Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

— Так скачи. Кто тебя держит, — угрюмо ответил есаул.

— Я — сечевик, а запорожцы сейчас воюют с турками и татарами, которые не дают житья нашему люду с моря и Крыма. Мы бороним Украину от басурман, а не Московию от шведов.

— Складно молвишь, братчику, да попусту. Сегодня королевские солдаты измываются над нашими людьми в Белой Руси, а завтра будут на Украине. Вы этого дожидаетесь на своих порогах?

— Когда пожалуют, тогда рада с кошевым и решат, что делать, — пробурчал Дмитро, опуская глаза.

Есаул ощерил зубы, махнул плетью в направлении дороги.

— Ждите... А покуда любуйся, какие гости поспешают на Украину. А когда вы решите, как и чем их встречать, они будут на ней уже не гостями, а хозяевами.

Громкое лошадиное ржанье и звонкий девичий смех заставили братьев повернуть головы. В нескольких шагах от них, осадив коня, сидела в седле панночка Ганна.

— Дмитро, вот ты где, — сказала он, подъезжая к сотнику. — А я ищу тебя с самого утра. Узнала, что собираешься снова на Сечь, и хотела проститься. Может, проводишь меня к полковнику Тетере? Как раз к обеду поспеем. Догоняй, казаче, а то без галушек и вареников останешься.

Дав коню шенкеля и вытянув его плетью, девушка призывно махнула рукой и быстро поскакала в сторону от дороги.

— Догоняй ее, братчику, — проговорил есаул, провожая панночку восхищенным взглядом. — Скинуть бы с плеч годков двадцать, сам бы кинулся за такой кралей.

Конь девушки мелькал среди деревьев далеко впереди, и сотник погнал своего застоявшегося жеребца с места в полный намет. Он почти догнал панночку на высоком пригорке, под которым на берегу спокойной заболоченной речушки лежало сожженное село, одиноко и тоскливо возвышалась небольшая деревянная церквушка да вился дымок над крышей поповского дома.

Обернувшись и помахав сотнику рукой, девушка пришпорила коня и поскакала через пепелище к церкви, дверь в которую была наполовину открыта.

Священника панночка нашла стоящим на коленях у алтаря, опустилась рядом с ним.

— Что привело ко мне, дочь моя? — спокойно спросил благообразный старик с окладистой седой бородой, нисколько не удивившись ее появлению. — Чего ищешь в храме Божьем в сей грозный час? Успокоения души, услады мысли, отречения от суеты мирской?

— Отче, прости, но не к Господу, а к тебе пришла я, — быстро заговорила панночка, оглядываясь на дверь и прислушиваясь к топоту жеребца сотника. — Я та, чьи вести приносили к тебе посланцы куренного Остапа и попа сердюков Степана. Нет со мной сейчас Остапа, убили вороги батюшку... Вот почему я здесь.

— Говори, дочь моя, что тревожит душу, и Господь внемлет словам твоим, — ответил священник, тоже оглядываясь на дверь.

— Шведы без всяких помех заканчивают переправу на левый берег Днепра, россиянам не удалось помешать им. От Шклова корпус и обоз двинутся к Пропойску, и если это станет ведомо россиянам, они загодя подготовятся к встрече неприятеля. Отче, сию весть надобно скорее передать хлопцам Зловы-Витра...

Когда в церковь вошел сотник, девушка уже вставала с коленей. Вид ее был кроток, а в уголках глаз стояли слезы. Обратно они ехали рядом. Дмитро, чувствуя перемену в настроении девушки, хранил молчание. Они уже поднялись до середины пригорка, с которого открывался вид на сожженное село, как Ганна придержала коня, соскочила на землю. Ковырнув носком сапожка наметенную под сосной кучу снега, извлекла из нее пистолет, тщательно его осмотрела. В ее глазах мелькнула тревога. Она внимательно огляделась вокруг, протянула к сотнику руку:

— Дмитро, будь ласка, дай саблю.

Ничего не понимающий сотник обнажил и протянул ей клинок. Девушка спустилась на несколько шагов с пригорка, остановилась возле небольшого, с примятой верхушкой сугроба. Расковыряла его саблей и обнаружила на земле красное пятно, подернутое сверху ледяной коркой. Присмотревшись к нему, Ганна осторожно двинулась дальше, в сторону густого молодого ельника. Здесь она снова остановилась, сняла что-то с ветвей, подошла к стволу толстого дуба. Поковыряла вокруг в снегу клинком, опустила голову, и волоча по земле саблю, вернулась к сотнику.

Всю оставшуюся часть дороги они молчали. Лишь перед тем как расстаться, девушка поинтересовалась:

— Когда мыслишь податься к Днепру?

— Вечером, с заходом солнца. К полуночи буду у чаек, а с рассветом тронемся в путь.

Ганна с мольбой взглянула на запорожца.

— Дмитро, миленький, не отправляйся отсюда, покуда еще раз не повидаешь меня. Я сама навещу тебя перед заходом солнца. Обещай, что дождешься.

