Любить по-сицилийски - Люси Гордон

Когда после они лежали в объятьях друг друга, он проговорил:

— Тебя же ведь не разозлило, что я приехал, правда?

— Я думала, ты приехал по важному делу.

— Что может быть важнее?

— Ах, да, ведь я тут могла шикарно проводить время, тратя деньги направо и налево.

— Конечно, ведь, как ты помнишь, я впервые увидел тебя в роли корыстного консультанта в магазине. Или ты уже забыла?

Но этого разговора ей было мало. Ведь теперь, когда они были так близки, наверняка она могла вызвать его на большую откровенность.

— Что мы в действительности знаем друг о друге? — начала она. — В постели все, но за ее пределами ничего.

— Вздор. Ты многое знаешь обо мне, коварном, делающем все по-своему манипуляторе. Не помню, что еще ты говорила, но, похоже, ты знаешь меня очень хорошо. К тому же, — он вдруг стал серьезным, — в постели мужчина и женщина приходят к наичистейшей правде.

— Да, — сказала она, — но только к единственной.

— А насколько, по-твоему, важны все остальные правды?

— Может быть, и не очень важны. Но потом… когда пройдут годы…

— Забудь о годах, — просто ответил он.

— И это я слышу от человека, который планирует все на несколько лет вперед?

Сначала он ничего не ответил, но потом спросил странным голосом:

— Ты имеешь в виду Лоренцо? Я предпочел бы не говорить об этом, но раз ты хочешь, да, я признаю. Я попытался распланировать слишком многое. Ваш брак стал бы ошибкой. Я осознавал это с того самого дня, когда мы катались на лодке. Но было уже слишком поздно. Что мне оставалось делать? Соблазнить невесту брата?

— Попытаться соблазнить ее, — поправила она. — Не факт, что ты бы в этом преуспел.

Он многозначительно промычал:

— И что же смогло бы мне помешать?

Она вспомнила нахлынувшие на нее чувства, когда он нежно втирал ей в спину лосьон для загара. И, что было важнее, то установившееся между ними нежное взаимопонимание, когда она взяла его руку, чтобы рассмотреть шрам на ней. Тогда не было никакой страсти. Было лишь волнующее ощущение друг друга.

— Ну и? — настаивал он. — Если бы я тогда забыл о чести и пристойности, разве ты не сделала бы того же?

— Все было по-другому. Я любила Лоренцо.

— Да, любовь — сложная штука, — согласился он. — Особенно, когда это всего лишь иллюзия.

Ей страстно захотелось напомнить ему его же слова: «я верил в то, во что не верю сейчас», и узнать, не изменил ли он теперь своего мнения. Ведь наверняка их близость изменила многое. Но в последний момент она побоялась услышать ответ и промолчала.

— Думаю, мы теперь никогда не узнаем, что могло бы быть, — сказала она.

— Да. Я могу сказать только, что дико хотел тебя, но заставлял себя держаться на расстоянии. Когда Лоренцо сбежал, в душе я был страшно рад, но ты возненавидела меня. Мне не в чем тебя винить, но тогда мне казалось, что теперь к тебе вообще невозможно подойти.

— Если бы мама не решила организовать наш брак, ты смог бы просто отпустить меня обратно в Англию?

— Нет, — ответил он. — Я хотел тебя.

Хотел, отметила про себя она. Но не любил.

— Во время нашего разговора ты только разозлилась, — продолжал он, — а мама была единственным человеком, к которому ты прислушивалась.

— Так что… это все придумал ты?

— Я знал, что было у нее на уме. Я мог бы разочаровать ее, но не стал этого делать.

— Но ты же и слышать не хотел о женитьбе на мне.

— Я передумал после того, как ты стала истерично смеяться. Что же, по-твоему, я должен был сказать при этом?

Она внимательно смотрела на него. У нее было острое желание спросить: «Так почему же ты просто не сделал мне предложение?»

Но она не могла произнести этих слов. Они рассказали бы ему о ее чувствах, а этого лучше не делать с человеком, чьи чувства спрятаны за семью замками.

— Значит, мама выполняла роль твоего посла? — спросила Хизер.

— После той боли, какую ты испытала, было умнее действовать именно так.

Все было пронизано разумностью. Ей хотелось кричать от этой заполнявшей все разумности. Или, может быть, ей хотелось кричать из-за того, что он не мог ей предложить то, чего она так жаждала?

Баптиста была полна сил и энергии. И после свадьбы она продолжала выполнять роль посредника.

— Я называю это так, — заметила она, когда они сидели в гостиной «Белла Розария». — Некоторые называют это вмешательством свекрови в семейные дела.

Хизер улыбнулась и пожала ее руку.

— Вы же знаете, это не так.

— До тебя не было женщины, которая могла заставить его остановиться и подумать, умерить свой пыл, снова научиться любить и доверять. Поэтому я и «наняла» тебя — ведь ты ему была так нужна. Но не было ли это эгоистично по отношению к тебе?

— Нет, мама. Мы очень счастливы. И иногда я даже чувствую, что он готов открыться передо мной, но он всегда останавливается в последний момент. Как мне сказать ему, что я люблю его?

— А разве это должно выражаться словами?

— Для меня да.

— Думаю, его чувства к тебе возникли еще до первой «свадьбы». Дева Мария, как хорошо, что Лоренцо был достаточно умен, чтобы отменить все.

— Лоренцо? — повторила Хизер удивленно. — Умен?

— Он увидел, что надо сделать, чтобы избежать катастрофы. И он сделал это. Только представь, в каком ужасном положении вы бы все сейчас были, если бы он этого не сделал. Он все еще довольно безответственный, но становится прекрасным и чувствительным человеком, — добавила она, подмигнув. — Только не передавай ему мои слова.

— Не буду. К тому же, если он станет слишком чувствительным, это уже будет не Лоренцо. Вернемся к разумному человеку, Ренато. Разум — его движущая сила. Он не любит меня, потому что он не понимает любви. Он понимает желание, потребность, страсть. Но о сердце не знает ничего.

— В этом ты ошибаешься, — строго сказала свекровь. — Он просто еще не понял, что ты значишь для него больше, чем кто-либо в этом мире.

Зима подходила к концу. Дожди шли уже реже, предоставив черную землю для весенних посевов. В воздухе парило ощущение обновления. Ее первая весна. Урожай, который соберут в этом году, будет по-настоящему ее урожай.

Доходы с поместья были ошеломительными. Хизер распорядилась деньгами, как ей посоветовал Луиджи, в очередной раз показав свою экономность. Смогла даже оказать помощь Ренато в проблеме маленького потока наличных средств. От всего этого она получала удовольствие, которое омрачалось только тем, что он постоянно настаивал на выплате ей процентов, «чтобы все шло как надлежит». Объяснение было, конечно, совершенно разумным, но она все же не могла не испытывать некоторую грусть.