Смоленское направление. Книга 2 - Алексей Борисов

Погрешности, естественно были, но обучить быстро, измерять углы и высчитывать траекторию полёта, людей, не знакомых с основами геометрии – было нереально. В каждой башне имелась подзорная труба, позволяющая наблюдать за окрестностями, единственный минус был в ограниченном секторе поражения. Крыша башен мешала вести стрельбу, пришлось убрать кусок козырька. Пруссы освоились со стрельбой по мишеням на льду за два дня. Ядра выкрасили красной краской, прицепили ленточку, для лучшего визуального наблюдения за траекторией полёта, после чего, расчёты пуляли с утра до полного опустошения боезапаса. Сынишка Якова собирал вылетевшие снаряды после тренировки, складывая их на детские санки, отрабатывая новый нож на поясе.

С полиболами вышла некоторая неувязка. Принцип стрельбы модернизированного скорпиона был прост: крупные стрелы закладывали в специальный ящичек, расположенный над направляющим ложем, цепная передача взводила полибол, натягивала тетиву, одновременно подавая стрелу, после чего производился выстрел. В идеале можно было крутить ворот и стрелять, пока не заканчивались боеприпасы. Но зачем вращать ворот руками, когда ногами можно крутить педали как на велосипеде? Использование подшипников, больших и малых звёздочек, позволило обслуживать стреломёт всего двум человекам. Один работал ногами, а второй закладывал стрелы и вращал винт, изменяя угол наклона, либо поворачивал агрегат влево или вправо на шаровой опоре. При этом, 'велосипедист' должен был слезть с седла. Угол поворота был двадцать пять градусов в каждую сторону, более не позволяли бойницы. И вот когда мы провели первые испытания, выяснилось, что эффективность от данной стрельбы весьма низкая. Если противник будет бежать по направлению к крепости, то второй номер просто не успевает навести орудие на цель. Начальная скорость полёта стрелы равна сорока двум метрам в секунду, получалось, что крепостная артиллерия больше была психологическим оружием, стреляющим, как придётся. Однако, мишень со щитом, большая стрела прошила насквозь с трёхсот шагов.

После всех испытаний мы собрались со строителями в замке Пахома Ильича, где в главном зале находился макет крепости. Предмет разговора был один.

– Нужно переделать башни. – Я достал лист ватмана с чертежом Угольной башни и прикрепил его на стену. – Бойницы слишком узки для привезённой артиллерии.

– Если расширить, то стрелков посекут стрелами. Семь аршин высота, а если осадную башню подведут, чем пруссов прикроешь, а? – Никифор, ведущий строительство с самого начала пользовался огромным авторитетом и высказался первым.

– По льду, башню? Да не выдержит лёд. – Ответил строителю, сдерживая улыбку.

– Это ты так думаешь. Немец только верхушку прикроет. На два бревна поставит, и как на санках подкатит. – Никифор подошёл к печке, подобрал несколько щепок, связал их бечевкой и через три минуты, на макете, поставил свою конструкцию.

– Если хочешь свои придумки на башнях держать – воля твоя. Я бы к внутренней части стены пристроил башенку из дерева, с открытой площадкой, а на неё поместил пороки. С неё супостата разить будет сподручнее. – Федот из Чернигова обрезал ножом толстую ветку и притулил её к стене.

– Может, так и сделаем, а пока, кусок крыши над бойницей надо разобрать. А Пахомовскую башню, к началу навигации придётся оставить только с навесом. Она весь фарватер держать под прицелом сможет. Это потом. Вы мне скажите, уважаемые, осилите ли стены каменные? Самое слабое место сейчас – решётка, что канал перекрывает.

– Так вроде железную привезли, чем она плоха-то? – За арки, и всё, что было связано с каналом – отвечали южане. Илья был у них старшим, вот и возмутился.

– Мне надо, что бы решётка поднималась и опускалась. Если это сложно, то сделайте ворота. – Меня начало раздражать самомнение зодчих. Собственные промахи и ошибки были так туманны и неразличимы, а чужие бросались в глаза, что не высказаться о запруде, которая, по моему мнению, должна будет принести немало бед – не смог.

– А на кой ляд они сейчас нужны? Мы церковь ещё не достроили, эту б решётку туда, я и место присмотрел. – Южанина звали Огрызко. Склочный киевлянин больше ныл, чем работал, но почему-то был в авторитете у своих.

– Шапку сними. Ты что, совсем опух на дармовых харчах? Или думаешь, тебя тут вечно кормить будут? Сказано поставить решётку – будешь ставить, а всё остальное …, вас ещё за это чудо – выдрать надо. Тут крепость, а не музей. – Замок Ильича ни капельки не напоминал оборонительное сооружение, был нефункционален, состоял из многих мелких комнатушек и имел низкие потолки.

– Я Пахому Ильичу пожалуюсь, он нас уважает. – Огрызко не стал снимать своей шапки, так и сидел, с покрытой головой.

