Повесть без начала, сюжета и конца... - Виль Липатов

– Хох-моден! – еще торжественнее прежнего произнес Сергей Вадимович, вынимая из чемодана яркий брючный костюм для Нины Александровны, мохеровую кофточку, что-то из белья и почти настоящий автомат для Борьки. Все это небрежно бросил на стол и спросил:

– Где отрок?

– Шляется,– ответила Нина Александровна, рассматривая автомат.– Спасибо, Сергей.

Она аккуратно свернула подарки, положила их на стул и поглядела на мужа так, словно хотела сказать: «Ты же понимаешь, что я не буду сейчас мерить тряпье». И он понял ее…

– Носи на здоровье, Нинка-корзинка.

Значит, у сына Борьки образовался оружейный склад, походило на то, что он превращался в самого боеспособного мальчишку в Таежном, и, значит, не зря сейчас гордо разгуливал по улице, стараясь не проявлять суетности…

– Я стра-а-ашный провинциал! – вспоминающе хлопнув ладонью себя по лбу, сказал Сергей Вадимович и почесал кончик носа.– Твой Володька Садовский – тоже деревня, и притом порядочная… Не гляди на меня, как баран на новые ворота! Володька Садовский первым позвонил мне в гостиницу: «Не хотите ли пойти, Сергей Вадимович, в кафе «Космос»? Там бывает весь Ромск». И вот куплен английский черный костюмчик… Оторвал, как говорится. Сила! В моей разлюбимой гостинице швейцар Дима перестал меня уважать… Он из-за плохой одежды раньше думал, что я из… писателей или артистов…

Ей было легко, весело, просторно в небольшой комнате, хотя… Нет, честное слово, Нина Александровна просто не знала, что делать с катастрофически покрасивевшим мужем! Не разлюбливать же его за то, что за какой-то месяц с небольшим Сергей Вадимович превратился в хрестоматийного красавца? «Дура я, дура»,– подумала она, но не сразу поняла, почему сурова к себе. Может быть, просто так, на всякий случай, а возможно, потому, что глядела на сверхмодный, купленный непременно с рук и дорого брючный костюм из тонкой шерсти, и бордовый – любимый цвет! Почему она его не примеряла? Почему? Подарку рада, от цвета в восторге, вообще нуждается именно в таком костюме – почему не примеряет? Не похожа ли она на сына Борьку, который сейчас с фанаберией разгуливает в одиночестве по улицам, так и не дождавшись, естественно, придуманных приятелей? Отчего не примеряла? Перестала быть женщиной? И почему, спрашивается, она занимается, точно кроссвордом, покрасивением законного мужа, вместо того, чтобы его просто любить?

– Нина, а Нина, к тебе можно? – раздался сбоку насмешливый голос.– Неплохо, понимаешь ли, пристроить к тебе белую пупочку звонка: «Разрешите?» «Ах, входите!…» Крик моды: электрифицированная женщина!

Длинно поглядев на мужа, Нина Александровна шутливо сказала:

– Я вошла в соприкосновение с членами комиссии по жилищным делам. Провожу социологическое исследование…

– Молодец, Нинка!

Нина Александровна не напомнила Сергею Вадимовичу о том, что, прежде чем войти «в соприкосновение с членами комиссии по жилищным делам», она еще до его отъезда в Ромск провела очередной эксперимент. В один из дней, когда на дворе было ни солнечно и ни пасмурно, а так себе, средненько, она решилась пройтись по «хозяйству мужа», как называла про себя Таежнинскую сплавную контору. Задельем для похода в дирекцию и другие службы сплавконторы Нина Александровна выбрала – явно не случайно – письмо старшины катера Симкина, члена жилищной комиссии, жалующегося депутату райсовета Савицкой на то, что дважды за квартал была задержана заработная плата. Одним словом, она решила наконец-то пройтись по «хозяйству» Сергея Вадимовича, так как после замужества еще ни разу не была в дирекции сплавной конторы.

В четвертом часу дня трудно было понять, пойдет снег или не пойдет; серенькое небо висело над землей ни высоко и ни низко, три старых осокоря на берегу понемножку роняли на землю позавчерашний снег, хотя ветра не было – видимо, снег, устав висеть на ветвях, падал сам; по главной улице Таежного один за другим шли большие и горячие автомобили, моторы урчали тяжело, шоферы на Нину Александровну поглядывали игриво, и, наверное, поэтому было весело. Она шла по левой стороне улицы, под мышкой у нее была зажата папка с бумагами, на голове пестрел незатейливый платок с розовыми блеклыми цветочками.

