Разлейте время по бокалам - Наталья Аврора
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боль, вызванная потерей брата, перегорела в Кассии за ночь. Она всю жизнь надеялась, что её отношения с Маркусом улучшатся, и они смогут стать опорой друг другу. Ведь отец не вечен и если его не станет, у неё в мире не останется ни одной родной души. Эта надежда умерла вместе с Маркусом.
— Кассия, — хриплым голосом позвал отец, нарушая молчаливый завтрак. Они сидели на стульях и ели то, что было приготовлено для вчерашнего пира. Девушка взглянула на него и отметила, как он постарел за прошедшую ночь, хотя держится всё так же гордо и прямо. — Кассия, нам предстоит визит.
— Я знаю.
— Ты согласна, что мы должны сообщить ей?
— Да, она должна знать.
— Поедем в крытой повозке. Ты спала сегодня?
— Почти нет. Я долго просидела рядом с ним. Потом в саду… Но я не хочу спать.
— Хорошо, доченька, когда поешь, оденься и выходи в атриум.
Постумий встал, поцеловал дочь и вышел в открытую Арызой дверь. На глаза Кассии навернулись слёзы. Ей было так жаль отца, что она начинала сердиться на брата, жившего беспутно и умершего бесславно.
Путь был коротким и не утомительным. В крытом двухколёсном карпенте73 они проехали по виа ди Нола, свернули вправо на виа Консоларе и, миновав монументальные Геркуланские ворота, достигавшие в высоту тридцати футов, выбрались за пределы города. Охрана этого северо-западного въезда без препятствий пропустила их повозку, хотя со вчерашнего вечера проверялся весь транспорт, покидавший Помпеи через любые из восьми ворот. Когда в правое окно стали видны каменные стены виллы, Постумий Кассий проговорил:
— Я часто думаю, не зря ли я перевёз её сюда? Возможно в городе, с родными ей было бы лучше?
— Нет, — твёрдо ответила Кассия. — Я хорошо помню, в какой кошмар превратилась жизнь в нашем доме в те месяцы. Ты поступил правильно. Ведь неизвестно, какие мысли царят в её голове. Говорят, нелегко предугадать поступки человека, ну а действия больного — тем более.
Лошади остановились, возница спрыгнул на песчаную дорогу и, подбежав к воротам, три раза стукнул в них массивным молотком с головой льва. Вскоре загремели железные засовы и тяжёлые створки распахнулись. Лошади сделали не более двадцати шагов и остановились рядом с невысокой, но широкой лестницей, ведущей в удобный и светлый дом. Он утопал в зелени фруктовых деревьев, а запахи красивейших, пышных цветов могли опьянить любую голову.
На встречу к Постумию и Кассии вышли несколько слуг. Среди них выделялся сухощавый старик-грек в неопрятно уложенной тоге, с лохматой, седой бородой при абсолютно лысой голове. Он производил впечатление человека злого и нелюдимого, но, наоборот, был весьма весёлым и дружелюбным, что особенно удивляло тех, кто знал о его профессии. Многие годы общения с душевно больными не отразились на его характере и поведении.
Слуги поклонились, когда хозяева вышли из повозки. Постумий Сатрий сразу направился к старику, жестом разогнав рабов. Кассия присоединилась к ним чуть позже, и они вместе вошли в дом.
— Как она, Эвризацес?
— Урав-но-ве-шен-но, — Одним словом охарактеризовал состояние больной опытный врач.
— Давно?
— Около недели. А позавчера она впервые за годы, что я её знаю, засмеялась.
— Даже так? Ест, пьёт?
— Угу, — промычал грек, улыбаясь. — Её аппетит редко бывает плохим. В последние дни мы ужинаем вместе. Это доставляет огромное удовольствие, вы знаете, что Ливия — прекрасный собеседник.
Пока отец расспрашивал Эвризацеса, Кассия присела на стул и смотрела через открытую дверь в сад. Яркое солнце, его освещавшее, не радовало девушку. Её угнетала предстоящая встреча и разговор. Каждый приезд на эту уютную виллу давался Кассии с большим трудом. Несколько лет назад на семейном совете Сатриев было решено изолировать от внешнего мира Ливию — жену Постумия Кассия и мать его обоих детей. Время показало, что сделано это было не зря — сумасшедшая женщина изо дня в день вела себя всё более здраво. Но почему-то почти все визиты к ней заканчивались истерикой и буйством, потому Эвризацес строго ограничил её общение с мужем и дочерью. Встречи с Маркусом он запретил вообще на неопределённый срок после того, как Ливия, проклиная богов и сына, попыталась покончить с собой, увидев его. До сих пор упоминание имени Маркуса выбивало её из колеи на длительное время.
Причину сумасшествия Ливии не мог объяснить даже искушённый Эвризацес. В конце концов он решил, что вина за какой-то давний проступок бесповоротно замутила разум женщины. С этим категорически не был согласен Постумий Сатрий, знавший Ливию более двадцати восьми лет и считавший, что у неё не было никакой возможности совершить даже маленький грешок.
Кассия подошла к, стоящим рядом с имплювием, мужчинам и поняла, что отец уже сообщил врачу о смерти Маркуса.
— …Его нашли в доме Феликса, в арендованной комнате. Случайно нашли… искали Спурия, осматривали в последнюю очередь все сданные в наём помещения и обнаружили их обоих. Кто-то их зарезал…
— Они дружили?
— Кто?
— Феликс и Маркус.
— Нет.
— Я так и думал: Спурий Феликс был очень достойным человеком… — Эвризацес прикусил язык и пробормотал: — Простите, я не то имел ввиду…
Постумий горько махнул рукой:
— Ладно, мне известна репутация сына. В том то и дело, что они не только не дружили, но относились друг к другу неприязненно. Та комната, где их нашли, сдавалась в наём больше года, но никто не знает — кому.
— Спросили бы управляющего, — пожал плечами Эвризацес.
— Он исчез в ту же ночь вместе с молодым рабом по имени Асканий.
Кассия вздрогнула. Она впервые услышала об этом. Отец ездил к Феликсам один, а ей пришлось принимать утешения Цельсов, провожать их и готовить дом к трауру. Асканий… Кассия вспомнила то, о чём старалась забыть. Что же тогда она почувствовала? Зов забытого прошлого или знак из неведомого будущего? Значит, он сбежал… Значит, вряд ли они когда-нибудь встретятся. И ей стало так тоскливо. Но какое ей дело до сбежавшего раба? «Никакого, никакого, никакого, — повторяла себе девушка. — Но только бы не он был убийцей, только бы не его руки были запачканы кровью Маркуса! А если всё-таки он это сделал на пару с Сеяном? Тогда пусть бежит, пусть исчезнет навсегда, только бы его не