– Пошёл вон! В ОБСЕ ещё пожалуйся, там таких слушают.

– И пожалуюсь. – Уже находу буркнул Огрызко, зацепился шапкой за потолок и обнажил ловко зачесанную плешь.

– Считаем, что с аркой и решёткой разобрались. Так Илья?

– Сделаем. С утра начнём, а с той стороны, на лёд мостки положим и камнем засыпем. – После ухода Огрызко, Илья почувствовал себя более уверенно и даже спину выпрямил.

– Теперь о самом главном. За то, что успели столько построить, каждому из вас, кто сидит за столом – жалую по гривне. – Увесистый кошель оказался у меня в руках, оттуда была извлечена одна гривна, а остальное перешло в мозолистые руки зодчих.

Утром строители так и не начали менять решётку – было не до того. Сразу после завтрака, обнаружилось, что исчез Огрызко. Причём шапка и топор так и остались лежать в пристройке домика, где жили киевляне, к ним никто не прикоснулся. Сбежавший, никогда строителем и не был. Полгода назад, мастеровые что-то перемудрили и стена выстраиваемой ими церкви рухнула. Был скандал, а Огрызко, каким-то образом сумел отмазать зодчих, в результате чего, стал их хозяином. Мечты быть поближе к католикам, завели мерзавца в Новгород, откуда он собирался отправиться к свеям, подальше от Руси, да только Удо раскусил нечистого на руку киевлянина, и сплавил Пахому Ильичу.

Ульрих буквально влетел во двор усадьбы в Копорье, где уже три недели обитал фон Виде. Остановившись перед крыльцом, наездник спрыгнул с лошади.

– Коня прими! Да оботри насухо. – Уже открывая дверь, крикнул секретарь конюху. – Совсем обленились тут, один я за всех работаю.

Дом, в котором жил Хайнрик напоминал сарай, разделённый перегородками на несколько комнат. В самой большой на полу располагался очаг. Огонь поддерживали постоянно, на улице мороз. Дым старался улетучиться через отверстие на потолке, но получалось плохо, не хватало тяги, и было трудно дышать. Рыцарь полулежал на полатях, укутавшись в одеяло, сшитое из волчьих шкур. Согреться никак не удавалось, и лишь горячий сбитень давал кратковременное тепло. От безделья с Виде приключилась хандра. Собранная с таким трудом армия, прожирала драгоценные припасы, ожидая выступления в поход к Ладожскому озеру. Если бы будущий магистр самостоятельно не отправился на рекогносцировку, то давно бы уже двинулся к Орешку. И сейчас, скорее всего, лежал бы где-нибудь в окрестных лесах Лопского погоста. То, что Виде обозрел на острове, только укрепило его уверенность в несметных богатствах Юрьевского монастыря. После этого секретарь и помчался в Ригу, нанимать ломбардцев, приглашённых Орденом после осады Каркассона Раймоном Тренкавелем, в распоряжении которых была осадная техника. И если бы Строган, находившийся в этот момент в городе, не заплатил наёмникам, то ещё неизвестно, как бы всё обернулось.

– Обоз прибыл, мой господин. Я опередил его на четверть дня пути. Ломбардцы везут требуше. – Ульрих чуть не закашлялся.

– Медлить нельзя. Завтра выступаем. Я устал сидеть в этой дыре. – Хайнрик поднялся с полатей, сбросил одеяло и вышел на улицу. Морозный воздух взбодрил его, рыцарь закрыл глаза. Впереди мерцали сокровища из разбитых сундуков руссов и сам Папа Римский, пресмыкается перед ним, выпрашивая толику.

– Хайнрик, Хайнрик.. – Секретарь тряс за руку фон Виде,

– А? Что? – Рыцарь очнулся от грёз.

– Я пообещал Строгану, отдать воеводу крепости живьём. Итальяшки запросили тридцать марок.

– Ты всё испортил, Ульрих. Раз пообещал, значит выполнишь. – Виде провёл языком по больному зубу, сплюнул, хлопнул по плечу своего помощника и тут же помочился, не отходя от двери.

Десять рыцарей, восемьсот кнехтов и семьдесят пять ломбардцев выступили из Копорья с рассветом. Армия растянулась на две версты, оставляя за собой грязый снег и пепелища костров на стоянках. Через шестнадцать дней с Угольной башни заметили приближающихся всадников. Не доезжая двухсот шагов, глашатай протрубил в рог несколько раз, и спустя минуту, от парламентёров отделились двое наездников, один из которых держал копьё с вымпелом. Подъехав к Воротной башне, орденцы растерялись. Мало того, что их никто не встречал, так ещё и ворота были распахнуты настежь, всем своим видом приглашая гостей въехать внутрь. Недолго думая, парламентёры направили лошадок в тёмный створ арки, над которой блестел золотом православный крест, украшая огомного вида икону.