Сезон костей - Саманта Шеннон

– И много таких?

– До фига. Похоже, охотников побегать по минному полю было предостаточно.

Я невольно содрогнулась.

– Короче, сидим, ждем. Духи исчезли, и тут началось! Налетают полчища мух, а потом, откуда ни возьмись, эта тварь! Прыг к Девятнадцатой – и за волосы, чуть скальп не сняла. Девчонка заорала и спугнула эмита. Прическу он ей, конечно, потрепал, а после переключился на Первого.

– На Карла?

– Насчет имени не в курсе, но визжал он как свинья. Ножом машет, а толку нуль. – Дэвид уставился на тлеющий кончик сигареты. – Костер почти догорел, но еще светит. Тут вступаю я. Швыряю в эмита образ – не сработало. Тогда пробую ослепить его белой вспышкой… В итоге чуть не сдох, а эфир – как после утечки нефти. Черный, безжизненный. Призраки – сразу бежать. Из наших Двадцатый и Четырнадцатый тоже бросаются наутек. Тридцатый им орет: «Трусы! Ходить вам в желтых туниках!» Но у ребят только пятки сверкают. Десятый кидает нож и попадает в Пятого, тот валится. Жужун – на него. Костер гаснет. Темнотища, хоть глаз выколи. Пятый вопит: «На помощь! Спасите!» Тычемся, как слепые котята. Вариант один: бить через эфир. Жужун жрет Пятого, тот уже не орет. Я хватаю тварь за шею – и на себя. Только не рассчитал чутка – выскочила, сволочь! Помню жуткие белые зенки, потом провал и – бац! Уже валяюсь на земле весь в кровище. – Дэвид оттянул ворот туники и чуть сдвинул бинты, демонстрируя четыре глубокие раны.

Кожа вокруг была мучнисто-серой, сплошь в сетке лопнувших сосудов.

– Похоже на след от полтергейста, – заметила я.

– Не знаю, не сталкивался. – Дэвид поправил повязку. – Ну а потом валяюсь я на земле, шевельнуться не могу. Тварь на подходе, слюна так и капает. А тут Десятый сообразил, что Пятому уже не помочь, и кинулся мне на помощь. У него при себе остался ангел-хранитель – единственный, кто не сбежал. И летит этот ангел прямиком в жужуна. Я, не будь дураком, шлю следом образ. Тварь как завизжит! Серьезно! И ползком, ползком обратно в лес. И труп Пятого за собой волочит. Двадцать Первый не растерялся, поджег ветку и бросил в жужуна. Паленым завоняло – жуть. Тут меня вырубило. Очнулся только в «Ориеле», перебинтованный.

– Выходит, вы справились?

– Кроме Двадцатого и Четырнадцатого. Им выдали желтые туники и заставили убирать останки Пятого.

Повисла пауза. Все мои мысли были о несчастном, съеденном заживо в мрачном лесу. Не знаю, как его звали, но надеюсь, кому-то хватило ума прочесть над ним заупокойную. Поистине ужасная смерть!

Вдалеке мелькнул огонек, на вид не больше пламени свечи.

– Что это?

– Погребальный костер.

– Кого сжигают?

– Трупы жужунов или людей. В зависимости от того, кто победил. – Дэвид бросил окурок. – А кости потом сгодятся для прорицаний.

В воздухе закружились серые хлопья. Пепел. Значит, прорицания… Прорицатели действуют на эфир через предметы окружающего мира: тела людей и животных, растения, стихии. Джекс всегда считал этих ясновидцев низшей кастой.

– Может, их привлекает огонь? – предположила я. – Не зря же говорят, что город служит маяком.

– Эфирным маяком, номер сорок. Ясновидцы, духи, рефаиты – все вместе так и манит. Вспомни, как работает эфир.

– Откуда у тебя такие познания? Ты ведь даже не из Синдиката! Кто ты?

– Никто. Как и ты.

Я обиженно замолчала.

– Есть еще вопросы? – ухмыльнулся Дэвид. – Не устала задавать?

– Начинай.

– В смысле?

– Начинай уже отвечать! – вырвалось у меня. – Хватит ходить вокруг да около. Я должна знать, что это за место, где придется коротать остаток жизни. Неужели не ясно?

Не сговариваясь, мы устремили взгляд на «Цех». Я старалась не облокачиваться на балюстраду, грозившую вот-вот доразвалиться. Наконец мне удалось взять себя в руки.

– Так ты ответишь?

– Я привел тебя сюда не играть в «вопрос – ответ», а понять, странница ты или нет.

– Она самая, во плоти.

– Не совсем так. Иногда бываешь и вне плоти. – Дэвид осмотрел меня сверху донизу. – Ты была в Центральной когорте, в сердце Синдиката. Как же так? Где просчиталась?

– Нигде, просто не повезло. А что им за дело до Синдиката?

– О, там же самые сливки! Сборщики, странники, оракулы – сплошь высшие касты, те, кого мечтает заполучить Нашира. Вот в это все и упирается, поэтому и будет подписан акт.

– Что за акт?