— Клянусь, — произнес удивленный сотник...

Панночка прискакала к Дмитро перед самым закатом, когда тот и десяток сопровождавших его запорожцев заканчивали осматривать коней перед дорогой. Сотник сразу отметил ее взволнованный вид, нервозность движений, дрожащие губы. Не ускользнули от его внимания также пистолеты в седельных кобурах и легкая татарская сабля на боку.

— Дмитро, отойдем в сторонку, — сказала Ганна, беря сотника под локоть. Когда они отошли, спросила: — Скажи, ты можешь взять меня с собой?

— Куда? На Сечь? — не понял запорожец.

— Да нет, только к Днепру. Там я оставлю вас.

Сотник задумчиво покрутил ус.

— Не знаю. Полковник Розен строго-настрого запретил кому-либо покидать лагерь, особливо ночью. Чтобы уехать, мне довелось брать у него пропуск на себя и всех хлопцев. Но, может, тебя, как родичку полковника Тетери, шведские дозоры выпустят и так?

Панночка невесело рассмеялась.

— Не выпустят, Дмитро. После нашего приезда из леса я уже Дважды пыталась покинуть это бисово логово, и оба раза пикеты меня останавливали. А пропуск полковник Розен мне ни за что не даст. — Ганна взглянула на занятых своим делом запорожцев, понизила голос. — Эх, Дмитро, не хотела я посвящать тебя в свои Дела, но, видно, не обойтись без этого. Скажи, отчего, по твоему, очутилась я с Тетерей у шведов?

— Ну... оттого, что его жена — твоя тетка.

— У меня много других теток в Чернигове, Полтаве и даже самом Киеве. Не сомневаюсь, что каждая из них с радостью приняла бы меня к себе. Прибилась я к этой лишь потому, что ее муж в чести у гетмана. А я после смерти батька дала страшную клятву отомстить Мазепе и выполню ее, чего бы это мне ни стоило. И когда казак от полковника Голоты, который не верит в искренность любви Мазепы к России, предложил мне быть к гетману поближе, дабы проникнуть в его тайные замыслы, я согласилась без раздумий. Вот почему я вспомнила свое родство с этой теткой и сейчас вместе с ней нахожусь у Левенгаупта.

Сотник некоторое время молчал, осмысливая услышанное, затем нерешительно предложил:

— А если пойти к полковнику Тетере вдвоем? Скажем, что за мыслили пожениться и потому уплываем. Неужто Розен откажет и ему?

— Откажет. Помнишь церковь в той сожженной деревушке, где были утром? Так вот, ее поп Ларион — человек батьки Голоты, через которого я посылалароссиянам вести о шведах. Ане забыл батюшку Степана, чье тело до сей поры лежит у генеральского штаба? Это я отправила его с важной вестью к Лариону, да, видно, не судьба была ему дойти до Лишнян.

— Знаю, его убили сразу же, как только он, не ведая шведского пароля, сунулся с большака в лес. Он был в полушубке, и дозорные, не распознав в нем священника, открыли огонь, приняв его за царского соглядатая.

— Так прежде думала и я. Но нет, Дмитро, мой гонец встретил свою погибель не там. Помнишь пистолет, который я нашла в снегу подле пригорка? Это пистолет отца Степана, я не раз видела его раньше. А кровь под сугробом и у ствола дуба? У меня нет ни капли сомнений, что шведы убили моего посланца не у большака, а возле деревни близ пригорка.

— Пистолет мог попасть туда и иным путем. А крови нынче по лесам хоть отбавляй.

— Верно говоришь, однако в ельнике недалеко от дуба я нашла еще кое-что. — Девушка сунула руку за пазуху, достала от туда небольшой кусок темной ткани с рваными краями. Протянула его сотнику. — Это лоскут с рясы отца Степана, которой он зацепился за острый еловый сук. Возле дуба батюшка и принял свою смерть.

Дмитро пожал плечами.

— Какая разница, где его убили? Главное, что его уже нет.

— Разница большая. Поскольку шведы скрывают место, где перехватили отца Степана, значит, они знают, к кому он шел, и желают сохранить свою осведомленность в тайне. А батюшку Лариона не тронули до сей поры потому, что держат его под своим неусыпным оком. Поэтому Розену известно о моем утреннем приезде в Лишняны и посещении священника, и он не выпустит меня из шведского лагеря. Равно как не позволит и отцу Лариону передать мою весть хлопцам Зловы-Витра. Уверена, что будь я кем угодно, только не племянницей жены полковника Тетери, ближайшего поверенного Мазепы в его изменнических делах, не стояла бы сейчас перед тобой. Но Розен умен и изобретателен, он сможет сделать так, что я окажусь в его руках и никто об этом не будет знать, в том числе и Тетеря. Ведь не могу же я круглосуточно находиться среди казаков, особенно после отъезда твоих запорожцев и когда почти все сердюки отправлены на разведку или в дозоры? А на тетку надежда плохая — она труслива, и Розен сможет запугать ее так, что она скажет мужу что угодно.