Нф-100: Роботы божьи - Сергей Марьяшин

Этот случай неожиданным образом повлиял на впечатлительного отца - которого, к слову, звали Сатчитананда, или Алексеем Крыжко в миру - и через короткое время тот оставил мать и дитя, не оправдавших высокого божественного доверия. Отец горевал недолго и вскоре был утешен: аватар подобрал ему новую подругу, более подходящую с точки зрения кармы, из подвернувшихся под руку ашрамных девиц. С тех пор Прасад никогда не видел отца.

На сохранившихся коротких видеозаписях, которые подросший Прасад спустя годы пересматривал часами, отец представал бледным, болезненно худым брюнетом с острым носом и сизым от бритья подбородком; чаще бритым наголо, а иногда с отросшей лохматой шевелюрой. Одет он был по индийской моде: в широкие шаровары с опущенной проймой и рубаху навыпуск, на шее висели килограммы деревянных бус. У него был глухой бесцветный голос и потерянный взгляд, полный печали; на запястьях татуировки: знак "Ом" на левом и его санскритское имя на правом. Говорил он мало, только грустно смотрел куда-то в сторону и просил прекратить снимать. Иногда Прасад спрашивал себя: что его мать нашла в этом невзрачном на вид человеке? - и не находил ответа.

Вторая крупная неприятность произошла, когда ему исполнилось полтора года. Впав в депрессию, Анна, его мать, - тогда она называла себя Амрита - не пожелала возвращаться на родину и первый год своей жизни Парасад провел в ашраме, пребывая в счастливом неведении о невзгодах окружавшего его мира. Несмотря на досадный эпизод с аватаром, никто не собирался выгонять их из общины. Напротив, положение матери-одиночки вызвало у тамошних женщин известное сочувствие к Амрите. Они всячески поддерживали ее и помогали, чем могли.

К концу первого года родничок на головке младенца стал закрываться. Окружающие забили тревогу: момент инсталляции чипа, без которого невозможна нормальная интеграция в человеческое общество, мог быть упущен. Погруженная в переживания Амрита ничего не предпринимала, проявляя поистине преступное равнодушие к будущей судьбе сына. Кто-то сообщил в полицию; в дело вмешались индийские власти. Мать с ребенком принудительно доставили в местную больницу и, невзирая на ее протесты, - довольно вялые, впрочем - вживили чип. За процедуру с ее счета списали заметную сумму, но проблема заключалась не в этом.

Спустя полгода, окончательно разочаровавшись в духовных поисках, глубоко подавленная Анна решила прервать затянувшееся индийское приключение и вернуться в Москву. Тут-то их с Прасадом и ждала главная неприятность, из-за которой он едва не пополнил собой трехмиллиардную армию перемещенных лиц. В его голове стоял чип с индийской прошивкой, что автоматически означало гражданство Индии. На первый взгляд, ничего страшного - она отличается от американской лишь номером региона. Однако разница была огромна: гражданину Индии для въезда в Россию требовалась виза. У Прасада, ее, естественно, не было. Их не пустили в страну, посадив на обратный рейс в Индию. Еще месяц ушел на получение российской визы. Наконец, уладив формальности, они вернулись домой.

Разумеется, Егор не мог этого помнить, но в его душе сохранилось чувство отчаяния, которое он, как ему казалось, испытал, когда мать вынесла его из теплого такси в метель и стужу московской ночи. После вечного индийского лета, пения птиц и тропического безумства красок Россия показалась ему мглистым морозным адом.

Маленький Прасад - это имя было закодировано в чипе - числился индусом еще долгих восемь лет. Мать ежегодно выправляла продление визы, одноклассники издевались над ним, выдумывая из его имени дурацкие прозвища, одно обиднее другого, и конца юридическому абсурду не было видно. Чтобы исправить отравлявший жизнь казус, семья приложила массу усилий, включая отправку писем в канцелярию президента и на съезды правящей Республиканской партии. Но все было напрасным.

Мучения кончились, когда ему исполнилось шесть лет. Мать вышла замуж за отчима Егора, Бориса Семеновича Корвацкого, работавшего в ту пору важным чиновником в городской мэрии. Лишь связи отчима помогли решить проблему. Прасада с матерью вызвали в полицейский участок, где веселый техник со сканнером за пару минут перепрошил чип, изменив регион на Россию, а имя - на Егора. В семье он давно был Егором. Мать назвала его по-новому в честь деда, едва они оказались в Москве. Это были страшные две минуты. Половина мира вдруг исчезла; погасли краски, стихли звуки, окружавшие его с детства. Егор решил, что полицейский сломал чип и ему теперь суждено всю жизнь мыкаться инвалидом. Но не успел он даже заплакать, как перед глазами быстро пробежали какие-то команды, цифры - и мир вернулся в прежнее состояние.

