Кот, который пел для птиц - Лилиан Браун

— Прости, — извинился он перед Полли. — Ну что, закажем десерт?

В воскресенье днём, когда Полли позировала портретисту, Квиллер проводил время с сиамцами и «Нью-Йорк таймс». Он всегда покупал воскресный выпуск газеты в аптеке Слоуна, где для него оставляли экземпляр под прилавком. В этот день миссис Слоун была в аптеке одна, и ей хотелось поболтать.

— А где же ваш сверкающий велосипед, мистер К.? — осведомилась она.

— Никогда не езжу на нём в воскресенье, миссис Слоун, — объяснил он. — Эта газета весит больше велосипеда, так что спицы могут сломаться.

— Нам обещали дождь, — произнесла она печально. — Моему газону он просто необходим. Придётся мне установить поливальную систему.

— Где вы живёте?

— В Вест-Мидл-Хаммок, и у меня акр удивительно красивой травы! А у вас хороший газон, мистер К.?

— Боюсь, что нет. Я за всё естественное. Я позволяю природе вести себя, как ей вздумается.

— Вы хотите сказать… что позволяете газону зарастать сорняками? — в ужасе спросила она.

— Честно говоря, я не знаю, что такое сорняки. Ландшафтный дизайнер посадил естественные травы и дикие цветы… разнотравье, — добавил он из озорства, наслаждаясь её озадаченным видом. — У вас остались экземпляры «Нью-Йорк таймс»?

— Я всегда держу один номер для вас, мистер К. Вы же знаете!

— Всем было приятно узнать, что вы спонсируете команду в матче на приз, а участие доктора Дианы — очень удачный ход.

— Ну, насчёт этого я не знаю, но она очень милая, совсем как её родители. Им повезло, что у неё всё хорошо. Наш фармацевт выступит в матче от нас, и мы надеялись, что Феба тоже будет в нашей команде. Однако она решила записаться в команду Центра искусств, что вполне понятно, но для нас это было разочарованием. У них ведь так много народу, есть из кого набрать команду, а у нас почти никого нет.

— А почему бы не привлечь школьного инспектора? — предложил Квиллер. — Из него бы вышла прекрасная «Пилюля».

Она разразилась смехом. Лайл Комптон, которого вечно атаковали учителя, родители и политики, носил маску старого брюзги, хотя и обладал недюжинным чувством юмора.

— О, это было бы забавно! — одобрила миссис Слоун. — А вы думаете, он согласится?

— Я его спрошу. Зрители будут в восторге, а он ведь любит блеснуть перед публикой.

— Мы были бы вам так признательны, мистер К.! — Она пробила чек на его покупки — зубную пасту и лосьон для бритья — и продолжала более печальным тоном: — Что вы думаете о карьере, которую выбрала наша дочь, мистер К.? Мы надеялись, что она продолжит наше дело — ведь это так надежно, — но она не может думать ни о чем, кроме живописи.

И снова от Квиллера ожидали, что он сыграет роль учёного мужа. Почему? Потому что он вёл колонку? Или потому что унаследовал деньги? Он находил это нелепым.

— Ну что же, Феба занимается тем, что доставляет ей наслаждение, и она хорошо делает своё дело и приносит радость людям. Я знаю одного коллекционера, у которого восемнадцать картин Фебы с бабочками. Чего же ещё вы можете хотеть для вашей дочери?

— Пожалуй… мне бы хотелось… чтобы она более осмотрительно выбирала своих друзей. Я знаю, у вас нет детей, мистер К., но вы же можете понять боль родителей, чей ребёнок уходит к человеку с сомнительной репутацией? И дело не только в том, что у него нет ни образования, ни цели в жизни. У нас есть и другие основания в нём сомневаться. В таком обществе, как наше, при таких контактах мы, знаете ли, слышим всякое. Ну что я могу сказать? Он красив, а Феба так ранима! Я знаю, это нахальство с моей стороны, но мне бы хотелось, чтобы вы её вразумили. Она высокого мнения о вас и прислушается к вашим словам.

— Я вам сочувствую, уверяю вас, но я всегда считал, что молодые люди её возраста должны сами делать свой выбор и брать на себя ответственность за свои решения…

Его прервал колокольчик на двери, вошли два покупателя, громко болтая между собой. Квиллер обменялся с аптекаршей извиняющимися взглядами и, пробормотав какие-то неопределённые обещания, удалился. «Какое счастье, — подумал он, — что у меня лишь две кошки, которых можно загнать в их комнату, если они создают проблему».

Когда Квиллер отпер дверь кухни и вошёл, его встревожил шум, разносившийся по всему основному этажу. Уронив пакеты, он ринулся в холл. Юм-Юм била лапой по какому-то предмету на полу. Игрушка, подаренная Элизабет Харт! Несколько дней назад он швырнул её в корзину для мусора, когда кошки никак не отреагировали на подарок. Маленькая плутовка выудила игрушку и спрятала под диваном, выжидая подходящий момент, когда можно будет использовать её как хоккейную шайбу.

