Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917 - Юрий Макаров

Группа начальства медленно подвигается по фронту. Там где она прошла пустое место, и только на земле стоят сундучки. Первая линия почти кончена. Подходят к рыжему здоровому верзиле, который смущенно улыбаясь, говорит густым басом:

— Желаю в гусары.

Общее веселье.

— Чего тебе там делать? — говорит корпусный.

— Форма уж больно хороша!

— Ты в гусарах всех лошадей поломаешь! А форму я тебе дам не хуже.

И на груди верзилы рисуется подчеркнутая тройка.

— Кирасирский — орет преображенец, и любитель красивых форм попадает среди высоких людей в касках и палашах.

После 7 часов разбивающие и разбиваемые начинают заметно уставать. Последние ряды проходят быстро, руководствуясь, главным образом, тем, в какую часть сколько еще нужно додать. К 8 часам разбивка кончена. Разбирают сундуки, начальство уезжает и партии с унтер-офицерами по бокам и с хором музыки впереди под воинственный марш, расходятся по своим казармам, а иногородние по вокзалам.

Но и это еще не конец. В тот же вечер у полковой канцелярии, новобранцы разбиваются по ротам, из которых каждая также имеет свой тип. И только поздно вечером, уставшие и обалдевшие от новых впечатлений, молодые гвардейцы садятся за ужин и укладываются спать, с тем, чтобы на другой день в 5 часов утра сходить в баню и, облачившись во все казенное, начать службу царю и отечеству.

Главный караул в Зимнем дворце во время «высочайшего отсутствия»

Караульная служба в Зимнем дворце неслась различно, в то время, когда царь там жил, и когда не жил. Когда я служил в полку, Император Николай II уже безвыездно проживал в Царском Селе, почему и караулы в главном Петербургском дворце отправлялись неизменно во время «отсутствия».

Все пехотные полки Петербургского гарнизона (раз или два в год туда включались и Военные Училища) несли этот караул по очереди, так что почти всегда мы сменяли Преображенцев, нас сменяли Измайловцы, их Егеря и т. д. Каждому полку приходилось бывать в карауле, в Зимнем дворце, средним числом, раз в 10 дней.

От полка, занимавшего главный караул, назначался «дежурный по караулам» — полковник, и «рунд» — капитан или штабс-капитан.

В те дни, когда очередь падала на нас, вся верхняя половина первой страницы полкового приказа пестрела офицерскими фамилиями. Изображалось это приблизительно так:

«…Наряд в караулы от Лейб-Гвардии Семеновского Полка:

Дежурный по караулам 1-го отделения города Санкт-Петербурга полковник Левстрем, Рунд — Шт. — кап. Сиверс П.

На главный караул от полковой Учебной команды при начальнике команды шт. — кап. Поливанове, при младших офицерах подпор. Макарове и подпор. Коновалове.

В Аничков дворец — караул от полковой Учебной команды при подпор. Ильине.

В Государственный банк караул от Е. В. роты при подпор. Иванове-Дивове.

Дежурный по полку Шт. — кап. Пронин II,

Помощник: Подпор. Кавелин,

Полковой караул от Е. В. роты».

Учебная команда была полковая школа, которую нужно было пройти, чтобы быть произведенным в унтер-офицеры. Роты посылали туда, по окончании смотра молодых солдат, самых развитых, самых способных и самых ловких своих людей, одним словом весь свой цвет. Учили там, кроме стрелкового дела, уставов, строя и гимнастики, множеству всяких наук. Топографии, гигиене, русскому языку, русской историк, военной истории, главным образом полковой, географии, русской и европейской… Ученик Учебной команды не мог не знать, с кем у России общие границы, какой главный город Германии и сколько населения во Франпии. Одним словом, это была смесь военного училища с народным университетом.

Учебная команда ходила в караулы обыкновенно три раза в год. И офицерами, и солдатами это хождение справедливо рассматривалось как практическое обучение караульной службе, а потому все «драили» во всю. Тоненькая книжка в клеенчатой черной обложке «Устав гарнизонной службы» была в карманах не только у офицеров, но и у унтеров… В караул брали не меньше трех экземпляров, один для офицеров и два на солдатское караульное помещение.

Сейчас, после 34 лет, пишучи эти воспоминания в служебные часы на аргентинском почтамте в г. Буэнос-Айресе, у меня под рукой этой драгоценной книжки нет. Поэтому возможно, что я что-нибудь и напутаю, но очень надеюсь, что немного.

Утром в день караула занятий в Учебной команде не производилось. Ничего «репетить» не разрешалось, дабы не утомлять людей. Все утро было посвящено приведению себя в блестящий вид. Шло усиленное мытье и бритье, чистка сапог, медных блях, побелка поясов и т. д. Мундиры и шинели в караул выдавались 2-го срока, отпускные.

Между 9-ю и 10-ю в команду приходят младшие офицеры. Для появления их был свой порядок. Первым входил самый младший, принимал рапорт дежурного и здоровался. Когда входил следующий по старшинству, пришедший раньше командовал ему: «Смирно!» и дежурный ему рапортовал и т. д. Когда младший появлялся в роте после того, как старший уже пришел, никаких внешних знаков внимания ему не оказывалось и из гробового молчания, которым сопровождалось его появление, он мог убедиться, что он опоздал. Ильин, Коновалов и я были самыми близкими друзьями и вместе нанимали на Рузовской улице квартиру, где иногда бывало очень весело. Вставали, пили чай к уходили в команду мы всегда вместе. Но я был старше Ильина на один год, а Коновалова на два, и по этой причине мне регулярно приходилось мерзнуть на улице минут 5, покуда оба они по порядку войдут и проделают, что полагается. В ротах, где бывало двое младших офицеров, что случалось редко, этот порядок, не так строго соблюдался, но в команде все исполнялось по букве.

Форма в караул полагалась «караульная», т. е. переводя на обыкновенный язык, зимою для солдат: шинель с барашковой шапкой (впоследствии с кивером) пояс с медной бляхой, с орлом (в первых трех батальонах белый, в четвертом черный), один подсумок с пачкой «караульных» патронов (15, три обоймы) и, разумеется, винтовка. Смотря по количеству градусов мороза, полагались башлыки. Для офицеров: та же шапка, мундир с погонами, при шароварах и высоких сапогах, пальто, поверх пальто шашка и револьвер в кобуре со шнурком, который надевался через голову, под воротник. До введения «походных мундиров», при которых в строю полагались желтые перчатки, в строю перчатки у офицеров и зимой и летом были всегда белые и непременно замшевые. В караулы поверх, мундира офицеры надевали обыкновенно летнее легкое пальто. В тяжелом драповом пальто в караульном помещении было слишком жарко.

В 11-м часу приходит хорошо выспавшийся, что не часто случается, начальник команды. Во всю силу легких кричу: