Капитан - Андрей Алексеевич Панченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прекратить огонь! Оказать помощь раненым! Отчет о повреждениях! — хриплю я, повернувшись к зенитчикам. Парни тут же бросают пулемёт и в один прыжок оказываются возле меня, в руках у них индивидуальные пакеты.
— Чего вам черти?! Оказать помощь раненым я сказал!
— Вы тоже ранены командир — тычет мне пальцем в правую ногу старшина второй статьи. Я опускаю взгляд в низ и вижу, что моя нога залита кровью, которая идёт из раны на бедре. А вообще ничего не чествую! Нога не болит, только грудь ноет. Льётся сильно, но это точно не артерия повреждена, иначе я был бы уже мёртв.
— Твою мать! Перевязывай быстрее, потом другими займитесь. И кто-нибудь мне скажет, куда нам попали?! Я ни хрена не вижу!
Батарею парни взяли. Результат — захвачены пять орудий, убито двадцать финских артиллеристов и двоих взяли в плен, остальные успели сбежать, наши потери — пятеро убитых и трое раненых, причём ранены и Сидоренко, и Коган. Из экипажа «Ижоца» в живых осталось только трое, все они тяжело ранены, я сомневаюсь, что их удастся доставить в госпиталь, зенитный буксир разбит просто в дребезги, в него попало не менее пяти снарядов, тоже самое и с баржами — они больше не пригодны к движению и сели на грунт возле захваченного финнами берега, убит Горгадзе, из взвода охраны в живых осталась половина и ни одного командира. Всего пять орудий, поставленных на прямую наводку, оставили от каравана рожки да ножки. В надстройке «Шторма», с правого борта огромная дыра, у меня больше нет каюты, а судно осталось без камбуза, расчет переднего зенитного орудия погиб весь, из двух пулеметчиков правого ДШК один тоже погиб, Колю сбросило взрывом с мачты, но он отделался только купанием в ледяной воде, из расчёта орудия установленного на носу ранены двое, мой лучший рулевой лежит с пробитой осколком грудью и вряд ли протянет хотя бы час.
В наскоро вырытой братской могиле на берегу реки Свирь остались лежать наши товарищи, позади пылают подожжённые нами остатки буксира и обе баржи, поднимется густой дым на месте взорванных трофейных орудий, я отдал приказ поворачивать назад. Мы вряд ли сможем прорваться обратно в Онегу, но другого выхода у нас нет. Финны теперь о нас знают всё, а впереди целый световой день. Мы одни на реке захваченной врагом, тральщик «Шторм» с командой из китобоев, против целой армии.
Глава 13
Кто бы знал, как нелегко превратить в невидимку, пусть и небольшой, но всё же морской корабль на реке! Идея пришла мне в голову случайно, когда я увидел прямо на берегу, почти в лесу, огромную воронку от взрыва авиабомбы. Небольшой затончик и так врезался в обрывистый берег, но взрыв расширил и углубил его, нам нужно было только его расчистить. Все, даже раненные которые могли держать лопату в руках, от командира до комиссара, вгрызались в каменистый берег как кроты, работая не на страх, а на совесть, ведь от этого зависела наша жизнь. Корабль с трудом вошел в него, пропахав днищем речное дно и прислонился к берегу бортом, а уже через час он стал частью леса и реки. Смертельная опасность пробудила во многих матросах и командирах подлинный талант художников-декораторов, мы не были знатоками маскировки, но вроде получилось у нас совсем даже не плохо.
Вдоль корабля насадили деревья, кустарники. На палубе вырос лес, прикрывший надстройку и орудия, а палубу засыпали пожухлой травой. Со стороны реки борт был закрыт пожелтевшим рогозом. Маскировочные сети, которые мы взяли с базы, все пошли в ход, маскируя судно и следы земляных работ. Это был чудовищный труд, мы работали в ледяной воде, но я не слышал ни разу, чтобы кто-нибудь проронил хоть слово неудовольствия. Каждую минуту я ждал, что над нами пронесутся немецкие или финские самолёты, но похоже свой лимит невезения мы исчерпали во время боя, мы успели вовремя, сдав экзамен по маскировке непосредственно врагу, буквально через полчаса после того как корабль был превращён в кусок берега. И когда самолеты противника пролетали над кораблем, чуть не задевая за мачту, но не замечая «Шторм» — это было лучшей наградой за наш труд.
И вот теперь наша инвалидная команд, в которую превратился командный состав тральщика, заседала укрывшись в машинном отделении и решая, что же нам дальше делать.
— Ты как? — спросил я у Сидоренко, которому из командного состава бывшего китобойца досталось больше всего. Он был ранен в обе руки, когда схватил нацеленный в его грудь финский штык ладонями. Глубокие порезы, прямо до кости, как бы инвалидом не остался, на левой руке пальцы не сгибаются, видимо задеты сухожилия.
— Терпимо — скривившись от боли ответил мой старпом — одно плохо, в сортир самостоятельно не сходишь. Даже ремень на штанах расстегнуть не могу.
— Ну это ладно, зато живой, а штаны мы тебе на базе поменяем — сочувственно сказал я, скрепя зубами от боли, я сам уже мог передвигаться с большим трудом. Болели отбитые рёбра, разболелась задетая осколком нога, для того, чтобы оставаться на мостике, я попросил ребят сколотить из подручных средств табурет, и с помощью двух матросов, которые поддерживали меня, довёл корабль до этого места. Как я потом ещё и землю рыл, я даже не представляю, адреналин творит с людьми чудеса, а вот теперь наступил «отходняк». Рядом сидел Изя, как настоящий комиссар он получил ранение в голову, и теперь щеголял белым тюрбаном на голове как персидский шейх. Восемь сквозных ранений — мозг не задет! Да и нет у него мозгов судя по всему, только полный кретин мог пойти в атаку с одним наганом на пять орудий! Ну а так-то его говорят банником приложили, во время рукопашной, хотя сам он этого и не помнит. Сидит теперь весь зелёный, с ведром в руках, куда время от времени совсем не культурно травит содержимое своего желудка, хотя там и не осталось уже, наверное, ничего.
— Посты выставили? — обратился я к двум более-менее целым членам нашего собрания, Ромашову и Иванычу. Оба они участвовали в атаке, но кроме незначительных ссадин и ушибов не получили никаких повреждений.
— Два на берегу, наблюдатели на корме, на носу и на мостике — доложил Ромашов.
— Они хорошо замаскированы? — продолжаю допытываться я.
— Чистые лешие! — хмыкнул Иваныч — как