Она была умна по-своему — изобретательна и шаловлива. В то время как Коко чуял, кто, где и почему совершает преступление и какое именно, кошечка прятала улику под ковром или под диваном. Квиллер взял её на руки и погладил мягкую шерстку.

— Когда мы будем избирать Катту вице-президентом, — сказал он, — ты у нас будешь руководить избирательной кампанией.

Переодевшись в домашнюю одежду, он с сиамцами и воскресной газетой отправился в павильон. Он читал, а они контролировали воздушные перелёты. И вдруг коричневые шеи вытянулись, уши навострились, а чёрные носы указали на восток.

«Воскресные нарушители спокойствия и границ владений, — подумал Квиллер. — И хватает же у них наглости отпереть калитку и проехать мимо надписи: ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ!.. Приехали поглазеть, не имея на то разрешения». Нахмурившись, он вышел им навстречу.

Как только машина показалась из леса, Квиллер узнал её: это был фургончик с надписью сбоку: «Студия Бушленда».

— Буши! Что привело тебя с чёрного хода? — спросил он фотографа.

— Я совсем сбился, Квилл. Парадный въезд с Мейн-стрит ведёт к твоему чёрному ходу, а с глухой улицы попадаешь к твоему парадному входу.

— Придётся мне повернуть амбар. Заходи в клетку с тиграми и выпей чего-нибудь. Что ты предпочитаешь?

— У тебя есть джин с тоником?

— У меня есть всё. Побеседуй с кошками, пока я исполню обязанности бармена.

Джон Бушленд был талантливым фотографом. Он несколько раз пытался заснять сиамцев для ежегодного кошачьего календаря, но они подчеркнуто отказывались позировать.

Как бы осторожно ни подкрадывался Буши со своей камерой, кошки пускались наутек. После нескольких неудачных попыток он вынужден был отказаться от своей затеи.

Когда прибыл поднос с напитками, Бушленд поднял свой стакан и произнёс нечто вроде тоста:

— Угли ва ва! Это зулусское благословение — во всяком случае, так мне сказали.

— Лучше получи подтверждение в письменном виде, а то как бы тебе не попасть в беду, — посоветовал Квиллер. — Как дела в Центре искусств? Толпы ломятся в двери? И Беверли заставляет их снимать обувь?

— Именно из-за этого я сюда и приехал. Ты был на открытии клуба «Вспышка»?

— Я попытался туда проникнуть, но собралось слишком много народа.

— Ну так вот, туда проникли прошлой ночью! Никакого взлома — просто незаконно вошли в здание.

— Что они взяли?

— Ничего — даже лампочки не украли. Но они воспользовались аппаратурой и накурили в помещении.

— Хм-м, — задумчиво пробормотал Квиллер. — Есть какие-нибудь версии? Беверли об этом знает?

— О боже, да! Она просто вне себя! Мы решили не заявлять в полицию. Если раздуть это дело, то к нам могут снова забраться, и вообще, мы считаем, что это внутреннее дело.

— Члены клуба «Вспышка» имеют ключи от здания?

— Нет. В основном собираются группами. Правда, есть ключ, который могут взять члены клуба, желающие использовать аппаратуру для съёмки своего собственного фильма. За этот ключ расписываются, а после съёмки его возвращают в офис. Вчера вечером никто не расписывался за ключ, но, возможно, его брали на неделе и сделали с него дубликаты. Беверли занимается расследованием. Мне её жаль. Она принимает всё так близко к сердцу.

— Они не повредили аппаратуру?

— Нет, просто не положили на место. Они воспользовались видеомагнитофоном и проектором для слайдов. И явно проигнорировали надпись: «Курить запрещено», так как оставили в корзинке для мусора окурки и банки из-под пива.

— Как ты думаешь, что они смотрели? Вероятно, не «Унесённых ветром»? — спросил Квиллер.

— Скорее, что-нибудь низкопробное. Вопрос вот в чём: не наведаются ли они снова в следующий уик-энд после закрытия, чтобы побалдеть? — Буши вскочил. — Спасибо за угощение. Мне пора возвращаться в мою фотолабораторию. У свободных художников восьмидневная рабочая неделя.

Квиллер дошёл с гостем до его фургончика, и фотограф сказал:

— Есть! Я придумал, как снять твоих ребят! Есть такая специальная линза, изобретенная несколько десятков лет тому назад. Ею пользуются фотографы, исследующие края, куда не дошла цивилизация. Некоторые племена считают, что когда человека фотографируют, то у него забирают душу. Если мне удастся найти такую линзу, кошки даже не будут знать, что я их снимаю.