Потомок седьмой тысячи - Виктор Московкин

Показала на мягкое кресло в белом чехле.

— Садитесь, я сейчас.

Федор с любопытством огляделся. Всюду коврики, занавесочки, у изголовья высокой кровати книжная полка. Напротив на стене в легкой золотистой рамке картина — зимняя лесная опушка, петляющий след зайца на снегу. Присел в кресло, застыл, украдкой разглядывая Варю, хлопотавшую возле столика. Она достала из резной деревянной шкатулки пузырек йоду, вату, бинт, принесла в эмалированном тазике воды.

Федор безропотно позволил обмыть руку.

— Вы участвовали в драке или случайно подвернулись?

— Все участвовали. Не окажись фанагорийцы, дали бы городовым трепку.

— Странно, — произнесла она. — Я вас вижу в третий раз. Два раза вы дрались. Это так интересно, драться?

Было в ее голосе столько наивного любопытства, что он рассмеялся.

— Да нет, барышня, тогда в саду драки не было. Просто боролись…

— Все равно, — не согласилась Варя. — Откиньтесь на спинку кресла, я попробую согнать синяк.

Федор с готовностью откинулся. Было приятно подчиняться ей. Она приложила к лицу вату со свинцовой примочкой. Теплые пальцы ласково коснулись кожи.

— Вот и лучше будет… Какой вы, право, встрепанный. Постойте, я вас причешу.

Смеясь достала гребенку из волос, принялась раздирать спутанные лохмы.

— Не шутите так, барышня, — насупился Федор.

— А что будет? — ужасаясь и любопытствуя, спросила она, не оставляя его волос.

— А то и будет… — обнял ее здоровой рукой, привлек. Девушка вывернулась, чуть побледнела.

— С вами действительно шутить нельзя.

Федор совестливо хмыкнул. А она поспешно отошла к столику. Стояла вполоборота, рассеянно глядя в приоткрытое окно. Ветерок трепал рукав платья. Федор понимал, что лучше сейчас проститься и уйти, но что-то его удерживало. Чувствовал, что сердится она больше из приличия: нравится он ей.

— Вы хоть говорили бы что-нибудь, — не оборачиваясь, сказала она.

— Не знаю, как с вами говорить, барышня. Еще обижу…

— Почему вы упорно называете меня барышней? Зовите Варей.

— Язык не поворачивается называть так… Если бы своя, фабричная…

— Попробуйте повернуть.

Подождала, не скажет ли еще чего. Федор молчал. Тогда ревниво спросила:

— А с фабричными вы знаете, как говорить? Ну, хотя бы с той девушкой, что в саду была? Чем я не похожа на нее?

Посмотрела в упор, требуя ответа.

— Почему вы не отвечаете?

— То-то и оно, что вы на нее похожи, — сознался он.

— Это меня радует, — ребячливо произнесла она. — А вас?

Он не знал, что ответить.

— Расскажите мне о ней. Давно ее знаете?

Федор усмехнулся: любопытству ее не было конца.

— Как не знать, в одной каморке живем. Вот с таких лет. — Показал на метр от пола.

Варя на миг задумалась.

— В саду вы сказали, что она вам не сестра. А в одной каморке живете…

— A y нас три семьи в каморке живут. И в других так же. Не знали?

— Я была в каморках… Но не знала. А какая у вас семья? Есть родители?

— Нет, только сын.

— У вас есть сын?

— Есть, барышня.

— Варя!

— Хорошо. Варя.

— А где же мать?

Вопрос был неприятен. И потому, как он долго молчал, она поняла это.

— Не ругайте меня, я так, к слову. Можно не отвечать.

— Почему же… Нет у него матери. Умерла в холеру, пока я в тюрьме был… Девчушка эта, Марфутка, ему мать заменяет.

Она пододвинула стул и села напротив. Робко улыбнулась.

— Федор, простите, но уж такая я… Люблю спрашивать. Что вы хотели найти в той книжке, за которую были арестованы?

Федор пожал плечами.

— Сам не знаю… Из тюрьмы вышел — от книжек отвернуло. Хочу жить так, чтобы ни о чем не думать. Пока не очень получается.

— Разве можно жить, не думая?

— Другие живут и довольны.

— Другие… Может, зажечь свет? Темно стало.

— Как хотите, барышня.

— Федор, я буду сердиться на вас!

— Давайте без этого, — с улыбкой попросил он. — Опосля привыкну.

— «Опосля». После, наверно?

— После привыкну, — послушно поправился он.

— Привыкайте и побыстрее… Пожалуй, я зажгу свет. Что-то внизу страсти разгорелись. Шумят как…

Из столовой, где праздновали служащие фабрики, доносился гул. Крик, смех перекрывал мощный бас:

— А у нас в Спас-Раменье отец Николай, крест утеряв, особо не печалился, влезши на рябину, водку пил…

Кто-то в ответ громко засмеялся.

