Первые шаги в жизни - Оноре Бальзак

«Нынче, в понедельник, 25 ноября 1822 года, после трапезы, состоявшейся вчера на улице Серизе, близ Арсенала, у госпожи Клапар, матери кандидата в сословие стряпчих Оскара Юссона, мы, нижеподписавшиеся, свидетельствуем, что трапеза эта превзошла все наши ожидания. Закуска состояла из черного и розового редиса, корнишонов, масла, анчоусов и маслин; затем воспоследовал превосходный суп с рисом, свидетельствовавший о материнской заботливости хозяйки, ибо мы ощутили в нем восхитительный вкус курятины, а новичок подтвердил, что действительно в миску с супом были положены потроха жирной курицы, предусмотрительно сваренной самой хозяйкой в бульоне, изготовленном со всем тщанием, которое возможно только при домашнем столе.

Item,[59] курица, окруженная морем желе, созданного также трудами матушки вышеупомянутого новичка.

Item, бычий язык в томате, к которому мы отнеслись отнюдь не как автоматы.

Item, рагу из голубей такого восхитительного вкуса, как будто сами ангелы стряпали его.

Item, запеченные макароны и к ним шоколадный крем.

Item, десерт, состоявший из одиннадцати утонченных яств, среди коих мы, невзирая на опьянение, вызванное шестнадцатью бутылками отменнейших вин, не могли не воздать должное компоту из персиков, сказочной нежности и непревзойденному по вкусу.

Вина из Руссильона и с берегов Роны окончательно вытеснили шампанские и бургунские. Бутылка мараскина и бутылка кирша повергли пирующих, несмотря на восхитительный кофей, в состояние хмельного экстаза, так что один из нас, господин Эриссон, очутившись в Булонском лесу, все еще считал, что находится на бульваре Тампль; а Жакино, младший клерк, четырнадцати лет от роду, начал приставать к пятидесятисемилетним мещанкам, приняв их за особ легкого поведения, — что и отмечаем.

В статутах нашего ордена есть одно строго соблюдаемое правило: жаждущий вступить в привилегированное сословие стряпчих обязан соразмерять роскошества пирушки в честь его вступления со своими денежными средствами, ибо всем известно, что никто из имеющих капиталы не отдается служению Фемиде и что каждого клерка его папенька и маменька держат в сугубой строгости. Поэтому мы воздаем высокую похвалу поведению г-жи Клапар, в первом браке бывшей за покойным господином Юссоном, отцом кандидата, и признаем, что он достоин трех приветственных кликов, которые последовали за десертом, в чем и подписуемся».

Три клерка уже попались на эту удочку, и в эту высокоторжественную книгу были занесены три действительно состоявшихся пирушки.

В день прибытия каждого новичка в контору младший клерк клал на его папку для бумаг книгу записей, и все клерки наслаждались физиономией растерявшегося новичка, когда он изучал эти шуточные протоколы inter роcula;[60] каждый кандидат прошел через эту шутку, и ему, как и надеялись его товарищи, хотелось проделать то же самое над будущими кандидатами.

Поэтому легко себе представить, какие рожи состроили все четыре клерка, когда Оскар, став в свою очередь мистификатором, возгласил:

— Давайте сюда книгу!

Через десять минут после этого восклицания в контору вошел красивый молодой человек, высокого роста, с приятным лицом; он спросил господина Дероша и, не колеблясь, представился Годешалю:

— Фредерик Маре. Я поступаю сюда третьим клерком, — сказал он.

— Господин Юссон, — обратился Годешаль к Оскару, — покажите господину Маре его место и ознакомьте его с нашей работой.

Придя на другой день в контору, новый клерк увидел, что поперек его папки лежит книга записей; но, пробежав первые страницы, он рассмеялся, никого никуда не пригласил и снова положил книгу перед собой.

— Господа, — сказал он, собираясь часов в пять уходить, — мой родственник служит первым клерком у нотариуса Леопольда Аннекена, я спрошу его, что мне надлежит выполнить по случаю моего поступления.

— Плохо дело, — воскликнул Годешаль, — не похож на новичка этот будущий стряпчий!

— Мы его допечем, — сказал Оскар.

На другой день к ним пришел первый клерк нотариуса Аннекена, и Оскар узнал в нем Жоржа Маре.

— А! вот и друг Али-паши, — воскликнул Юссон развязным тоном.

— Кого я вижу? Вы здесь, господин посол? — отозвался Жорж, также узнавший Оскара.

— Вы разве знакомы? — спросил Жоржа Годешаль.

— Еще бы, мы вместе дурили, — сказал Жорж, — года два назад… Да, я ушел от Кроттá и поступил к Аннекену именно из-за этой истории.

— Какой истории? — спросил Годешаль.

— О, пустяки, — небрежно ответил Жорж по знаку Оскара. — Мы вздумали одурачить одного пэра Франции а вышло так, что он нас оставил в дураках… Но вы, кажется, хотите кое-что вытянуть у моего кузена…

— Мы ни у кого ничего не вытягиваем, — с достоинством ответил Оскар, — вот наша хартия.

