Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии - Черчилль Уинстон

Количество жителей Судана было бы также велико, как и его фауна, и эти люди пребывали бы в таком же благоденствии, если бы не их пороки и постоянно преследующие их неудачи. Война, работорговля и тирания привели к тому, что даже по самым оптимистическим оценкам число живущих здесь едва ли достигает трех миллионов. Суданцы причисляют себя ко многим племенам, но среди них может быть выделено два основных антропологических типа: коренное население и арабские поселенцы.

Первые черны как уголь. У них варварские добродетели и мораль. Они храбры и честны. Недостаток разума извиняет их дикие обычаи. Похвальное слово об этих людях не может быть слишком длинным: несмотря на разнообразие языков, традиций и внешнего вида, все они имеют одну историю, историю борьбы и страданий, а жизнь их — постоянная нищета и нужда.

Чернокожее население Судана более многочисленно, но арабы более могущественны. Во втором веке мусульманской эры, когда жители Аравийского полуострова отправились завоевывать мир, одна из армий искателей приключений решила повернуть на юг. За первой волной поселенцев через определенные промежутки времени следовали и другие; арабы переселялись сюда не только с Аравийского полуострова — новые жители прибывали и из пустынь Египта и Марокко. Это была новая группа населения, новый элемент, который наполнял и наполняет страну, как вода наполняет собой сухую губку. Коренные жители поглотили тех, с кем не могли бороться. Более сильная раса навязала неграм свои традиции и свой язык. Смешение арабов с местным населением привело к изменению внешнего облика суданцев. Ислам, к которому все чернокожие питают непонятную склонность, уже более чем тысячу лет господствует в Судане, и практически все коренное население страны считает себя приверженцами этой религии и все более и более становится похожим на арабов. На севере страны это процесс уже завершился; суданские арабы представляют собой отдельный антропологический тип, образовавшийся при смешении арабов и чернокожих и отличный как от тех, так и от других. В наиболее отдаленных и труднодоступных южных районах Судана чернокожие жители, наоборот, практически не затронуты арабским влиянием. Между этими двумя крайними точками можно расположить всех остальных жителей страны в зависимости от преобладания того или другого типа. В некоторых племенах говорят на чистом арабском языке, эти племена исповедовали ислам еще до восстания Махди. В других племенах арабский лишь несколько изменил местные древние диалекты, а ислам смешался с традиционными верованиями.

Более сильная раса вскоре начала притеснять более слабое коренное население. Некоторые арабские племена разводили верблюдов, некоторые — коз, кто-то называл себя баггара, или пастухи коров. Но все они без исключения были охотниками на людей. На протяжении сотен лет нескончаемым потоком шли чернокожие невольники на большие рынки Джидды. Изобретение пороха и применение арабами огнестрельного оружия способствовало развитию работорговли и еще более усугубило и без того бедственное положение чернокожих. Таким образом, все, что происходило в Судане в течение нескольких веков, может быть описано следующими словами: господствующая раса арабских завоевателей смешивалась с местным населением, неустанно навязывая ему свою религию, обычаи и язык; в то же самое время они угнетали его и обращали в рабов.

Внешний мир не замечал всего этого, ведь Судан отделен от него пустынями. Жажда завоеваний, заставившая в свое время французов и англичан отправиться в Канаду и Индии, направившая голландцев к мысу Доброй Надежды, а испанцев в Перу, дошла и до Африки — египтяне обратили свой взор к Судану. В 1819 г. Мухаммед Али, выбрав удачный момент, когда в Судане начались беспорядки, и воспользовавшись ими в качестве оправдания, отправил своего сына Исмаила с большой армией вверх по Нилу. Арабские племена, враждовавшие друг с другом, измотанные тридцатилетней войной всех против всех и забывшие о некогда воодушевлявшей их вере, едва ли могли оказать серьезное сопротивление. Их рабы, знававшие и худшие времена, были и вовсе безразличны ко всему происходящему. Огромная территория была захвачена практически без кровопролития, и победоносная армия, оставив в стране несколько гарнизонов, с триумфом вернулась в Дельту.

