Фазовый переход. Том 1. «Дебют» - Василий Звягинцев

Шутка ли – два или три дня назад еще была рабыней без каких-то светлых перспектив у «нелюдей» на далекой планете и вдруг вернулась не просто домой, а в счастливое детство. В атмосферу тех праздников «до войны», когда были живы родители и точно так же собирались по вечерам гости… Она тогда была уже достаточно большой, чтобы запомнить. И вот…

В компании, превышающей даже пять человек, связно рассказать о чем-то, а тем более о такой долгой и необычной экспедиции практически невозможно. Непременно будут перебивать, переспрашивать, начинать говорить о своем, будто бы имеющем отношение к теме, и так далее. Поэтому Ростокину, как наиболее опытному журналисту не только с международным, но и межпланетным опытом, доверили сделать самое краткое и достаточно информативное сообщение, минут на пятнадцать буквально. А завтра уже провести нормальное деловое совещание. С приглашением всех, кого это касается.

Сегодня – отдыхать и веселиться. Слава всем богам – в который уже раз, после очередных экспедиций и приключений, они опять собрались вместе, никого не потеряв, наоборот – в расширившемся составе.

Чего еще желать, какая бы погода и какие обстоятельства ни имели места «за бортом».

Покурив на кормовом балконе, Новиков вернулся в салон и под влиянием внезапно накатившегося настроения взял гитару, оказавшуюся, как пресловутый «рояль в кустах», на диване в дальнем углу. Кто ее сюда подложил? Воронцов, наверное, или Наталья, всегда предусматривающая самые неожиданные повороты сюжета. Кроме Новикова гитарой почти профессионально владела Майя Ляхова, да и еще кое-кто умел не только дворовые «три аккорда» бряцать. Вдруг возникнет желание что-то исполнить. Душещипательный романс, например.

А может, и Ирина расстаралась, зная его внезапные творческие порывы, и то, что балладами, то ли своими, то ли чужими, он любит создавать нужное настроение. Или – устранять ненужное. А суммарный накал психологического напряжения в компании сейчас довольно высок. И не только от радости встречи. Есть еще несколько объективных и субъективных факторов.

Опять же – «Валгалла», пиршественный стол, как же без скальда. Ну, будет вам скальд.

Андрей взял инструмент, присел на подлокотник ближайшего кресла, медленно выцедил предупредительно поданную Шульгиным чарку. Чтоб голос подправить и в настроение войти. Никто не знал, что он собирается исполнить, да и сам только что решил.

Перебрал несколько раз струны, прикидывая, в какой тональности аккомпанемент подойдет к тексту, и негромко запел:

– Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой, – при этих словах он повернулся к Наталье и слегка ей кивнул, – к двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча, как в дни войны, придут слуга покорный твой…

Несколько раз пророкотал струнами, как бы привлекая внимание слушателей и предлагая настроиться на серьезный лад:

…И все его друзья, кто будет жив к той ночи.

Сделал короткую паузу, прикрыв ресницами глаза:

…Хочу, чтоб ты и в эту ночь былаОпять той женщиной, вокруг которойМы изредка сходились у столаПеред окном с бумажной синей шторой.Басы зениток за окном слышны,А радиола старый вальс играет,И все в тебя немножко влюблены,И половина завтра уезжает.Уже шинель в руках, уж третий час,И вдруг опять стихи читают,И одного из бывших в прошлый разС мужской ворчливой скорбью вспоминают…

Баллада была длинная, но все слушали, затаив дыхание. Что это и чье, знали, пожалуй, только Шульгин, Левашов, ну и Воронцов, скорее всего. Даже Ирина и Лариса – вряд ли. Старой поэзией они не увлекались. А половина общества была вообще не из этой реальности.

…Но вот наступит мир, и вдруг к тебе домой,К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,Как в дни войны придут слуга покорный твойИ все его друзья, кто будет жив к той ночи.Они придут еще в шинелях и ремняхИ долго будут их снимать в передней —Еще вчера война, еще всего на дняхБыл ими похоронен тот, последний,О ком ты спросишь – что ж он не пришел?И сразу оборвутся разговоры,И все заметят, как широк им стол,И станут про себя считать приборы.А ты, с тоской перехватив их взгляд,За лишние приборы в оправданьеШепнешь: «Я думала, что кто-то из ребятИздалека приедет с опозданьем…»Но мы не станем спорить, мы смолчим.Что все, кто жив, пришли, а те, что опоздали,Так далеко уехали, что имНа эту землю уж поспеть едва ли.

…Ну что же, сядем. Сколько нас всего?Два, три, четыре… Стулья ближе сдвинем,За тех, кто опоздал на торжество,С хозяйкой дома первый тост поднимем.Но если опоздать случится мнеИ ты, меня коря за опозданье,Услышишь вдруг, как кто-то в тишинеШепнет, что бесполезно ожиданье,—Не отменяй с друзьями торжество…

…Поставь же нам стаканы заодноСо всеми! Мы еще придем нежданно.Пусть кто-нибудь живой нальет виноНам в наши молчаливые стаканы.Еще вы трезвы. Не пришла пораНам приходить, но мы уже в дороге.Уж била полночь… Пейте ж до утра!Мы будем ждать рассвета на пороге.Кто лгал, что я на праздник не пришел?Мы здесь уже. Когда все будут пьяны,Бесшумно к вам подсядем мы за столИ сдвинем за живых бесшумные стаканы.[47]

Долгая-долгая пауза после последнего долго затихающего аккорда. Кто-то из девушек, кажется, Майя, издал сдавленный горловой звук, будто подавляя всхлип. Остальные молчали, пока наконец Воронцов не поднял наполненную рюмку.

– Ну ты, братец, умеешь поднять настроение. Как раз к случаю. Но вы вроде все вернулись? Тогда за тех, кто не опоздал!

– А что, друзья, – как бы возразил ему и одновременно поддержал Скуратов – после пережитых совместно испытаний уже вписавшийся в компанию, но все же бесконечно далекий и от времени написания этой баллады, и от психологического настроя автора и его героев. – Действительно ведь, на самом деле ни с кем ничего плохого не случилось, мы вернулись с огромным научным материалом, я даже не знаю, как это все повлияет на дальнейшее развитие…

– Повлияет, не сомневайся, – дернул его за полу куртки и заставил сесть Шульгин. – Только мы сейчас про другое, Игорь тебе потом тонкости сюжета объяснит. А у тебя есть, на что еще внимание обращать…