Малоизвестная история Малой Руси - Александр Каревин

Из остальных можно было лепить, что угодно. Чем и занялись вернувшиеся австрийцы. Первый после вторичного занятия Львова австрийский комендант города, генерал-майор Римль в секретном рапорте начальству одновременно с «беспощадным террором» против населения рекомендовал насаждать в крае украинофильство и сожалел, что «пока что украинская идея не совсем проникла в русское простонародье».

Русофобская эстафета

После краха Австро-Венгрии, эстафету государственной пропаганды украинофильства в Галиции (правда, после некоторого перерыва) подхватили поляки. Как откровенно объяснял один из соратников Пилсудского Владимир Бончковский, Польша кровно заинтересована в насаждении «украинской национальной идеи». «Для чего и почему? Потому, чтобы на востоке не иметь дела с 90 млн. великороссов плюс 40 млн. малороссов, неразделенных между собой, единых национально».

А довершили начатое большевики. Хотя в СССР и провозглашалась борьба с «буржуазным национализмом», велась она своеобразно. На практике очень многое из идеологического арсенала украинофильства стало составной частью советской пропаганды (к примеру, мифы о «насильственной русификации», о царской России как «тюрьме народов» и др.). Советские историки проклинали «москвофильство», объявляли его «антинародным», «реакционным» и т. п. Подлинная история Галиции (да и не только Галиции) стала закрытой темой. Идею единства Руси заменили казенным «интернационализмом».

И теперь мы можем наблюдать результаты. Воинствующая русофобия воспринимается на Украине как признак патриотизма. Одиозные фигуры прошлого выдаются за национальных героев. Имена подлинных героев замалчиваются или оплевываются. И все это на фоне повальной исторической безграмотности. Вот и получилось, что о Холокосте, геноциде армян в Турции и даже о межплеменной резне в Руанде украинцы знают больше, чем о трагическом событии собственной истории.

Как жил народ в царской России

У талантливого русского писателя Аркадия Аверченко есть замечательный рассказ «Черты из жизни рабочего Пантелея Грымзина». Автор описывает жизнь ничем не примечательного человека, обычного мастерового. Жизнь до революции и после нее. До революции Пантелей Грымзин зарабатывал на заводе два с половиной рубля в день. Однажды, разглядывая полученные за работу два серебряных рубля и полтину медью, он горько задумался: «Ну, что я с этой дрянью сделаю? И жрать хочется, и выпить охота, и подметки к сапогам нужно подбросить».

За пару подметок сапожник взял с Пантелея полтора рубля. На оставшийся рубль Грымзин купил полфунта ветчины (фунт равнялся примерно 409-ти граммам), коробочку шпрот, французскую булку, полбутылки водки, бутылку пива и десяток папирос. Еще и сдачу получил — четыре копейки. И, усевшись за сей скромный ужин, проклинал Пантелей свою «распрокаторжную жизнь», «гнусного хозяина-кровопийцу» и несправедливость. «За что же, за что? — шептали его дрожащие губы. — Почему богачи и эксплуататоры пьют шампанское, ликеры, едят рябчиков и ананасы, а я, кроме простой очищенной, да консервов, да ветчины, света Божьего не вижу. О если бы только мы, рабочий класс, завоевали себе свободу!.. То-то бы мы пожили по-человечески!».

«Свободу» рабочий класс завоевал в ходе «Великой Октябрьской.». И весной 1920 года рабочий Пантелей Грымзин зарабатывал уже 2700 рублей в день. Рассматривая как-то на ладони разноцветные бумажки — свой дневной заработок, он задумался: «Что же я с ними сделаю?». Новые подметки к сапогам обошлись ему в две тысячи триста рублей. На остальные четыреста Пантелей купил фунт полубелого хлеба и бутылку ситро. Больше ни на что денег не хватило. Ужиная, он снова давился от обиды: «Почему же, — шептали его дрожащие губы, — почему богачам все, а нам ничего. Почему богач ест нежную розовую ветчину, объедается шпротами и белыми булками, заливает себе горло настоящей водкой, пенистым пивом, курит папиросы, а я, как пес какой, должен жевать черствый хлеб и тянуть тошнотворное пойло на сахарине!».

