Лифчик для героя. Путь самца - 2. - Роман Трахтенберг

Зато теперь ясно, что Лили фотографировалась в чужих костюмах, а пение ее абсолютно никому не нужно.

Я пошла в туалет, расположенный, как выяснилось, прямо за сценой. Чтобы в него попасть, нужно пройти через эстраду. У туалета на стуле переодевалась Лили, рядом стоял Трахтенберг и отчитывал ее. Она же игнорировала его замечания и всем своим видом показывала, как ей глубоко наплевать на то, что это волосатое быдло про нее говорит, и что его советы ей глубоко до фени. В недавнем прошлом, будучи мужчиной и начальником, я понимала Романа, который заводился все сильнее.

— Ну что тебе непонятно?! Чего ты не догоняешь? — выговаривал Трахтенберг. — Люди не поверят в транссексуала, пока он не снимет трусы. Они будут считать что их обманули! А мы не накалываем, у нас все по-честному. Они нам деньги — мы им правду жизни. Они доллары — мы им пизду! Все бабы раздеваются полностью, и ты не исключение. К тому же тебе, между прочим, платят больше, чем девчонкам, потому что ты больше, чем женщина. Ты — транссексуал!!! Так что иди, уважаемая, и покажи им больше, чем пизду!!!

Лили, изображая глухонемую, продолжала невозмутимо одеваться, когда на пороге возникла еще одна дама.

— Роман, ну вы что? Ну разве вы не можете быть ней полюбезнее? У всех свой предел стыдливости. Кто-то спокойно раздевается, кто-то нет. И если она не хочет, чтобы ее представляли транссексуалом...

— Она хочет, чтобы все думали, что она женщина Хорошо. Тогда пусть честно конкурирует с нашим танцовщицами, а транса другого найдем, — спокойно подвел черту Роман.

Пожалуйста! — взбрыкнула Лили.

На мой взгляд, быковала она зря. Девочки в клубе были хороши... Они были в меру красивы, в меру распущены, в меру хореографически подкованы, следовательно, ни в какой «честной борьбе» Лили не выиграть. Но ее, кажется, успокаивало, что на ее стороне эта дама, жена одного из хозяев клуба. Лили так много рассказывала о своей работе, что сейчас я не нуждалась в комментариях. Я уже знала, что клуб, как и многие из доходных заведений, имеет несколько владельцев, а значит, здесь имеются несколько возможных линий поведения: кто-то любит, чтоб ему лизали жопу; кто-то уважает стукачей; а кто-то предпочитает просто хороших работников. Словом, обычный коллектив, где каждой твари по паре, так сказать, террариум единомышленников.

Лили справлялась с «лизингом» на «брависсимо», а со своими основными обязанностями — на «блевонтиссимо». Нутром я чуяла: время Лили в этом заведении подходит к логическому финалу. Надо бы ей сказать, что она неправа, но она все равно не поймет, а, с другой стороны... может, оно и к лучшему? Мне самой так нужна работа! Лили уже собрала сумку и повернулась ко мне, продолжая игнорировать Романа. В его глазах ясно читалось: «Тебе пиздец!»

Ох, Лили-Лили!!! А она уже подбежала ко мне:

— Пойдем.

— Куда?

— Туда! Вон сидит директор, тебе надо с ним познакомиться! — Она указала на бородатого, на вид приятного, гномоподобного, разухабистого «обезьяна».

Он подливал выпивку таким же гамадрилам, как сам. Я чувствовала себя как в зоопарке. В этот момент «милый обезьян» трансформировался в злобного орангутанга в пылу битвы за территориальную целостность загаженного обезьяньего питомника, его шерсть (борода) встала дыбом, и он набросился на провинившуюся хрупкую официантку. Бешеный павиан стучал ложкой по железной фашистской каске, надетой поверх клоунского парика халдейки, и издавал нечленораздельные вопли. Он, безусловно, был Тарзаном, но официантка никак не смахивала на Читу. Скорее прослеживалась аналогия между Дюймовочкой и Кротом. Мне еще никогда не приходилось договариваться о работе с пьяным животным, по-моему, это глупость, но Лили толкнула меня, сообщая, что днем его просто не бывает. У хищников, вообще, вся активная жизнь протекает ночью. Может, она права. К тому же здесь есть и положительные моменты, в частности, директор не учует, что и я тоже выпила. Что ж, новое тело — новые правила.

— Извините, я насчет работы...

Он на секунду обернулся, потом бросил через плечо, что уборщицу уже взяли. Я оторопела.

— Да я... не уборщицей.

— А кем? Не танцовщицей же!

Сидящие с ним «мартыганы» закатились в подобострастном ржании. Переждав приступ клакерского смеха, я внутренне приготовилась к решающему броску.

— Вообще-то да... Вместо Лили. На время отпуска.

— Ах, это... — Он все понял без мучительных для меня объяснений и наконец удостоил вниманием. — Тогда иди... К Роману Львовичу!

