Содом и умора - Константин Кропоткин

— …Да, автор я, кассета с записью разговора имеется, готов предоставить… — отвечая на вопросы судьи, полноватой женщины с усталым лицом и увядающим перманентом, я подумал, что ей совершенно не хочется вести это вязкое дело.

Матвей помалкивал. Вместо него заговорила бойкая дама лет 35-ти. Презрительно кривя рот, адвокатша излагала нечто, суть чего я никак не мог уловить. Но, судя по веселым глазам Матвея, она вещала что-то очень правильное.

Потом вступил представитель Савенко (сама бизнесменша в суд не явилась). Худосочный, с лицом, усеянном розовыми пятнами, он был так удручающе некрасив, что я старался на него не смотреть, словно взгляда будет достаточно, чтобы и мое лицо расцвело лишаями. Он потрясал газетой со злополучным интервью, сплошь исчерканным красным маркером.

— Клевета! — сипел облезлый.

Замордованная Фемидой судья молчала и ленилась даже кивать.

Ярясь, господин с лишаями перебрал все синонимы чести и достоинства, утраченных бизнесменшей, потом скроил гримасу крайнего негодования и выдал такое, от чего подо мной закачался стул.

— Еще я хотел бы обратить ваше внимание на моральный облик гражданина Волкова, — облезлый зыркнул на меня. — Нам стало известно, что он — гомосексуалист!

— Мы собрались, чтобы обсуждать мою честь? — спросил я, когда ко мне вернулся дар речи.

Адвокатша с интересом уставилась на меня. Матвей заржал. Судья и бровью не повела.

— Это к делу не относится, — сказала она и, назначив новое рандеву (мое присутствие, к счастью, уже не требовалось), отпустила нас по домам.

— Ты так просто не отделаешься, — прошипел мне в спину блюститель чужой чести.

— У нас денег нет! — охладил Марк пыл таксистов, кинувшихся к нам, едва закрылась дверь «Макаки».

Отстали.

Марк сказал правду — мы сильно поистратились и собирались поймать машину подешевле на проспекте, где дешевле. Даром, что пройти надо всего два двора.

— Хоть табак выветрится, — сказал Марк, с недовольной гримасой обнюхивая свою одежду. — Когда в «Макаке» заведут нормальные кондиционеры?

— Когда рак на горе… — начал я и поперхнулся.

Подворотня, в которую мы зашли, была густо населена. «Семеро», — пересчитал я тени, обступившие нас со всех сторон.

— Поговорим? — сказала одна из теней, оказавшаяся парнем лет двадцати.

Он был юн, щупловат и прыщав. Одно слово — пионер. Прочие вряд ли были старше и крупнее. Но их было много, а нас всего двое.

«Пионеры» были не по возрасту опытны: уже первый удар сбил меня с ног. Подтянув колени к подбородку я закрыл самое важное, но ботинки все-таки добрались туда, где больнее. В паху взорвалась бомба.

— Иии… — верещал Марк, которому, кажется, тоже приходилось несладко.

…Не стерпев, я начал сипеть. На крик сил не хватало.

Я понял, что меня уже не пинают, когда сирена, звеневшая в моей голове, вдруг начала затихать, превратившись в конечном итоге в собачий скулеж.

— Пожалуйста, не надо, — всхлипывал Марк где-то рядом.

Меня дернули за воротник. Я встал, как сумел: зажав живот руками и скрючившись буквой «г». Вполне по статусу — «г-гомиком», который «должен подохнуть».

В карманы полезли чужие руки. Они пошарили в куртке, залезли в штаны и даже в карманчик рубашки на груди наведались, доставляя мне своеобразное удовольствие. Денег у меня было мало, а ценностей и вовсе не имелось. Даже наручных часов.

Поживиться «пионерам» было особенно нечем. Сладкая месть!

— Живи! — сказал кто-то из них. — Пока.

По асфальту, удаляясь, зацокали ботинки.

Ушли. Я встал, но разогнуться не смог.

Я стоял будто в поклоне, дожидаясь, когда уйдет острая боль. Со стороны это, наверное, выглядело очень комично: «г» в темной подворотне…

— Ты какой-то странный в последнее время, — сказал Марк.

Мне б его легкий нрав! Для Марка встреча с «пионерами» осталась неприятностью, о которой лучше поскорее забыть. Так он и поступил, не дожидаясь, когда заживет разбитый нос и сойдут синяки на теле.

Что я мог ему сказать? Что профессия журналиста — одна из самых опасных? Что в любой момент могут явиться «пионеры» и доделать начатое?

