Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма - Велимир Хлебников

После походившей на Нерчинские рудники зимы в Баку я все-таки добился своего: нашел великий закон времени (а для этого я перечислил все войны земного шара), под которым подписываюсь всем своим прошлым и будущим, в который я верю и заставлю верить других.

Уезжая из Баку, я занялся изучением Мирза-Баба, персидского пророка, и о нем буду читать здесь для персов и русских: «Мирза-Баб и Иисус». Персам я сказал, что я русский пророк.

Энзели встретило меня чудным полднем Италии. Серебряные видения гор голубыми призраками стояли выше облаков, вознося свои снежные венцы.

Черные морские вороны с горбатыми шеями черной цепью подымались с моря. Здесь смешались речная и морская струя и вода зелено-желтого цвета.

Закусив дикой кабаниной, собзой и рисом, мы бросились осматривать узкие японские улицы Энзели, бани в зеленых изразцах, мечети, круглые башни прежних столетий в зеленом мху и золотые сморщенные яблоки в голубой листве.

Осень золотыми каплями выступила на коже этих золотых солнышек Персии, для которых зеленое дерево служит небом.

Это многоокое золотыми солнцами небо садов подымается над каменной стеной каждого сада, а рядом бродят чадры с черными глубокими глазами.

Я бросился к морю слушать его священный говор, я пел, смущая персов, и после полтора часа боролся и барахтался с водяными братьями, пока звон зубов не напомнил, что пора одеваться и надеть оболочку человека – эту темницу, где человек заперт от солнца и ветра и моря.

Книга Крапоткина «Хлеб и Воля» была моим спутником во время плавания.

Вера! приезжай сюда, в Энзели! если нет пропуска, то я постараюсь дать тебе его. Я был на охоте на кабанов.

108. Е. Н. и В. В. Хлебниковым (Энзели, май 1921 г. – в Астрахань)*

Дорогая мама!

Дорогая Вера!

Шлю листья хинного дерева, их я сорвал в саду в Энзели.

Где я? Я в Персии. Я увидел голубые призраки гор Персии, желтое русло Ирана, на берегах которого, точно копья уснувшего войска, качаются метелки осоки.

Стрелял из ружья в мечущих икру судаков, пугал по вечерам стаи белых цапель, <обозначи>вших своим S<sc> из снега густые беседки затопленных водою деревьев. Берег Ирана устлан тухлыми судаками и сомами.

Руки мои порезаны большим судаком, его я с берега хотел удержать.

Энзели состоит из множества черепичных домиков, покрытых коврами зеленого моха, миловидными красными цветочками. Золотые нарынчи и партахалары унизывают ветки деревьев. Дервиши с узловатыми посохами (похожими на клубящихся змей) с суровыми лицами пророков своим пением оглашают улицы.

Высохшие, как у покойников, лица персиянок за черным покрывалом, изнеженные лица торговцев, вся Персия, тяготеющая к Франции: у них две столицы, Париж и Тегеран; и очаровательное пение шакалов, то плачущих ребенком, то нагло и грубо хохочущих над людьми, – их зовут «рыжие», – тысячью голосов, как завязанные в лисьи мешки люди, снимая все изломы человеческого сердца; фазан, взлетающий к небу столбом, блеснув оперением тухлой воды. Вот мои впечатления.

Обнимаю Борю, Катю, папу.

Приезжай, Вера, сюда. Здесь очень хорошо.

Энзели. Политбюро Каспийского флота Иранской Ком. партии (Адалет).

Приезжайте все в Персию или Дагестан (но не в Баку, где плохо).

Пиши мне. Выезжай ко мне. Здесь будет и место, и все, что надо.

Персия хороша, в особенности снежные горы, только сам народ какой-то дряхлый.

Апельсины – партахалары. Месяц по-персидски – Ай.

В июле здесь цветут лотосы, будем рвать их вместе!

Меня здесь за длинные волосы окрестили дервишем.

109. Семье Хлебниковых (Шахсевар, лето 1921 г. – в Астрахань)*

Милые Астраханцы.

Я в далекой Персии, на берегу моря в порту Шахсевар, вместе с русским отрядом. Живется здесь очень скучно, дела никакого, общество – искатели приключений, авантюристы шаек Америго Веспуччи и Фердинанда Кортеца. Зато в смысле продовольствия здесь никаких затруднений. Если бы Вера приехала сюда! Было бы лучше и ей и мне веселее.

Я сотрудник русского еженедельника на пустынном берегу Персии. Попасть сюда можно через отдел пропаганды.

Всех обнимаю и целую. Ваш Витя.

110. Е. Н. Хлебниковой (Решт, лето 1921 г. – в Астрахань)*

Д<орогая> мама!

Я жив и здоров.