И он показал место в знаменитой книге, где был записан приговор, вынесенный в 1788 году одному непокорному клерку за его скупость; согласно этому приговору ему пришлось покинуть контору.

— А я думаю, что вытягиваете, вот и клещи, — ответил Жорж, указывая на шуточные записи. — Но мы с кузеном богатые люди и закатим вам такую пирушку, какой вы еще не видывали; она вдохновит ваше воображение на соответствующий протокол. Итак, до воскресенья, то есть до завтра, в «Канкальской Скале», в два часа дня. А затем мы проведем вечер у маркизы де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос, где будет игра и где вы встретите самых изысканных светских женщин. Итак, господа из первой инстанции, — продолжал он с напыщенностью канцеляриста, — надеюсь, что вы окажетесь на высоте и будете даже во хмелю подобны вельможам эпохи Регенства.

— Урра! — крикнула единодушно вся контора. — Bravo! Very well! Vivat![61] Да здравствуют братья Маре!

— Держись! — воскликнул младший клерк.

— Что тут происходит? — спросил патрон, выходя из кабинета. — А вот и ты, Жорж! — обратился он к первому клерку. — Понимаю, ты хочешь совратить моих клерков…

И он вернулся к себе в кабинет, позвав туда Оскара.

— Вот возьми пятьсот франков, — сказал он, открывая кассу, — ступай в суд и получи из канцелярии копию решения по делу Ванденеса против Ванденеса; нужно предъявить ее к исполнению сегодня же вечером, если это возможно. Я обещал Симону за скорое изготовление копии двадцать франков. Если же она еще не готова, подожди, но не давай себя одурачить. А то Дервиль, в интересах своего клиента, пожалуй, вздумает совать нам палки в колеса. Граф Феликс де Ванденес могущественнее, чем его брат, посол, наш клиент. Поэтому гляди в оба и при малейшем затруднении возвращайся и сообщи мне.

Оскар пустился в путь, твердо решив отличиться в этой маленькой стычке, в этих первых хлопотах, которые ему поручили со времени его поступления в контору.

После ухода Жоржа и Оскара Годешаль, чуя готовящуюся каверзу, попробовал было выяснить у нового клерка, какая именно шутка кроется за этим приглашением к маркизе де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос; однако Фредерик Маре с чисто прокурорским хладнокровием и серьезностью продолжал мистификацию, начатую его кузеном; своими ответами и невозмутимостью ему удалось внушить служащим конторы, что маркиза де Лас-Флорентинас действительно вдова испанского гранда, за которой его кузен ухаживает. Будучи уроженкой Мексики и дочерью креола, эта молодая и богатая вдова ведет такую же легкомысленную жизнь, как и большинство женщин, родившихся в жарких странах.

— Она любит посмеяться, она любит выпить, она любит спеть — совершенно как мы, — процитировал он вполголоса известную песенку Беранже. — Жорж очень богат, — добавил Фредерик, — он получил после отца, который был вдов, восемнадцать тысяч ливров дохода, а с двенадцатью тысячами франков, недавно оставленными каждому из нас нашим дядей, у него тридцать тысяч франков дохода в год. Поэтому он расплатился со всеми долгами и выходит из сословия. Он надеется стать маркизом де Лас-Флорентинас, так как молодая вдовушка — маркиза по рождению и имеет право передать титул своему мужу.

Если клерки все же пребывали в недоумении относительно маркизы, то двойная перспектива позавтракать в ресторане «Канкальская Скала» и провести вечер в столь изысканном обществе вызвала в них живейшую радость В вопросе же об испанке они воздерживались от суждения, решив вынести окончательный приговор, когда предстанут перед ней самой.

Эта маркиза де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос была попросту мадемуазель Агата-Флорентина Кабироль и та самая первая танцовщица театра Гетэ, у которой дядюшка Кардо распевал «Мамашу Годишон». Через год после утраты вполне заменимой г-жи Кардо удачливый негоциант встретил Флорентину у подъезда балетной школы Кулона. Плененный красотой этого хореографического цветка, — Флорентине было тогда тринадцать лет, — бывший коммерсант последовал за ней до улицы Пастурель, где имел удовольствие узнать, что будущая краса балета обязана своим появлением на свет простой привратнице. Через две недели мать и дочь были водворены в новой квартирке на улице Крюссоль и вкусили там радости скромного благоденствия. Таким образом, театр, как принято говорить, был обязан этим молодым дарованием «покровителю искусств» Кардо. Великодушный меценат чуть не свел с ума от радости этих двух особ, подарив им мебель красного дерева, драпировки, ковры и все необходимое для кухни; он дал им возможность нанять прислугу и ежемесячно приносил двести пятьдесят франков В ту пору папаша Кардо, украшенный голубиными крылышками, казался им ангелом, и они обходились с ним как с благодетелем. Для пылкого старичка наступил золотой век.