Смертельно испугавшись, теперь я дергался от каждого шороха, а недорослей, похожих на «пионеров», различал за километр. Точнее, они чудились мне всюду, поэтому я выходил из дома только по крайней надобности. Да и то — перебежками, с оглядкой, позорно дрожа…

Но странное дело! Никогда еще я не испытывал такой жажды жизни. Как угодно, но только бы жить! Прежде чем заснуть я, с головой накрывшись одеялом, благодарил Бога, что он подарил мне еще один день без «пионеров».

— Спасибо тебе, боженька, что оградил ты меня от напасти, что отвел беду неминучую… — исступленно шептал я молитву собственного сочинения.

Пробуждение интереса к высшим сферам сделало меня чутким к ближним. Я старался говорить и делать только то, что могло их порадовать. И в большом, и в малом. Едва Кирыч заикался о чае, я уже мчался кипятить воду. Марку я подарил бабушкину шаль, на которую он давно зарился. А Вирус просто объедался собачьей едой. Вот только гулять я его не выводил, сколько бы он ни просил. Он к боям не приучен и при нападении вряд ли смог бы заступиться за хозяина…

«Грехи перед смертью замаливаешь», — шипел облезлый, с недавних пор поселившийся в моей голове.

— Театр штурмом берут! — ликовал Матвей.

Мы сидели в ресторане в «Охотном ряду». Вернее, я замер истуканом, спиной чувствуя каждого входящего, а Матвей, не зная куда девать бьющую из него радость, подпрыгивал, как резиновый мячик.

— Конечно, где еще им покажут любовь с ослом, — сказал я, уже не чувствуя себя обязанным замирать в экстазе от творений «Натюрели».

Счастливых можно не жалеть, а у Матвея все было в полном порядке. Жадные до скандалов, репортеры после моей статьи принялись описывать его творения, вследствие чего народная тропа не только не заросла, но расширилась, утрамбовалась и покрылась ограничителями скорости «Все билеты проданы».

— Поздравляю! — сказал я без особого воодушевления. — Глядишь, скоро тебе не только в Тегеране награды давать будут, но и в Москве. Для такого, как ты, и премии «Народная любовь» не жалко!

Матвей, как и все режиссеры зацикленный на самом себе, иронии не расслышал.

— Посмотрим-посмотрим, — сказал он и от волнительных перспектив запрыгал мячиком еще чаще.

— А Савенко как? — вырулил я на опасную тему. — Теперь ей незачем тебя увольнять. Глупо резать курицу, которая несет золотые яйца.

— Так, с Жанночкой мы уже все уладили. Она забрала заявление. Инцидент исперчен, — скаламбурил Матвей и начал пересказывать мне содержание его будущего спектакля, который будет посвящен интимной жизни Маяковского.

— Не забудь на премьеру позвать, — сказал я, прекрасно зная, что в «Натюрель» больше не пойду даже под конвоем.

«Хватит с меня ослиных совокуплений», — подумал я.

— Знаешь, — Матвей вдруг заговорил полушепотом, а чтобы мне было лучше слышно, перегнулся через стол. — Ты не приходи пока. Пережди. Жанночка очень на тебя обижена.

— За что? — удивился я.

— Очень уж крепко ты по ней проехался. Сам понимаешь, у нее бизнес, а тут ты с кулинарным техникумом.

— Выходит это я крайний? — рассвирепел я. — Это я зазывал на ее голову налоговую полицию, божью кару и гражданский суд? Иди-ка ты со своей «Натюрелью», ослами и «пионерами»…

Я с грохотом отодвинул стул.

— При чем тут пионеры? — Матвей поднял на меня невинные глаза.

— К слову, — отчеканил я и ушел, не дожидаясь, когда официантка принесет счет.

«Пусть хоть за это заплатит» — подумал я.

Свидетелем кровавого побоища стал наш корреспондент в ночь на субботу. В четвертом часу утра, проходя мимо гей-клуба «Макака», расположенного в центре Москвы, он увидел, как мужчина лет сорока избивает семерых юношей в возрасте от 16 до 22 лет, и сразу вызвал милицию. Органы правопорядка прибыли только через полчаса. К этому времени, молодые люди уже приняли горизонтальное положение, а ситуация предстала перед нашим корреспондентом совершенно в ином свете. Выяснилось, что сорокалетний мужчина сам был объектом нападения, но, имея «черный пояс» по карате, не только сумел отразить атаку, но и перешел в наступление… Представители следствия предполагают, что молодчики уже не раз нападали на подвыпивших «голубых». Только по официальным данным за последние два месяца возле «Макаки» было ограблено три человека. Но, зная «скромность» представителей сексуальных меньшинств, не исключено, что жертв было гораздо больше. Всем, кто располагает какой-либо информацией на сей счет, просьба позвонить по телефону…