На холодном фронте - Константин Коничев

Так мы встретились и расстались в лесу на случайном перепутье.

— Вольно! Шагом марш!.. — скомандовал Чеботарев, и батальон тронулся в путь…

30. В Заполярье!.

Еще много дней и ночей провели мы в лесах Карелии.

В сентябрьский день, когда батальон широким развернутым строем осторожно продвигался вдоль государственной границы, ко мне подбежал радист. По его лицу, взволнованному и вместе с тем веселому, я понял, что у него есть какое-то важное сообщение.

— Ну, что? Чему улыбаешься, что за новости?

— Есть новости, товарищ капитан. Финляндия выскочила из войны. Приняла все наши мирные условия. Остается теперь вышибать немцев из Заполярья, а с финнами покончено. За весь ущерб они должны расплатиться с нами и вернуть на свое место все награбленное… Там еще много кое-чего передавали, всего не упомню, потом из газет узнаем.

— Приятную весть радостно и слышать. Замечательно! Передайте парторгу Огурцову, пусть оповестит об этом всех бойцов, — и увидев перед собой повеселевшего связного, я обратился к тому:

— Смотри-ка, Сергей Петрович, наломали финнам бока. Умней и сговорчивей стали. Скоро на немцев пойдем, а там, глядишь, и войне конец подоспеет.

— Да уж и пора, товарищ капитан, чего еще, на четвертый год загнули. Кабы англичане с американцами еще поднажали, как следует, и Гитлеру петля.

— Он своего не минует.

— Да, но кровушки еще будет пролито не мало.

Парторг Огурцов, низкорослый крепыш на коротких, но упористых ногах, прыгая по качкам и цепляясь руками за стволы сосен, запыхавшись бежал к комбату.

— Товарищ майор, может митинг соберем по такому поводу?

— Нет, — ответил тот, — распорядитесь, пусть коммунисты проведут беседы во взводах да сосредоточат внимание не только на том, что мы выбили Финляндию из войны, а и на том, что бдительность и после боев остается бдительностью.

Еще два — три дня батальон «чесал» пограничную полосу, недавно бывшую глубоким тылом финских войск. Потом пришли пограничные части. Снова, через три с лишним года, в здешних местах замелькали зеленые фуражки пограничников.

Подтянутый, весь в ремнях майор, начальник только что прибывшей заставы, вручил Чеботареву пакет.

— То, что не доделано вами, теперь доделаем мы, — сказал майор, заранее зная содержание предписания.

Нашу часть отозвали обратно в дивизию. А дивизия в числе многих других соединений снималась с фронта едва успевших затихнуть боев.

В короткий срок ближайшим путем вышел батальон на шоссе. Если бы кто-либо пролетел на самолете над большой военной дорогой от границы до Олонца, от Олонца до Лодейного Поля, или же хотя бы проехал это расстояние в автомашине, его глазам представилось бы величественное зрелище: по всей этой дороге, поднимая облако пыли, бесконечной чередой, живым потоком двигалось наше войско. Гремели танки, тягачи, самоходные пушки; с песнями шли и ехали на грузовиках видавшие виды пехотинцы. За тракторами и многопарными упряжками солидно катились длинноствольные дальнобойные большой мощности орудия; вне очереди в обгонку спешили закутанные в брезент «катюши». Передвижные госпитали, понтонные саперные части, зенитчики и хозяйственные команды, все безостановочно двигалось к Лодейному Полю грузиться на поезда, а там куда будет приказано.

Выйдя на шоссе, наш батальон примкнул в хвост третьего полка своей дивизии. За последние семьдесят пять дней не мало сотен километров прошли мы по болотам, лесам и равнинам, полям и лугам южной Карелии; не мало преодолели рек вплавь и вброд; извлекли и обезвредили тысячи мин. И ни у кого ни признака усталости. Все бодры, веселы, неутомимы. Я сказал об этом Сергею Петровичу.

— Победу люди видят, — сказал он, — немец-то начал с побед, а докатился до бед. — И добавил рассудительно: — Много нам, товарищ капитан, помогла в этой войне сталинская премудрость. Пусть он живет и живет многие лета.

— Да, Петрович. Все народы всех стран в будущие долгие века станут помнить и благодарить наш народ, нашего Сталина, А фашистской заразе приближается конец… Смотри, какая силища, освободившись здесь, двинется на Берлин!..

В это время комбат Чеботарев подошел к нам. Остановившись, он пропустил мимо себя шагавшие роты бойцов, подбодрил:

— Шагайте, ребятки, шагайте. Олонец уже виден, а там устроим привал на целых два часа.