– Нашире нужны качественные ясновидцы, но все они находятся под защитой группировок. Свергнуть главарей мимов в Лондоне рефаим не может, а потому вынужден расширять территории. В течение двух лет акт гарантирует создание Второго Шиола, а Париж станет главной цитаделью-поставщиком. – Дэвид коснулся ран на груди. – И никто не посмеет им помешать, пока существует угроза эмима.

Меня охватило радостное возбуждение. Значит, Нашира боится Синдиката. Это что-то новенькое! По мне, главари мимов – никчемные прожигатели жизни, законченные эгоисты, по крайней мере в центральных секторах. Потусторонний совет не собирался невесть сколько лет. Главари шаек вольготно чувствовали себя в своих районах, творили что хотели, пока Гектор отдыхал со шлюхами и просаживал деньги за карточным столом. И вдруг выясняется, что могущественные рефаиты опасаются этой швали!

– Ты же теперь их преданный сторонник. – Я выразительно покосилась на алую тунику. – Ну, какие планы? Будешь им помогать?

– Всегда говорил и говорю, что преданности во мне кот наплакал. Кстати, номер сорок, – Дэвид вдруг сменил тему, – ты хоть раз видела кровь рефаитов? – Не дождавшись ответа, он продолжал: – На самом деле это эктоплазма. К слову, предел мечтаний нашего драгоценного Бабая. Рефаиты, по сути, ходячий эфир, а их кровь – его жидкий аналог. Видишь эктоплазму – видишь эфир. Выпьешь ее – станешь эфиром. Как они.

– Но тогда и невидцы смогут ощущать эфир. Достаточно глотнуть эктоплазмы…

– В яблочко. Теоретически эктоплазма способна создавать искусственную ауру. Правда, ненадолго, минут на пятнадцать. Но если постараться, то уже через пару лет на рынке появятся таблетки для краткосрочного ясновидения. – Дэвид говорил, устремив взгляд на ночной город. – Поверь, номер сорок, однажды это случится. Тогда мы будем ставить опыты над гадами, а не наоборот.

Похоже, рефаиты совсем идиоты, если приняли Дэвида в «алые туники». От оракула так и веяло ненавистью и презрением.

– Давай последний вопрос.

– Ладно. – Что бы еще спросить? И тут мне вспомнилась Лисс. – Что тебе известно о Восемнадцатом Сезоне?

– Я ждал чего-то подобного, – усмехнулся Дэвид и сдвинул балку на окне. – Идем, покажу.

Мы очутились в зале, где витали духи. Штук восемь-девять, не меньше. В спертом воздухе разливался приторный запах увядших цветов. В углу стоял самодельный алтарь в окружении скромных подношений. Огарки свечей, обломки курительных палочек, высохшая веточка тимьяна, таблички с именами, а посередине букет лютиков и лилий. Он и источал сильный запах.

Дэвид вынул из кармана фонарик.

– Смотри внимательно. Перед тобой обломки надежды.

На металлическом овале, служившем алтарем, было высечено:

ПАВШИМ

28.11.2039

– Две тысячи тридцать девятый, – проговорила я. – Восемнадцатый Сезон костей.

За год до моего рождения.

– Восстание случилось в канун Ноябрьфеста. – Дэвид посветил на импровизированное надгробие. – Кучка рефаитов воспротивилась правлению Саргасов и задумала свергнуть Наширу, а людей вернуть в Лондон.

– Кто именно из рефаитов решился на такое?

– Это никому не известно.

– И что произошло?

– Их предали. Предал человек, восемнадцать тридцать девять семь. Одно слабое звено, и вся цепь пропала. Нашира подвергла рефаитов-бунтарей чудовищным пыткам. Обезобразила их. Людей перебили эмиты. Но ходит слух, что двоим удалось спастись. Не считая Бабая, разумеется. Кроме него, спаслись предатель и ребенок.

– Ребенок?

– Бабай мне все рассказал. Рефаиты его не тронули, посчитали, что такой трус не способен на мятеж. Он на коленях вымолил пощаду. Так вот, по его словам, в тот год сюда привезли девочку лет четырех-пяти.

У меня в горле встал комок.

– За каким чертом понадобился младенец? Воевать с эмимом? Бред!

– Наверняка не скажу, но Бабай уверен, что это был своего рода эксперимент. Хотели посмотреть, выживет ли кроха.

– Конечно нет! В четыре-то года!

– Вот-вот.

У меня на глаза навернулись слезы.

– Девочка умерла?

– Бабай клянется и божится, что тело так и не нашли. Ему собственноручно пришлось собирать трупы, чтобы расплатиться за милость господ. Девочку он якобы не обнаружил, но взгляни!

Луч фонаря выхватил из темноты грязного плюшевого медвежонка с пуговичными глазками. На шее игрушки висел жетончик-ладанка: «XVIII-39-0. Любая жизнь прожита не зря».

Вдалеке зазвонил колокол, нарушив гробовую тишину.

– Кто это сделал? – сдавленным голосом спросила я. – Кто сложил алтарь?