Спасти Батыя! - Наталья Павлищева

Есть другие земли, похожие на Мавераннахр, где много людей, диковинные звери и птицы, где богатства не только в золоте, но и в драгоценных камнях, переливающихся всеми цветами радуги, о них говорил когда-то дед, наслушавшись купца. Самому Гуюку не нужны эти земли, но, бросив их под копыта монгольских коней, он обретет вечную славу. Ради этого стоило постараться.

Только вот с Бату разделается – и в поход!

Великая хатун Огуль-Гаймиш славилась своей дружбой с шаманами. Это была опасная, очень опасная дружба, ведь по Ясе виновному в чьей-либо смерти при помощи шаманов самому грозила смерть, причем смерть жестокая. Почему хатун не боялась этого? То ли верила в свою неприкосновенность, то ли надеялась на любовь и защиту Великого хана Гуюка… Огуль-Гаймиш считали не слишком умной и совершенно никчемной, она всегда была словно на шаг позади сначала своей жесткой и властной свекрови Туракины, а теперь вот разумной и доброй Сорхахтани-беги, вдовы младшего сына Чингисхана Толуя. Тетка Гуюка действительно была разумна и добра, она много хорошего сделала в жизни, ее любили и с ней советовались, но именно это и усиливало неприязнь к всемогущей родственнице со стороны Великой хатун.

Даже Великий хан советовался с Сорхахтани-беги! Неужели Гуюк не понимает, что как бы ни была добра и разумна Сорхахтани-беги, одно то, что у нее есть сыновья, претендующие на белую кошму, – Мунке, Хулагу, Хубилай, Ариг-буга, – делает ее самым сильным врагом самого Гуюка?! Не понимал, вернее, не видел, что при любой оплошности Великого хана тот же Бату сделает все, чтобы на белой кошме подняли его приятеля Мунке. «Никчемная» Огуль-Гаймиш это прекрасно понимала, но она ничего не могла поделать против сильной соперницы, разве что не замечать ее. Великая хатун вроде и не замечала, в отличие от мужа, но за соперницей всегда был пригляд, причем, такой, какого сама Сорхахтани-беги никак не ожидала. Но этот секрет «глупая» Великая хатун держала при себе, как и многие другие.

Двое слуг вынесли из юрты все металлическое, то, что вынести нельзя, тщательно укутали кожей. Это были преданные слуги, не ее, шамана, они хорошо знали, что общение в духами не любит железа. Предстояло гадание, потому что Великой хатун неспокойно, а она всегда загодя чувствовала неприятности или какие-то изменения.

Забили жирного ягненка, старательно очистили от мяса его лопатку, по которой и предстояло гадать. Наконец, когда все было готово, шаман сначала что-то долго шептал над огнем, потом бросил лопатку в огонь. По юрте и вокруг нее пополз едкий запах жженой кости. Лопатка сначала почернела, потом постепенно стала светлеть и даже приобрела серебристый оттенок. По выгоревшей почти добела кости поползли черные линии, словно на лопатку бросили паутину. Именно по рисунку этих линий и гадали шаманы.

Огуль-Гаймиш сидела, молча, тоже разглядывая паутину линий. За время общения с шаманами она кое-чему научилась и теперь понимала, что самая важная – линия посередине, которая шла почти прямо, а потом вдруг раздваивалась. Дорога? Но для кого? Гуюк и без того вечно в дороге…

– Путник спешит сюда. Но это не известие и не радость. Странный путник, необычный. Несет непонятные заботы. Тебе нужно и оберегаться этого путника, и прислушаться к нему. Большего сказать не могу, неясно все…

Путник… обо всех, кто прибывает в шумный Каракорум, ей и так докладывают, таких слишком много, нельзя рассказать о тысячах новых людей, въезжающих в город, чтобы потом его покинуть. Шаман успокоил:

– Он даст о себе знать сам. Скорее всего это женщина, а таких много меньше. Остерегайся необычную женщину в Каракоруме, она может оказаться как другом, так и врагом.

– Как это возможно?

– Ее намерения не ясны ей самой, но когда-то она была врагом твоего врага, а теперь почему-то помогает ему. Больше ничего не вижу. Пока не вижу, потом еще посмотрим.

Огуль-Гаймиш знала, что это «потом» вовсе не для того, чтобы получить еще оплату, этого шамана мало интересовали земные богатства, он действительно общался с миром духов.

– Хорошо, как только появится эта необычная женщина, я тебя позову.

Пора

Батый вызвал из Владимира князя Александра и из Переяславля князя Андрея, отправив одно-единственное слово: «Пора». Каждый из князей знал, что пора в Каракорум. Поздней осенью оба прибыли в Сарай с небольшими дружинами, скорее для красы, чем для защиты. Тоже разумно, нельзя показывать свою силу там, где придется просить.

Хан принял братьев врозь, мало того, старшего вообще наедине. Ему было нужно поговорить с Александром кое о чем тайно.

– Твоя женщина уехала давно, прошла через Джунгарские ворота. Вы пойдете сначала со мной, потом через Кашгар.

– Почему не северней?

– Через Кашгар, – твердо повторил Батый. Он вовсе не собирался слишком много объяснять этому голубоглазому коназу. Не его дело, пусть подчиняется, чтобы не решил, что его боятся и ему все можно.

Некоторое время было тихо, только слышно, как хлюпает хан, высасывая мозг из кости. Потом Батый отбросил в сторону пустую кость и взялся за следующую. Мозг из нее пришлось выбивать. Кебтеулы прислушивались к ударам мосла о край деревянного блюда, стараясь не пропустить знака, если такой последует. Неважно, что коназа урусов хорошо принимает хан, ныне принимает, а тут вдруг взъярится – и полетела голова с плеч…

Но знака не было, беседовали мирно. Вернее, не беседовали, а Батый давал Александру наставления, как вести себя в Каракоруме. Говорил об осторожности, о том, чтобы перед каждым словом много раз подумал, чтобы не показывал ни удали, ни заносчивости, чтобы вернулся живым… Батыю был нужен живой Невский, потому что не так много у него союзников в этих землях. Хан прекрасно понимал, что этот союзник сам с удовольствием свернул бы ему шею, но у коназа не было другого выхода, как оставаться союзником.

Сейчас Батыю было важно внушить Александру, которого он упорно звал Искандером, что Гуюк для него смертельно опасен. Братья не должны в Каракоруме договориться с Великим ханом, никак не должны, но и головы сложить, как их отец, тоже не должны.

– Не Туракина травила твоего отца…

Голос хана прозвучал неожиданно. Невский думал совсем не о гибели отца, а о том, почему Батый придержал его и до сих пор не отправил в Каракорум. Хан ничего не делает просто так, значит, была причина его долготерпения? Из Каракорума давным-давно приходили грозные вызовы, Батыю отправить бы князя туда пораньше, а он вот до сих пор выдерживал. А теперь с собой везет…

Александр Ярославич размышлял не об отце, потому от неожиданности даже чуть вздрогнул. Глаза Батыя смотрели прямо и строго.