Компания вновь закатилась.

— Ну что ты вылупилась? За артистов отвечает Трахтенберг. Че ты ко мне приперлась?! — и, обращаясь к собратьям: — А вы спрашиваете, где мы их берем? Сами приходят. За баб и дублеров!

Лили поджимает губы, слыша наш разговор. А мне приходится идти к разозленному Трахтенбергу, ужинающему в уголке.

— Извините, я насчет работы.

— Какой работы? Персоналом занимается хозяин. Иди к нему. — Он жадно закусывает бутербродом только что выпитую рюмку виски.

— Я только что от него. К вам прислал. Ведь вы отвечаете за шоу.

— Я. А вы, простите, кто?

— Я могу поработать пока... Вместо Лили. Пока она в отпуске...

— Оно уходит в отпуск? Слава богу! — Он оживляется. — Приходи завтра к шести, посмотрим.

По дороге домой Лили, надувшись, молчит: еще бы, я нашла общий язык с ее «врагом». А я... Мне даже не до нее. В голове куча мыслей. Хорошо, что умею шить, сегодня раскрою старые бархатные портьеры и завтра до шести уже сделаю себе костюм настоящей царицы... А под него подойдут красные туфли, накидка из тюля и песня Аллегровой. Ветер пыльных улиц подвывал в такт шагов: «Гуляй, шальная императрица, страна, которой правишь ты, берет с тебя пример... Легко влюбиться... Когда так сладко смотрит офицер... »

В глубине души раздался мужской голос: «Тоже мне, пидор-рукодельник!» Но я запела еще громче, более того, теперь уже под представляемый аккомпанемент симфонического оркестра, и враждебные комментарии постепенно потерялись в этом музыкальном эфире.

— Нет! Нет! И еще раз нет!

Арии Аллегровой наступили на горло, нажав указательным пальцем на кнопку «стоп». Новое платье едва успело стыдливо сползти с плеча. Он что, не хочет, чтобы я раздевалась?

— Нет! — продолжал Роман Львович. — Ну какая из тебя, на хуй, императрица? Ты же, вообще, хуй поймешь кто, и музыка должна быть — хуй знает какая! — Со сногсшибательной прямотой он моментально перечеркнул мой выбор.

Я собралась открыть рот. Как это, не поймешь кто? А как же мое роскошное королевское платье мои усердные домашние репетиции — я не спала целые сутки! Пока шила, пока готовилась — и НА тебе?!!!

А Трахтенберг уже уселся за пульт и роется в залежах дисков.

— У меня тут есть сборники Лебединского с автографом, он мне подарил потому, что я недавно в его клипе снимался «Пьяный Винни-Пух». Может, ты видела? — Он взглянул на меня и поймал мой недоумевающий взгляд.

А к чему сей рассказ?

— Я не буду танцевать под Винни-Пуха!

— А под кого? Под Сову? Тебе что, Сова ближе? — хмыкнул он.

— Да что вы несете?

Что он себе позволяет?! И тут я бросила гневны взгляд на обидчика. В зеленых невинных глазах РОМАНа Львовича не читалось никакого даже отдаленного желания оскорбить или унизить. Он улыбнулся и продолжал копаться в дисках...

— О чем это я? Ах, ну да. Тут вот одна песня есть, «Единственная моя», Лебедь ее написал для Фильки, а потом адаптировал под себя. Сейчас поставлю.

Пропито-прокуренный мужской голос оглушил диким воем: «А скажи-ка, друг Петруха, самый умный среди нас, сколько денег сэкономил, сколько нервов себе спас! Резиновая твоя-яяяааа...»

— Здорово, да? — поинтересовался довольный Роман, когда кошмар закончился.

— Нет. Не очень.

— Ты что? Это же пародия, а ты тоже будешь как хард-пародия на женщину. Вполне в духе кабаре.

Мне хотелось поспорить. Но есть ли смысл? Уверена, что он все равно сделает так, как хочет. Иначе не я бы на него работала, а наоборот. Лили тоже отстаивает свою точку зрения, а чем это закончится? К тому же тридцать долларов за вечер, которые обещают, — совсем неплохо. Где еще столько заработаю? Я приняла сторону «наимудрейшего»:

— Ну хорошо. А что мне делать?

— Да в принципе все равно. Что хочешь. Главное — соблюдать правила: номер должен идти по нарастающей. На первом куплете надо расстегнуть платье, на втором снять лифчик, на третьем — трусы. Остальное «полирнём» по ходу пьесы, — и он попытался оборвать беседу.

Со стороны казалось, ему все равно, как пройдет мой дебют: если получится — под веселые комментарии и овации продолжу свой путь к творческому Олимпу; если с треском провалюсь — под те же шуточки-прибауточки вылечу отсюда.

— Будешь Дерьмовочкой, — сообщил он. — Здорово я придумал?