Дирекция сплавной конторы находилась в одноэтажном доме, имеющем форму буквы «п», обе ножки буквы были обнесены палисадниками, а в провале, то есть в перекладине, виделось резное крыльцо с шестью ступеньками; коридор в конторе, как ему и полагалось, был гулкий, пыльный, пропахший сухой бумагой и бензином – приходили механизаторы. Пробравшись сюда, Нина Александровна вспомнила, что муж, как он выразился, «окончательно и на все времена» покончил с методами давления и принуждения, заведенными стараниями Булгакова. В первый же день прихода в контору, с первого же слова нового главного механика в подчиненной ему службе поняли, что все изменится, хотя Сергей Вадимович в «тронной речи» говорил так: «Новой метлы не будет, товарищи! Принцип таков: каждый работает как хочет и как умеет, но результаты оцениваются кубометрами. Есть положенный кубометр – прекрасно, нет – привет с кисточкой. Так что на работе можно и не появляться… Прошу задавать вопросы… Понятно?… Спасибо за внимание!»

Через два-три месяца после «тронной речи» в службе главного механика на треть снизилось количество бюллетенящих, конторские женщины перестали в рабочее время бегать по магазинам, пожилые конторщики бросали курить, чтобы постоянно находиться в рабочей форме, а секретаршей начальника производственного отдела и главного механика сделалась – одна на двоих – красивая девушка, хотя по стране катилась повальная мода на пожилых безопасных секретарш. Звали секретаршу Ириной, имела она среднее образование, училась заочно в лесотехническом институте и одевалась модно на деньги отца – мастера сплавного участка.

В длинном коридоре дирекции сплавной конторы стояла деловитая тишина: не распахивались то и дело двери, не пробегали по коридору с озабоченными лицами служащие, никто никого не держал в коридоре за пуговицу и никто не ловил нужного человека; все работающие сидели на своих местах, делали тихонечко свое дело. Нина Александровна несколько мгновений постояла возле серой от времени стены; потом она неторопливо пошла в сторону приемной Сергея Вадимовича, из-за дверей которой тоже никаких звуков не доносилось.

Красота секретарши Ирины была такого свойства, которое для Нины Александровны не только не было опасным, но и надежно защищало,– девушка была скопирована с первой страницы журнала «Моды» прибалтийского издания. Блондинка, норманнский разрез глаз, длиннющие ноги и прочее…

– Добрый день. Начальство дома?

– Сергей Вадимович говорит с областью, подождите минуточку. Ой, простите, Нина Александровна, не узнала… Сразу не узнала.

Колыхаясь и покачивая бедрами, Ирина исчезла в кабинете, заставив Нину Александровну все-таки подумать: «Совсем безопасна» – и через мгновение появилась снова с театрально-деловитым лицом:

– Пожалуйста, Нина Александровна.

Сергей Вадимович сидел за громадным столом – «империей», как говорил он часто,– слева от него стояло несколько телефонов старинной и модерной вперемежку конструкции, лежал на стекле простенький бювар, и можно было заметить дань тщеславию – один из телефонов был такой, какие когда-то стояли на столах наркомов: высокий, облезлый, дребезжащий. При механике Булгакове все телефоны были немецкой марки, разноцветные, кроме того телефона, по которому можно было разговаривать с областью,– этот, конечно, при Булгакове был белым.

– Я не могу, гражданин хороший, сделать этого,– звучно говорил Сергей Вадимович в телефон своим обычным голосом и был привычно несерьезен.– Ей-богу, я не могу, хотя очень бы и хотел… О-о-о-чень! Ну конечно, конечно… Я отдаю себе отчет в грозных последствиях. Не могу, не могу! Пы-ры-вет!

Стараясь не слушать ерничание мужа, Нина Александровна приватно устроилась в низком кресле, а пока Сергей Вадимович укладывал на рычаг трубку, успела развернуть папку, вынуть из нее жалобу старшины катера Симкина и даже повернуть бумагу в сторону Сергея Вадимовича так, чтобы он мог прочесть первые строки.

– А, знаю,– пренебрежительно сказал он и энергично вышел из-за стола.– Симкин не только прав, но и долго тянул с жалобой… Изволь поглядеть вот эту пергаментину, товарищ депутат Нина Александровна.

На хорошей бумаге было написано, что служба главного механика извиняется за допущенные задержки в выдаче зарплаты и что бухгалтер мехмастерских Григорьев предупрежден; в каждой букве ответа на жалобу чувствовалось пижонство и зазнайство, но это тоже было данью моде – за последние годы на жалобы трудящихся старались отвечать не только молниеносно и правдиво, но и подчеркнуто высокопарно, а вот при механике Булгакове обязательно выдерживался двухнедельный срок, отведенный законодательством на прохождение жалобы.