И снова мерный топот тысяч ног. Пыль, поднимаемая людским потоком, потоком военной техники, клубится, покрывает траву и кусты за обочинами и канавами дороги, пристает к мокрым от пота загоревшим солдатским лицам, лезет в ноздри, в уши, красит в пепельный цвет брови и ресницы; лишь глаза у всех светятся радостью и бодростью, блестят, не затронутые вездепроникающей пылью.

Но вот и желанный привал. Там, где две речки — Мегра и Олонка — слились в одно широкое русло, устремляясь к Ладожскому озеру, бойцы и командиры остановились на отдых. Одни, закусив на привале, сразу разулись и уснули на сухой луговине крепким сном. Другие, раздевшись догола, просушивали промокшее от пота белье и верхнее обмундирование, бросались в заманчивые, живительные речные струи и с шумом и криком барахтались в воде. Река соблазнила и меня. Я разделся. Легкий ветерок опахнул потное тело. Крупными шагами по песчаному дну реки забрел я на глубокое место. Плескаясь, поплыл на середину; нырнул и снова всплыл на поверхность. Солнце отражалось в реке, ослепительно искрилось ломаными лучами.

Я выкупался и, сменив белье, оделся. Спать уже не хотелось. Оставив бойцов на отдыхе, я неспеша пошел вдоль шоссе. Сотни и тысячи людей лежали и сидели в различных позах. У многих виднелись на груди ордена и медали, у многих желтые и красные ленточки свидетельствовали о пролитой крови, о полученных в бою ранениях.

Я всматривался в загорелые лица, но знакомых никого не было, и в то же время мне казалось, что в каждом бойце есть что-то неуловимо знакомое, близкое, родное; многих хотелось спросить — «а не встречались ли мы с вами на Ухтинском или Кестенгском направлениях?»

Неспеша дошел я до окраины Олонца. В тени между домами стояли распряженные повозки. Сонные лошади уныло жевали. За деревянной обезглавленной церковью, на площадке, в разноцветных нарядах толпились олончанки, голубоглазые и сероглазые карелки. У многих на ногах я заметил матерчатые или парусиновые с деревянными подошвами туфли — остатки финской «роскоши».

Девчата весело шумели. В центре фронтовые артисты под звуки бойкой гармоники плясали и пели:

Лежат финны вдоль дорожки,Лежат вытянувши ножки,Как лягушечки.Да, как лягушечки.Из них вытряхнули душиНаши славные «катюши»,Наши пушечки,Да наши пушечки…

Я протолкался среди танцующих, поговорил со стариками. И вот опять раздался сигнал, головные части нашей дивизии поднялись, тронулись.

В разрушенном войной Лодейном Поле, на Свири, эшелон за эшелоном войска грузились и отходили на север к Мурманску. По запруженной дороге поезда двигались медленно; с осторожностью проходили они по временным деревянным мостам, переброшенным через бурные карельские реки.

Однако все шло благополучно. Кировская магистраль действовала на всем протяжении от Мурманска до Ленинграда.

Поезда шли в Заполярье. Я не раз выходил на станциях, от которых шли дороги на различные участки Карельского фронта и расспрашивал.

В Кочкоме спросил:

— Как идут дела здесь, на Ребольском участке?

— Благополучно. Восстанавливаем границу…

В Кеми:

— Что нового слышно с Ухтинского направления?

Мне отвечали:

— Все в порядке. Дивизия перешла финскую границу и, соединившись с войсками Кестенгского направления, лупит немцев на финской территории.

В Кандалакше я услышал, что немцы выброшены, но остатки их перекочевали на самый север, в район Петсамо и там они считают себя в полной безопасности. Будто бы крепки там у них сооружения, неприступны скалистые сопки- непроходимы быстрые реки и вязкие болота и непролазны с моря крутые, обледенелые берега…

— И все-таки преодолеем, вышвырнем немчуру, возьмем, что положено взять. Не зря же мы туда едем; не затягивать, а заканчивать будем холодный фронт. Слов нет, враг еще будет драться, и природа мать-мачеха неласкова в Заполярье. Но нас ничто не остановит…

31. Вместо послесловия

В первых числах ноября 1944 года Политическое Управление Карельского фронта выпустило листовку, в которой подводились итоги наших побед на Севере.

«7 октября по приказу Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина началось наступление наших войск на Крайнем Севере. В трудных условиях Заполярья воины Севера прорвали долговременную, глубоко эшелонированную немецкую оборону в горах, нанесли врагу огромные потери в живой силе и технике, вернули в семью наших городов древний русский город — Печенгу. За эту ратную победу великий Сталин объявил благодарность нашим войскам. Части и соединения, наиболее отличившиеся в боях за Петсамо, получили наименование „Печенгских“.