Живу в Реште, немного скучно, слушаю шакалов, смотрю дервишей. Скоро будет мир, и тогда войска уйдут из Персии.

В.Х.

Я, кажется, скоро поеду на север в Владикавказ и буду жить на Кавказе.

Может быть, проеду в Астрахань.

111. В. А. Хлебникову (Пятигорск, осень 1921 г. – в Астрахань)*

Дорогой отец!

Сегодня я получил твое письмо и был сильно рад, что, в общем, кроме Шуры, все если не хорошо, то кое-как.

О Шуре: есть возможность, что он попал вместе с войском Гая при осаде Варшавы в плен в Германию, там была 33 дивизия.

Вам трудно в Астрахани, но почему вы ее не оставите? Здесь, в Пятигорске, или в Грозном, или Дербенте, или Владикавказе было бы много легче жить. Баку не советуется – там дороговизна и тяжесть большого города. Пятигорск удобен тем, что здесь при заболевании всегда можно лечь в лечебницу. Железноводск прекрасен летом. Затем, здесь постоянное течение в Москву и Питер и легко проехать туда. Вера как живописец всегда могла бы устроиться в Росте в Пятигорске или дивном, окруженном снеговыми горами, Железноводске. Летом путешествовать в горы или к морю, в милый Дербент. Вообще вы слишком неподвижны и малолюбопытны.

Если бы Вера захотела, я бы мог выслать ей литеру. Правда, условия переезда сейчас ужасные. Я ехал 7 дней из Баку в Пятигорск и был полумертвым целый месяц после того. Правда, помогло безденежье.

Теперь мои дела изменились, я приехал совершенно босой, купил доски, они, конечно, восстали, и вот я ходил, как острожник, гремя и стуча, останавливаясь на улицах, чтобы переобуться. Но сегодня Терроста, где я служу «ночным сторожем!!», выдала мне превосходные американские ботинки, черные, прочные – фу-ты, ну-ты, как говорили раньше. Теперь я сижу и любуюсь ими.

Условия службы в Терросте (Терской Росте) прекрасны, настоящие товарищеские отношения, я только по ночам сижу в комнате, кроме того, печатаю стихи и статьи, получаю около 300 000 руб., но могу больше (лень-матушка), этого мне хватает.

Здесь можно быть сытым за 10 т<ысяч> руб. в день, а тем более за 20. Хлеб черный 3 т<ысячи>, белый 4 т., виноград 5 т., обед 5 т.

Ночным сторожем я поступил в шутку, после того, как несколько раз приходил ночевать на столе в чужое, но гостеприимное учреждение. Заведующий Ростой Дм. Серг. Козлов – американец по нескольким годам проведенным в Америке, и прекрасно относится ко мне. Я с ним сильно подружился и просто полюбил его. Я скоро ненадолго поеду, может быть, в Москву, а потом обратно в Пятигорск в Росту.

У меня не хватает решимости советовать вам ехать на Кавказ сейчас из-за дороги, но летом я бы почти потребовал переезда; во многих местах побережья, в аулах, приморском Дербенте дивно хорошо (настоящий рай) и легко найти место.

Будущим летом я, вероятно, опять поеду в Персию, и если Вера хочет, может присоединиться.

Время испытаний для меня кончилось: одно время я ослаб до того, что едва мог перейти улицу и ходил, шатаясь, бледный как мертвец.

Теперь я окреп, скоро стану силен, могуч и буду потрясать вселенную. Но глупости в сторону. Вера могла бы и теперь проехать. Я бы помог ей устроиться при Росте, что легко.

112. Л. Ю. Брик (Москва, 2 января 1922 г. – в Ригу)*

Лидия Юрьевна!

Эта приписка – доказательство моего пребывания в Москве и приезда к милым дорогим друзьям на Мясницкую.

Я нашел в Баку основной закон времени, то есть продел медведю земного шара кольцо через нос – жестокая вещь, – с помощью которого можно дать представление с нашим новым Мишкой.

Это будет весело и забавно. Это будет игра в сумасшествия: кто сумасшедший – мы или он.

Вел. Хлебников

113. Семье Хлебниковых (Москва, 14 января 1922 г. – в Астрахань)*

Обнимаю!

С Новым годом.

Я в Москве. В Москве дороговизна. И поворот в прошлое + будущее, деленные пополам.

Черный хлеб – 11 тысяч, средний проигрыш зеленого стола – шестизначное число, иногда девятизначное.

Давно не было чисто славянского разгула, как эти святки. Москва стоит твердо на ногах и нет оголения, гибели и одичания, как в других городах. Делая деньги для всей России, Москва не забывает себя и на праздниках тонула в кутежах и пирушках.

Весной загляну к вам.

Целую еще раз всех.