— Павел Успенский, священник Предтеченской церкви, — сказала Варя. — Все наизусть знают об отце Николае из Спас-Раменья и опять смеются.

На лестнице послышалась шаги, остановились недалеко от двери. Федор узнал по голосу механика Дента.

— Мы коллеги… Я все силы раскладываю в свою работу.

— Это верно, — отвечали ему насмешливо. — Шесть тысяч в год… можно «раскладывать» силы.

— Брат, — пояснила Варя. Поймав встревоженный взгляд Федора, успокаивающе добавила: — Он ко мне почти не заходит.

— Сколько вы еще гонорара получаете? — спрашивал Грязнов заплетающимся языком.

— Какой гонорар, коллега?

— Управляющий поручил мне просмотреть заказы на машины…

— О, фирма Кноопа аккуратно доставляет заказчикам…

— За двойную цену, не так ли, мистер Дент? — перебил его инженер. — И, чтобы заказы не прекращались, фирма выплачивает вам солидный гонорар… Да вы не смущайтесь, я не со зла. Не мне убыток — Карзинкину.

— Что вы хотите? — изменившимся, обиженным тоном спросил англичанин. Но, видимо, сумел совладать с собой, миролюбиво воскликнул: — О, понимаю! Коллега хочет иметь пай. Мы сойдемся…

— Едва ли, — опять насмешливо сказал Грязнов. — Сколько вы мне дадите?

Дент долго не отвечал. И Варя и Федор сидели притихшие, чувствуя неудобство от того, что слышат каждое слово.

— Очередной крупный заказ — пятьсот рублей.

— Мало, — издевался Грязнов. — Узнай от меня хозяин о вашем надувательстве — больше даст.

— Вы очень много шутите! — сказал англичанин. Чувствовалось, что он с трудом сдерживает ярость. — Не понимаю, зачем пригласили сюда?

Федор представил, как бледнеет у Дента кончик носа.

— Неудобно как-то, — прошептал он Варе.

Она приложила палец к губам.

Снизу опять разнесся бас Павла Успенского, заглушив весь остальной шум.

— У нас в Спас-Раменье отец Николай сторожа завел босым в церковную ограду, в самую крапиву, и панихиду об оном тут же служил… Не мрачно упивался отец Николай — озорство сотворял… Всяк истинно русскому присуще то озорство.

Голос священника нарастал, видимо, он поднимался по лестнице. Уже у самых дверей раздалось:

— Эй, мистер… как тебя, пойдем дерябнем по стаканчику. Хватит тебе, заслюнявил молодого инженера.

— У вас говорится: молод и овцу съел.

Успенский захохотал громоподобно, отчего вздрогнули стены.

— Дорогуша, не так говорится. Из молодых да ранний. Запоминай. Пошли пить…

Очевидно, Дент ушел. В дверь постучали.

— Варя, ты дома?

— Заходи, Алексей.

Вошел Грязное, провел рукой по всклокоченным волосам. Увидел мужчину в комнате сестры, скривил рот.

— Ты не одна?

— У меня гость…

— Вижу, — Грязнов нетвердо подошел. Смотрел то на сестру, то на Федора — не узнавал.

— Представь, Алексей. На Ивановском лугу была драка. Избивали городовых, пока не нагнали солдат. Большая Федоровская переполнена народом. Дерутся, ругаются. Спасибо, Крутов встретился. С ним и доехала до дому.

Грязнов наконец уразумел, кто перед ним, раскинул руки.

— Наконец-то я вас встретил. — Голос у инженера был хриплый. — Где вы пропадали?

— Работаю на острове, — сказал Федор, поднимаясь с кресла.

— Чего это вас туда потянуло? — удивился Грязнов.

— Потянуло… Не все от меня зависело. Пришел к Денту, пришел в контору — везде отказ. Спасибо подрядчику— взял. Руки, ноги есть. Разгружаю баржи с хлопком.

Грязнов нащупал спинку кресла, в котором только что отдыхал Федор, грузно сел.

— А на мою помощь вы не могли рассчитывать? Отчего не зашли?

— По какому случаю? — Федор снисходительно посмотрел на инженера, как смотрит трезвый на пьяного.

От Грязнова не ускользнул его взгляд. Сказал сердись:

— Не дурите. Приходите, и все уладим.

— Спасибо, господин Грязнов.

— Меня зовут Алексеем Флегонтовичем.

Федор невольно обернулся к Варе. Уж больно похоже было сказано. Но Варя, очевидно, поняла совсем не то, что думал он.

— Алексей, что ты кричишь? — вмешалась она. — И вообще вид у тебя… Нельзя столько пить.

— Все можно, Варька. Сегодня все можно. Завтра будет нельзя. — Сжал кулаки, думал о чем-то своем. Потом поднял голову. — Ты не хочешь спуститься к гостям?