Наваждение - Татьяна Турве

— Будешь нас грузить — уйду к бабушке!

Прозвучало ужасно глупо, с театральным надрывом, это во-первых, и наивно до предела, типа второсортной любительской пьесы. Это во-вторых. Яна прикусила язык, но было уже поздно: слово не воробей, раз уж вырвалось… Точь-в-точь, как в народном анекдоте: "Злые вы, уйду я от вас!" Сейчас мама начнет над ней насмехаться, будто над сопливым ребенком — вряд ли, чтоб такой удачный случай пропустила! Жертва ведь сама по глупости подставилась…

"А вот это она зря! — вспыхнула от негодования Марина. — Знает же, паршивка, что у нас со свекровью-свекром вооруженный до зубов нейтралитет! Шантажирует… Ну что ж, напросилась!"

— Ты смотри, какая смелая! Куда ж ты уйдешь от своего компьютера, книжек с одежками? С собой-то всё не заберешь!

— Перебьюсь! — небрежно бросила Янка через плечо и, конечно же, направилась к двери, забыв про свой журнал. На выходе едва не столкнулась с отцом: переживает, значит, папочка, прибежал проверить!..

Володя с первой же секунды оценил ситуацию: стоят друг напротив друга, стенка на стенку:

— М-да-а, в воздухе чувствовалась напряженность… — он слегка подтолкнул дочку в спину, не давая ей сказать ни слова: — Пошли чай пить.

Они шли по длинному, узкому и оттого вечно темному коридору, Яне он всегда казался бесконечным. А вслед пулеметной очередью неслись беспорядочные мамины слова:

— Родила ее, вырастила, и вот вам благодарность!..

Владимир на ходу обнял Янку за плечи, как бы говоря: мужайся, дочка! Это добило Марину окончательно:

— Если б отец не плавал, где бы ты сейчас была! Конечно, так она умная, на всем готовом! Жила бы в общежитии!!!

В своем любимом пятнистом халате она смотрелась, как маленькая разъяренная пантера. Или нет, скорей тигрица, не зря же она родилась в год Тигра…

После чая с бабушкиным земляничным вареньем из припрятанной на зиму банки Янка немного отошла. Улыбаться, правда, всё равно не начала, хоть как Володя ни старался ее рассмешить, зато разгладилась упрямая и всем на свете недовольная складка между бровями. Не захотела ему рассказать, что там у них сегодня стряслось, развела партизанщину… Ну ничего, может, попозже оттает и выложит всё начистоту, как в детстве. Ах да, он ведь обещал, что воскресенье проведут вместе, вот незадача! Володя виновато почесал в затылке, с напряжением пытаясь сообразить, как бы выйти из этой некрасивой ситуации:

— Завтра погулять не получится, я буду занят.

Она помрачнела еще больше — упрямая складочка, казалось, вот-вот была готова опять объявиться на свет Божий.

— Может, посреди недели… Я постараюсь, — фальшивым голосом проговорил Владимир, внутренне сам от себя содрогаясь. Вот ведь положеньице: "Мужик сказал — мужик сделал!" Яна насуплено молчала, с пристальным вниманием изучая легкомысленные щекастые овощи на германской клеенке: — Обиделась на меня?

Дочка неопределенно дернула худеньким (даже под вязаным домашним свитером) плечом и скупо обронила:

— Не на тебя.

— Уже легче! — Володя легонько шёлкнул ее по носу, малая нехотя улыбнулась, всем своим видом показывая: ладно уж, всё равно ведь не отстанет…

Ночью Володя долго не мог уснуть, всё смотрел в окно, усыпанное крупными огоньками ночных окон, пока они не начали одно за другим гаснуть. Затем расхаживал по комнате взад-вперед — в этом смысле повезло, что они с Мариной спят врозь, уже и не вспомнишь, сколько лет… Назвать это семьей язык не поворачивается, кого он пытается обмануть? Смертельно хотелось кофе, но для этого нужно было идти через всю квартиру на кухню и включать свет, рискуя всех перебудить. Ему стало от самого себя противно: рывком распахнул дверь (та вызывающе громко в сонной тишине скрипнула) и направился прямо на кухню, из какой-то бессмысленной бравады нарочно топая ногами: "Проснется Янка — посидим пополуночничаем! А проснется Марина…"

Эта ночь была, без сомнения, самым глубоким его "дауном" за все их семейные годы. Где-то он, Владимир, зазевался и свернул не туда, чтоб через двадцать лет попасть на эту кухню, пить горький до безвкусности кофе и ждать рассвета, как освобождения.

Когда же это случилась? Где, в каком месте он сделал первую ошибку?.. Ведь начиналось всё, как полная идиллия, когда они с Мариной только поженились и два года снимали квартиру. Деньги быстро закончились, но это их не особенно, как Володе казалось, огорчало: до глубокой полуночи вели откровенные беседы обо всем на свете или слушали его любимого Высоцкого на бобинах. (Это уже потом в самый разгар скандала жена заявила, что те его старые записи "не переваривает"!) Но вначале-то всё было по-другому, по-настоящему: он пел забавные студенческие песни, она смеялась… Уже почти под утро, засыпая на ходу, шли жарить картошку соломкой на старой раздолбанной плите, и Марина садилась ему на колени, чтоб удобней было есть с одной сковородки…

Через два года родился Ярик, они переселились в общежитие и с деньгами стало совсем туго. Помыкавшись туда-сюда, он решил уйти в дальний рейс, в первый раз за эти семейные годы. (Хоть как ни муторно на душе становилось от мысли, что оставляет годовалого сынишку, свою радость и гордость. Всё стерпел, никому виду не подал.)

С этого, пожалуй, и началось, переломный момент: когда он впервые вернулся домой, Марина бросилась ему на шею, как Володя все эти месяцы себе и представлял, едва ли не дни считал. Зато на следующий раз эмоций было намного меньше, а там еще меньше, и еще, вниз по убывающей… Может, потому что они по-прежнему жили в тесном малосемейном общежитии, а Марина страстно мечтала о собственной квартире. Потом в перспективе замаячила Янка, стало еще тесней, и через пару-тройку лет, урезая себя во всем, они купили-таки эту квартиру со всеми удобствами. Уютный "спальный" район, седьмой этаж, солнечная сторона, лоджия здоровенная, хоть конем гуляй. Но нужно было срочно менять мебель, он снова ушел в плавание…

И вот через много лет однажды вернулся и почувствовал себя совершенно там чужим. Бродил среди хрусталя и персидских ковров дурак дураком и не знал, куда приткнуться — за полгода она даже мебель по-другому переставила! Жена разговаривала по телефону с очередной своей подругой и хладнокровно его не замечала, словно этажерку в гостиной: стоит себе и стоит!.. К счастью, вскорости прибежала со школы Янка, завизжала при виде отца от восторга и стало повеселей — они сразу ушли гулять на весь день, прихватив по дороге Ярика. Вот это, пожалуй, и была самая главная его ошибка, что не остался и не поговорил откровенно с женой. Наивно думал, что всё наладится само собой — нужно только время, отвыкли ведь друг от друга.