Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

них «в общей сложности 3000 штук кронштадтских прокламаций». 20 апреля Президиум ПЧК в составе 3 человек приговорил их к расстрелу. Всего на этом заседании тройки к расстрелу было приговорено 40 человек, в их числе несколько членов ВРК. 4 марта матрос был отправлен в Питер на буэре[251]. 6 марта в Сестрорецк был направлен Захар Плёнкин с типичной формулировкой: «Для исполнения возложенных на него обязанностей». 7 марта, хорошо понимая, что в ближайшее время начнется штурм Кронштадта, а о волнениях в Питере ничего не слышно, большая группа кронштадтцев (13 человек) направлена в Петроград для агитации. Другие матросы посланы «для делегации за пределы Кронштадта для проведения собраний беспартийных»[252].

Ревком предложил большевистскому руководству «прислать к нам беспартийных делегатов петроградского пролетариата, чтобы они увидели, что в Кронштадте идет борьба за власть Советов»[253]. Им на встречу была послана делегация из 8 человек во главе с членом Ревкома, матросом-электриком с «Севастополя» С. С. Вершининым. Делегация в составе 8 человек ждала всю ночь у Петроградских ворот представителей питерского пролетариата, но так и не дождалась. Утром 8 марта начался сильный артиллерийский обстрел Кронштадта. На допросе в ПЧК Вершинин показал, что по приказанию Ревкома делегация должна была отправиться в Ораниенбаум, но «при сильном обстреле Говоров (Моряк с „Севастополя“. – Л. П.) и другие не пошли тогда. Пошел один и на половине пути от Ораниенбаума был задержан и доставлен к Дыбенко»[254]. В воспоминаниях Петриченко арест Вершинина выглядит как большевистская провокация: «Когда цепь со стороны Кронштадта стала подвергаться артиллерийскому обстрелу, то они выкинули белый флаг и стали флангом идти по направлению к Кронштадту. На встречу к ним выехали два члена Ревкома Вершинин и Куполов А. А. и, на их глазах сняв с себя оружие, смело поехали к ним; но не успели несколько слов сказать, как Вершинина они схватили, а Куполову удалось ускользнуть из их рук»[255].

Совершенно непонятно, зачем курсанты выкинули белый флаг и двинулись к Кронштадту. Для провокации, чтобы кого-нибудь взять в плен? А если бы к ним никто не выехал? Совершенно невероятная история. Кроме Петриченко, никто не называет члена Ревкома, старшего лекарского помощника Куполова как входившего в состав делегации. Правда только то, что Вершинин вел себя с отчаянной храбростью и в результате попал в плен. Хотя и возможно, что, когда он подходил к наступающим, ему крикнули, что готовы вести переговоры.

Посылка агитаторов продолжалась вплоть до последнего штурма Кронштадта. ВРК, понимая, что подавляющее большинство агитаторов попадает в плен, а агитационные материалы не доходят до рабочих и солдат Петрограда, решил отправлять в окружающие районы партизанские отряды с агитационной целью. Трудно понять, каким образом партизанский отряд мог вести более успешную пропаганду, чем одиночки, но в Кронштадте хватались за любую, даже призрачную возможность воздействовать на рабочих, крестьян, матросов и солдат Петрограда и губернии. Первым партизанским отрядом руководил Волков, бывший военнослужащий 1-го Морского воздушного дивизиона в Ораниенбауме, сумевший избежать ареста и бежать в Кронштадт, видимо, имевший какие-то связи в Ораниенбауме. Ревтройка Сводного отряда судовых команд просила ВРК «… зачислить на порцию представителей села Каталей Василия Сергеевича Леонова и Ивана Адамовича Тойко ‹…›, изъявивших желание отправиться в партизанский отряд для агитационных работ в тылу неприятеля»[256]. Но в связи с быстрым падением Кронштадта отряд не успел приступить к выполнению своей миссии.

Прибывшие в Кронштадт представители Русского Красного Креста в Финляндии передавали рассказы членов ВРК о том, как трудно распространять правдивую информацию о событиях в Кронштадте за его пределами. Хотя в «Известиях Временного революционного комитета» от 6 марта была помещена фантастическая информация о какой-то мифической кронштадтской делегации в Петрограде: «Прибыл в Кронштадт специальный курьер из Петрограда с уведомлением, что отправленная делегация от Кронштадтских организаций прибыла туда благополучно. Делегация информировала столичных рабочих и матросов о кронштадтских событиях, раздала выпущенные Вр. Рев. Ком. приказы и листовки и отбыла в известном ей направлении»[257]. Видимо, «в известном ей направлении» – это не Кронштадт, куда она так и не прибыла. Очевидно, в первые дни после взятия власти члены ВРК были убеждены, что помощь вот-вот придет, но даже 11 марта, уже после первого штурма Кронштадта, когда стало ясно, что помощи ждать неоткуда, «Известия» как заклятия повторяли: «Нами брошен призыв всем трудящимся России бороться за свободно избранные Советы. Наш клич услышан. Революционные матросы, красноармейцы и рабочие Петрограда уже идут нам на помощь»[258]. Постепенно в Кронштадте начинают понимать, что надеждам на восстание в Петрограде не суждено сбыться. По радио, единственному средству массовой пропаганды, остававшемуся в Кронштадте, – они взывали: «Всем-всем-всем. Товарищи рабочие, красноармейцы и матросы! ‹…› Сейчас, когда пришел конец терпению трудящихся, вам хотят заткнуть рты подачками; распоряжением Зиновьева в Петроградской губернии снимаются заградительные отряды, Москва ассигнует десять миллионов золотом на покупку за границей продовольствия и предметов первой необходимости, но мы знаем, что этими подачками не купить питерский пролетариат, и мы через голову коммунистов протягиваем руку братской помощи из революционного Кронштадта»[259].

В некоторых воззваниях из Кронштадта стало чувствоваться нарастающее отчаяние. В листовке, обращенной к железнодорожникам от 9 марта, содержалась мольба о помощи: «Пусть наша смерть даст народу свободу. Мы решили умереть, но, братья-железнодорожники, если вы не поддержите нас, то наша кровь упадет на ваши головы, а проклятия закабаленного русского народа будете слышать до самой смерти. Умирая рабами, вы пожалеете о своей нерешительности. Поддержите нас. Только железнодорожники могут спасти русский народ. ‹…› мы хотим, чтобы наши жертвы были не даром принесены. Умираем ли мы в боях, или расстреливают нас чекисты в подвалах, мы будем посылать вам проклятия, если вы не поможете нам»[260]. Кронштадтцы были до последней степени разочарованы тем, что им казалось «изменой» со стороны питерских рабочих. Начиная восстание, они были уверены в обратном. Дан, переведенный 2 апреля из Петропавловской крепости в Дом предварительного заключения и встретивший там кронштадтских матросов и рабочих, вспоминал: «Другая группа – кронштадтцев – состояла из рабочих и матросов. Матросы были очень озлоблены. Они негодовали на петроградских рабочих, которые „из-за фунта мяса“ не поддержали и „продали“ их»[261]. Многие матросы, когда их вели расстреливать, кричали, обращаясь к питерским рабочим: «Вы нас предали!»

Петроградские жители, не принадлежащие к рабочему классу, с завистью писали о том, как пролетарии делили неожиданно свалившиеся им на голову, невиданные с 1917 г. богатства: не только хлеб и мясо, но и деликатесы: красную икру, дорогие сыры, колбасу, шоколад,