Рассказ был написан Аверченко в 1921 году, в эмиграции, и издан за границей. В СССР его не переиздавали (впервые на Родине писателя это произведение напечатали только в 1989 году). Оно и понятно. Тезис о «тяжелой жизни трудящихся в дореволюционное время» был неотъемлемой частью советской пропаганды. Чтобы утвердить этот тезис в народном сознании в 1920-х годах практиковали устройство специальных вечеров в заводских клубах. Старые рабочие выступали перед молодежью и рассказывали как «раньше было плохо, а сейчас — хорошо». Потом отчеты о таких «вечерах воспоминаний» публиковались в прессе, на них ссылались в книгах по истории и т. д. Правда, не обходилось без накладок. Они неизбежно случались, когда «мемуаристы» сбивались на подробности и принимались освещать дореволюционную жизнь в деталях. Один вспоминал, как когда-то рабочие каждое воскресенье ходили развлекаться в «рестораны 2-й категории», а «буржуи проклятые» сидели в первоклассных ресторациях. Такая вот была несправедливость. Другой жаловался, что он и прочие работяги имели «всего» по 3–4 выходных костюма, а «мастера-кровопийцы» по 5–6 костюмов, инженеры — и того больше. Третий рассказывал, как купил себе велосипед (это свидетельствовало об определенном уровне обеспеченности — велосипед в то время являлся новшеством). А еще вспоминали о бесплатных больницах для рабочих, школах для их детей, библиотеках, дешевых продуктах в функционировавших при заводах и фабриках лавках. О праве на приобретение в кредит промышленных товаров. О строительстве хозяевами предприятий домов для своих работников. Об оплачиваемых отпусках беременным женщинам. О законодательном ограничении рабочего дня. О пенсиях, выплачиваемых пострадавшим от несчастных случаев на производстве. Все это, оказывается, наличествовало в России и при царе, а вовсе не было завоеванием советской власти.

Позднее партийные пропагандисты спохватились. Где-то с начала 1930-х годов рабочие «мемуары» при публикации стали подвергаться строжайшей цензуре. Оттуда устранялись все «крамольные» подробности. Впрочем, ляпсусы все равно случались. Как-то, уже в 1970-х годах в радиопередаче о некоей «прогрессивно настроенной» учительнице, жившей в царское время, прозвучала фраза: «Она была настолько бедна, что вынуждена была одно пальто носить два сезона». Многие ли, даже в относительно благополучные в материальном отношении «застойные» годы, могли позволить себе такое?

Надо, однако, сказать, что верили тогдашней пропаганде далеко не все. Что, кстати, нашло отражение в народном творчестве. Когда Хрущев пообещал к 1980-му году построить в Советском Союзе коммунизм, в обществе появилось множество анекдотов на эту тему. Довольно популярным среди них был анекдот о сельской бабке, пришедшей в райком партии узнать: «Что такое коммунизм?». Бабушке популярно объяснили, что это строй при котором наступит изобилие в стране, все будут жить в достатке, будут довольны и т. п. «Ясно, — удовлетворенно закивала старушка, — будет так, как при Николае».

Шутки шутками, но какой же в действительности была жизнь до революции? Воспоминания всегда субъективны. Художественные произведения, наверное, тоже. Анекдоты — не аргумент. Узнать истину помогают сухие цифры статистики. В частности, материалы, опубликованные в «Статистическом бюллетене по городу Киеву». Указанный бюллетень был издан Киевским губернским статистическим бюро в 1920 году (т. е. уже при большевиках, не подвергавших, однако, в то время статистические издания жесткой цензуре). Согласно приведенным там данным, средние цены на «главнейшие продукты первой необходимости» на киевских рынках в 1913 году были следующими (для удобства читателей пуды, фунты и ведра переведены в более привычные для нас килограммы, граммы и литры):

Мука пшеничная 1-го (высшего) сорта: 13 копеек за килограмм.

Мука пшеничная 6-го (низшего) сорта: 6 копеек за килограмм.

Мука ржаная: 6 копеек за килограмм.

Хлеб пшеничный (развесной): 12 копеек за килограмм.

Хлеб пшеничный (французская булка): 7 копеек за 400 грамм.

Хлеб ржаной: 10 копеек за килограмм.

Картофель: 2 копейки за килограмм.

Свекла: 2 копейки за килограмм.

Крупа гречневая: 16 копеек за килограмм.

Крупа перловая: 13 копеек за килограмм.

Крупа пшеная: 9 копеек за килограмм.

Рис: 20 копеек за килограмм.

Горох: 10 копеек за килограмм.

Масло подсолнечное: 33 копейки за килограмм.

Соль поваренная: 3 копейки за килограмм.

Сахар (песок): 25 копеек за килограмм.

Сахар (рафинад): 30 копеек за килограмм.

Говядина (1-й сорт): 43 копейки за килограмм.

Говядина (3-й сорт): 31 копейка за килограмм.

Телятина (передняя часть): 32 копейки за килограмм.

Телятина (задняя часть): 38 копеек за килограмм.