Когда Егор стал совершеннолетним, он пережил еще одну перепрошивку: отказался от фамилии отца и стал Лисицыным, как его мать и дед. Только санскритское отчество стереть почему-то не удалось. В этой нелепой истории был и положительный момент: чипы американского производства никогда не зависают, в отличие от отечественных зеленоградских аналогов.

Его детство было обыкновенным. Как все дети, в возрасте семи лет Егор ужасно боялся, что он на самом деле не настоящий мальчик, а андроид, которым родители заменили своего умершего ребенка. Этот детский страх обычно проходит сам собой. Так и вышло, вскоре он забыл об этом. Позже, подростком, Егор мечтал быть боевым терминатором. Не стать, а именно быть: вдруг обнаружить, что он не школьник из плоти и крови, а замаскированный под человека стальной робот, обтянутый для вида мясом и кожей. В своих мечтах он сурово расправлялся со школьными обидчиками, что отравляли его нелегкую жизнь.

По мере развития повествования глаза Нины наполнялись слезами. К концу рассказа она заплакала. Слезы текли по щекам, размазывая настоящий макияж, а ее маленькие плечи трогательно вздрагивали. Она жалела Егора!

"Ты ее покорил", - сухо заметила Наташа.

Егор не рассчитывал на такой эффект. Тем не менее, он был доволен. Чтобы успокоить Нину, ему пришлось положить руку на ее ладонь и долго шептать нежные глупости. Потом он попросил ее рассказать о себе.

Нинина история была проще. Когда ей исполнилось пять, родители не стали продлевать очередной цикл брачного контракта. Она долго винила в этом себя - считала, что их разрыв произошел из-за того, что ее чип не сформировался должным образом и они стали родителями инвалида. Нина была новым поколением, им уже не вскрывали головы, а вводили нанороботов в вену. Врачи говорили что-то про имунный ответ и плохую наследственность: ее отец тоже инвалид. Его чип утратил контакт с мозгом, когда он уже был взрослым.

Повзрослев, Нина поняла, что напрасно винила себя в их разводе. Не она была причиной, родители попросту не сошлись характерами. Отец ушел, оставим им большую квартиру в престижном районе и загородный дом. Прежде он был богатым и влиятельным человеком, но потеря чипа обратила его жизнь в прах. Позже мать продала дом. Потом у нее появился молодой друг, который теперь живет с ними. Его зовут странным именем Алехандро.

- Не более странным, чем Прасад, - заметил Егор.

Его удивило брезгливое отвращение, с которым Нина говорила о друге матери. Он не стал развивать эту тему, чтобы не увеличивать число пролитых слез - кажется, Нина опять собралась заплакать.

Желая отвлечь ее, он рассказал семейную легенду. Перед самым отъездом из Индии мать ходила к знаменитой местной гадалке, чтобы узнать, что ждет ее ненаглядного первенца.

- Знаешь, что сказала старая ведьма? - спросил Егор. - Мать даже не хотела давать ей денег. Она заявила, что я вырасту и уничтожу проявленный мир, подобно Шиве! Как тебе?

Он незаметно перешел на "ты".

- Когда это случится? - поинтересовалась Нина.

- В этом году!

- А дату она сказала?

- Восемнадцатого ноября. В мой день рождения.

- Я запомню, - улыбнувшись, обещала Нина. - Пощадишь меня, когда станешь уничтожать мир?

Они рассмеялись. "Дело сделано, слезы осушены", - подумал Егор. Он испытывал граничащие со счастьем умиротворение и покой. Если не считать слез и загадочной аббревиатуры, свидание определенно удалось.

Посмотрев на маленькие наручные часы, - абсолютно антикварная вещь, Егор видел подобные только у Мишки, - Нина засобиралась домой. Их пальцы встретились на считывателе отпечатков в центре стола и замерли на мгновение. Егор почувствовал, как сердце мягко тает, словно биопаста на солнечном свету. Она отдернула руку и мило покраснела; право платить досталось ему.

Они вышли на улицу. Подъехали два таксобота, галантно вызванные Егором. Он не удержался и спросил:

- Мы увидимся снова?

- С удовольствием, - с улыбкой ответила Нина. - Спишемся, ладно?

Она села в такси и помахала ему рукой из-за стекла. Егор помахал в ответ. Он проводил кабинку взглядом, пока она не исчезла за поворотом, затем сел в свое такси и поехал домой.

Его душа ликовала. С глупой улыбкой он тихонько напевал что-то себе под нос, чем вызвал недоуменные взгляды подсевших попутчиков, - при наличии чипа петь вслух по меньшей мере неприлично, - но его это совершенно не заботило. Единственным, что омрачало исключительно удачный день, было наташино молчание. Это было странно и немного тревожно: вот уже три с лишним часа, как она не проронила ни единого слова.