

— Только брату не говорите. Его самомнения и без того с избытком хватает на нас обоих.

— Мои уста запечатаны, миледи, — заговорщицки подмигнул он.

Эви со вздохом покачала головой:

— Похоже, последнее время вы только это и делаете, и все из-за меня. Мне следовало снова поблагодарить вас за то, что промолчали, когда нашли книгу.

— Но что еще я мог сделать? Просто веду себя, как полагается джентльмену.

Но она, похоже, не слишком ему верила. Какие тревожные мысли беспокоят ее? Мысли, вызвавшие крохотную морщинку между бровями?

Он позволил себе немного сократить расстояние между ними.

— Вам нечего бояться. Насколько мне известно, книгу мог оставить и призрак.

Она не слишком искренне улыбнулась и остановилась перед упавшим деревом.

— Конечно, вам это может показаться глупым, но для меня это очень важно. В глазах родных я должна выглядеть безупречно до того, как они уедут в Лондон.

Что за странные вещи она говорит?

— О, я уверен, что вам не о чем волноваться. И так или иначе, разве их больше не должно тревожить ваше поведение после того, как вы приедете из Лондона? — с лукавой улыбкой осведомился он.

Эви провела пальцем по коре дерева, отломила небольшой кусочек.

— Я не намерена ехать в Лондон на этот сезон.

— Не намерены?

Неужели ее родные решили пропустить этот сезон? Нет, этого быть не может! Он сам слышал, как об этом велись разговоры.

— Боюсь, я вас не понял. Но что же вы собираетесь делать?

Сначала она не ответила. Просто смотрела на него огромными голубыми глазами. У него создалось отчетливое впечатление, что она пытается определить, достоин ли он доверия. Он даже бессознательно выпрямился. Наконец она решилась.

— Я убедила отца позволить мне на этот сезон остаться дома, поскольку больше не желаю иметь ничего общего с брачным рынком. Теперь остается убедить матушку согласиться на мои планы, и я смогу спокойно заняться любимой работой. А пока я не должна давать ей повода расстраиваться.

От потрясения Бенедикт потерял дар речи. Невозможно передать, что он испытывал в это время. Она отказалась от поисков мужа? Хочет похоронить себя на конюшне? Никогда не любить? Не быть любимой?

— И ваш отец на это согласился? Пою хвалебную песнь вам и вашей поразительной способности убеждать, миледи. Вы, должно быть, очень довольны, — ответил он, не скрывая сарказма. И сам же прикусил язык. Нужно было держать чертов рот на замке. В конце концов, не его это дело!

Радость, сиявшая в его глазах, померкла, сменившись чем-то вроде настороженности.

— Чрезвычайно довольна. Не каждый день, сэр, человек превосходит ожидания окружающих и достигает того, что ранее казалось невозможным.

Она несет чушь! Самая страстная, остроумная, веселая, умная леди хочет уйти от мира и трудиться, как высохшая старая дева? Она не дает себе шанса!

— Согласен. Вот только нужно спросить, поднимается ли он при этом над окружающими или падает в пропасть?

Эви охнула и отступила:

— Что за глупости, мистер Бенедикт? Вы ничего обо мне не знаете и все же решаетесь сделать подобные выводы? Но какое это имеет значение для вас?

О, как она ошибалась! Он знал ее. Знал достаточно хорошо, чтобы понимать: она достойна найти счастье в любви. Но добровольно лишает себя будущего, отрекаясь от всякой возможности иметь семью и детей. А вот у него больше нет такой роскоши, как выбор. Его надежды уничтожены независимо от того, что произойдет, когда он покинет этот дом. И, хоть и не по собственной вине, проведет остаток жизни опозоренным изгоем или обремененным сознанием того, что предал свои моральные принципы ради блага окружающих. А Эви… весь мир лежит у ее ног, а она отворачивается от него.

Маленькая дурочка.

Он скрипнул зубами, чтобы удержаться и не высказать все, что чувствует. Наконец Бенедикт почтительно склонил голову:

— Значения это действительно не имеет. Я только надеюсь, что вы все хорошенько обдумали.

Она скрестила руки. В лазурных глазах плескался холод.

— А вы мне уже начали нравиться. Очевидно, я потеряла способность верно судить о людях. Спасибо за то, что вовремя позволили увидеть вашу истинную природу.

— Если призвать к благоразумию означает выказать свою истинную природу, тогда и благодарить не за что, миледи.

Она поморщилась, словно ощутив запах гнили.

— Благоразумие? Должно быть, вы бредите.

— Совершенно верно, — кивнул он, жестом показывая колебания весов. — Все зависит от истолкования.

— Но что тут истолковывать? Вы достаточно дерзки, чтобы предположить, будто я сама не знаю, чего хочу. Почему? Потому что я всего лишь женщина?

— Я никогда не говорил…

— С таким же успехом могли и сказать! — воскликнула она, краснея. — Вы не знаете меня настолько хорошо, чтобы делать выводы. Тем не менее, вероятно, считаете, что лишь потому, что я женщина…

— Это потому, что вы так много можете предложить!

Оба оцепенели.

Бенедикт выглядел еще более удивленным, чем Эви. Пробормотав проклятие, он снял шляпу и провел рукой по волосам.

— Забудьте все, что я говорил. Можете делать все, что вам угодно, и я буду держать свои бредовые заявления при себе.

Эви от неожиданности онемела. Как она могла забыть все, что он сказал?