С 1819 по 1883 г. Египет владел Суданом. Правление северного соседа не было ни мягким, ни мудрым. Целью новых властителей была эксплуатация, и они даже не пытались хоть как-то улучшить жизнь местного населения. На смену власти меча и грубой силы пришли сети коррупции и взяточничества. Страна была бедна и неразвита, и едва ли могла прокормить собственное население. Новое бремя — значительный по численности иностранный гарнизон и толпа жадных чиновников — еще более ухудшили экономическое положение страны. Люди постоянно голодали. Продажные и некомпетентные генерал-губернаторы сменяли друг друга с ошеломляющей быстротой. По мнению египетского правительства, успех того или иного губернатора зависел от денег, которые они смогли выжать из местного населения. Суданские же чиновники полагали правление губернатора тем успешнее, чем больше ненужных должностей он смог придумать. Было среди них и несколько честных людей, но они, по контрасту, лишь делают более яркой общую картину бесчинств.

Правление египтян было чудовищно несправедливым, при этом оно сохраняло величие и блеск имперской власти. Губернатор жил в особняке у слияния рек. Представители иностранных держав селились в Хартуме. Вся торговля южной части страны была сосредоточена в этом городе. С экватора сюда привозили слоновую кость, из Кордофана — страусиные перья, из Дарфура — ароматные смолы, из Сеннра — зерно; налоги, собранные по всей стране, также рано или поздно прибывали сюда. Каждый год составлялись запутанные и внушительные по размерам отчеты о доходах и расходах. Между Египтом и его огромной колонией поддерживалась оживленная переписка, в которой местные власти постоянно вводили в заблуждение правительство[9]. Лишь штыки заставляли людей платить непомерные налоги, вводимые властями по своему собственному усмотрению. Если вождь какого-нибудь маленького племени не мог заплатить требуемой суммы, на него натравливали его соседей. Если какое-нибудь племя выказывало неповиновение, то против него сразу же направлялась карательная экспедиция. Способность арабов платить налоги была напрямую связана с ходом дел в работорговле. Чем больше чернокожих им удавалось захватить, тем большей была и прибыль. Египетское правительство в свое время присоединилось к международной лиге против работорговли, но продолжало сознательно, хотя и тайно, делать на этом деньги[10].

Тираническая власть египетского правительства в Судане держалась за счет присутствия в этой стране армии, по большому счету совершенно небоеспособной. Около сорока тысяч солдат было разбросано по восьми основным и куда большему количеству мелких гарнизонов. Отделенные друг от друга огромными расстояниями и естественными преградами, в стране, лишенной дорог, среди дикого, фанатичного и воинственного населения, войска египетского наместника могли положиться только на находчивость своих офицеров, железную дисциплину и превосходство оружия. Но в то время египетские офицеры были известны лишь своей некомпетентностью и дурным нравом. Скверная репутация Судана и его климат отпугивали наиболее образованных или наиболее богатых от службы в этих отдаленных краях, каждый, кто имел хоть малейшую возможность избежать поездки на юг, старался ею воспользоваться. Здесь офицеры служили подолгу, некоторые всю жизнь проводили в безвестности отдаленных провинций. Военные оказывались здесь, попав в опалу или немилость. Многие становились беспробудными пьяницами. Почти каждого можно было уличить в недобросовестной службе. Все без исключения уклонялись от исполнения своих обязанностей, да и едва ли они были способны исполнять их.

При таком командовании даже самый лучший солдат мог превратиться в свою противоположность. Египетские солдаты в Судане никогда и не были хорошими. Как и офицеры, они представляли собой худшую часть армии хедива. Их подготовка оставляла желать лучшего, дисциплины почти не существовало, боевой дух был низок. Но не только это делало их положение уязвимым. Бок о бок с деморализованной регулярной армией действовали местные отряды базингеров (суданских стрелков), представлявшие собой мощную, хотя и неорганизованную военную силу. Они были вооружены так же, как египетские солдаты, но были более многочисленны и более храбры. На иностранные гарнизоны они смотрели со страхом, который уменьшался день ото дня, и ненавистью, которая постоянно увеличивалась. Регулярные и нерегулярные военные отряды, дикие арабские кочевники и отважные чернокожие жители лесов, истерзанные лишениями и несправедливостью, — все они считали иностранных пришельцев главными виновниками своих бед, и лишь неспособность объединить усилия не позволяла им стереть их с лица земли. Ведь египетское правление в Судане представляло собой карточный домик.