Как сбылись мечты - Ирина Вениаминовна Петрова

сильные пальцы, которые сейчас как будто осторожно проводили по его щеке, смахивая сдерживаемые слезы, и думал о том, так ли сходят с ума, если любят. Любовь. Он впервые осознанно произнес это слово, ассоциируя его с конкретной женщиной. Единственной. Олей. Оленькой. Олененком. Сейчас он понял, что был готов просить ее стать Романовой, просить, пока она не согласится, не поверит, что он любит ее. Другими словами, он не мог описать то чувство опустошенности и бесприютности, которое разъедало его изнутри. Пустота. Только она могла прийти и заполнить ее светом своего счастья, которое беззаветно дарила ему. Как стыдно ему было сейчас за свое неумение слушать и понимать, нежелание расширять границы своего ума, которым он всегда гордился. Зачем ему все достижения, если он не смог дать ей почувствовать, что на самом деле испытывает к ней? Зачем он сыграл в самую бестолковую игру с самой важной женщиной на свете? Он хотел все исправить. Но как? Пока он не мог найти ответа.

Она не могла уснуть. От бессонницы спасали только капли, а она знала, что если к ним привыкнет, отвыкать будет непросто. И почти не спала ночами. На работу приходила, отключая все чувства, выполняя необходимые действия на автомате. Она не понимала, как коллеги не замечали ее состояния. Впрочем, сейчас все работали на износ, и мало кто обращал внимание на состояние другого. Она перестала радоваться вкусу еды, все происходило механически, ей не хотелось готовить только для себя одной, и вкусный чай, который она обычно заваривала вечером, ожидая его, давно стоял нетронутым. Выполняя обычные дела, она мечтала о его объятиях, его силе и нежности, которые оберегали ее от всех невзгод этого мира. Она слишком хорошо помнила то ощущение тепла и близости, которое охватывало ее, когда он гладил ее по голове, склонившейся к его плечу. Как она жила без этого раньше, как она может жить сейчас, зная, как хорошо бывает? Как могло бы быть. Так ли он обидел ее, да и разве только его вина в том, что произошло? Всегда виноваты оба, самый мудрый шаг – сделать шаг, не анализируя, а просто потому что веришь. Ведь однажды она поверила. Однажды и навсегда.

Он знал, что он один не только на этаже, но может быть, и в здании. Не важно. «Не хочу никуда ехать. Буду здесь. Жить. Так не страшно. Страшно без нее», – проносились в голове мысли. Она умела сохранять в нем уверенность в себе, в завтрашнем дне, в его собственной значимости. А он испугался. Банально испугался того, что она перевернула его мир. А мир был четко выстроен, потому что он в нем все контролировал, особенно эмоции. Играл ли он с людьми? Да, играл. Не всегда в своих нтересах, иногда для общих целей, потому что так было нужно. И в целом привык жить в этом состоянии – маски-шоу, аккуратное, целесообразное, но все же шоу. А она не пожелала быть ни зрителем, ни актером. И это его сначала удивило, затем он усмотрел настоящий вызов в ее поведении. И она снова его удивила – не подняла перчатку, а даже как бы и не заметила ее, пожала плечами и прошла дальше. «Или она тоже играла?» – спрашивал себя Сергей. «Немного играла,» – скажет ему позже сама Оля. А сейчас он мучительно думал, как быстро она смогла пробраться сквозь годами выстраиваемые стены, изнутри разгладила и расправила то, что было смято и скомкано.

Звонил телефон, тихо, но настойчиво просил ответить, щемящая мелодия тоской отдавалась в сердце. Он посмотрел на экран. С каждым новым звуком мысли возвращались к нему. Как и она.

Экран неярко мерцал в сумерках, голубоватый свет исходил от стола в том месте, где лежал телефон. Сергей почти не верил своим глазам, первый порыв был – взять трубку и слушать дыхание. Но он почему-то не мог. Сколько ночей он не ложился до того, как глаза не начинали закрываться сами собой, ожидая ее звонка и чистого голоса в мягкой ночной тишине: «Как ты, не спишь?». А сейчас, когда его мечта стала реальностью, он испугался, испугался того, что перепутал и порвал в своей и, кажется, ее жизни все, что было нельзя путать и рвать, и ему казалось, что она звонит сейчас, чтобы сказать, что благодарит его за все и отпускает, и просит ее забыть.

– Я боюсь, что ты исчезнешь, – сказал он однажды, целуя ее в шею.

– Почему? – Она улыбнулась. – Как я могу исчезнуть?

– Не знаю.

– Не исчезай, – он притянул ее к себе.

– Чудной! Не буду. Она обняла его в ответ и спрятала лицо у него на груди.

Она не исчезала. Никуда. Это он исчез, почти потерял себя и держался лишь мыслью о ней.

Звонок оборвался. Сергей вздрогнул. Это была реальность. Метнулся к столу за телефоном. Пропущенный. Ему не показалось.

Немного дрожали руки, когда он набирал ее номер, не из контактов, а по памяти – ему хотелось удостовериться, что он все помнит. ОЛЕНЬКА. Казалось, что телефонная книга знала ее лучше. Ее имя. Больше, чем просто имя. Целый мир, который она отдала ему. Как он сейчас был рад тому, что тогда, в первые дни, ему хватило мудрости открывать ее медленно и с предвкушением, как долгожданный подарок. Какие ценные минуты ожидания он сохранил от их неслучайных встреч.

Гудки. Один, второй.

– Сережа…– с придыханием и очень нежно. Как всегда и каждый раз по-новому.

Он почти задохнулся.

– Оля, как я рад, что ты позвонила.

– А я рада, что ты рад.

Наверное, для каждой пары наступает такое время, когда нужно осознать ценность друг друга. Иногда это осознание происходит непросто.

Он набирал ее номер, стоя в тамбуре вагона, связь была плохая, сигнал проходил не сразу. Он набрал в первый раз – сеть была недоступна, хотел набрать снова, но задумался – что он ей скажет, что она подумает, какие мысли придут в ее голову, когда он увидит ее номер. Набрал во второй раз – абонент недоступен. Он изрядно замерз, сырость лесов и полей поздней северной осени проникала сквозь металл и пластик. Задумался снова – зачем, почему она? Разве нет других? Есть, конечно есть. Подошел к окну. Она улыбалась в ночи. Он закрыл глаза. Звякнул телефон – абонент находится в зоне действия сети. Третий раз. Смогу ли я? Зеленая трубка мигнула. Какие же, правда, гудки долгие. Они вынимают душу, когда звонишь со страхом, перемешанным с надеждой, верой и еще глубоко и несмело – с любовью. Если бы кто-то попросил его назвать ассоциации любви, он бы не смог.