Фатерланд - Роберт Харрис

«Ботанический сад» – остановка пригородной электрички. Марш купил за марку билет и болтался около контролера, пока не подошел поезд. Вошел в него и, как только стали закрываться двери, выскочил и побежал по пешеходному мостику на другую платформу. Через две минуты он сел в поезд, идущий в южном направлении, а в Лихтерфельде снова сделал пересадку. На станции было безлюдно. Он пропустил первый поезд, сел во второй и устроился на сиденье. Единственной спутницей в вагоне оказалась беременная женщина. Он улыбнулся ей, она отвела взгляд. Хорошо.

Лютер, Лютер. Марш закурил. Почти семьдесят, больное сердце, слезящиеся глаза. Болезненно подозрителен, не доверяет даже собственной жене. Они приходили за тобой полгода назад, но на тот раз тебе повезло. Почему ты решил бежать из берлинского аэропорта? Прошел таможню и решил позвонить своим сообщникам? В квартире Штукарта телефон рядом с залитой кровью спальней не отвечал. В Шваненвердере, если верить заключению Эйслера о времени смерти, Булера уже застигли врасплох его убийцы. Оставили ли они звонки без ответа? Или же один из них ответил, пока остальные держали Булера внизу?

Лютер, Лютер, что-то заставило тебя спасать свою шкуру – бежать под ледяным дождем в понедельник ночью.

Он вышел на Готенландском вокзале. Вокзал был ещё одним воплощением фантазии архитектора – мозаичные полы, полированный камень, стеклянные витражи тридцатиметровой высоты. Режим позакрывал церкви и взамен выстроил похожие на соборы железнодорожные вокзалы.

Глядя вниз с высокого перехода на тысячи спешащих пассажиров, Марш почти пришел в отчаяние. Мириады жизней, каждая со своими тайнами и мечтами, несущая свое бремя вины, сновали под ним, не соприкасаясь друг с другом, каждая сама по себе. Представить только, что он должен найти в этой массе одного пожилого человека. Впервые эта мысль поразила его как фантастическая, нелепая. Да разве он сможет!

А Глобус мог. Марш уже заметил, что прибавилось полицейских патрулей. Должно быть, это произошло за последние полчаса. Полицейские орпо проверяли документы у всех мужчин старше шестидесяти лет. Куда-то повели бродягу, не имеющего документов. Тот возмущался.

Глобус! Марш отошел от перил и ступил на движущийся вниз эскалатор. Нужно было отыскать в Берлине единственного человека, который мог спасти ему жизнь.

4

Проехать по центральной линии городской электрички – значит, как утверждает имперское министерство пропаганды и культурного просвещения, совершить путешествие в германскую историю. Станции «Берлин-Готенланд», «Бюловштрассе», «Ноллендорфплатц», «Виттенбергплатц», «Нюрнбергерплатц», «Гогенцоллернплатц» – как нанизанные на нитку жемчужины.

Вагоны на этой линии были довоенного выпуска. Красные для курящих, желтые для некурящих. Жесткие деревянные скамьи за тридцать лет отполированы до блеска задницами берлинцев. Большинство пассажиров едет стоя, держась за потертые кожаные петли и ритмично покачиваясь вместе с вагонами. Объявления призывают их стать доносчиками: «Выгода для безбилетника – потеря для берлинца! Сообщайте властям о всех нарушениях!», «Уступил ли ты место женщине или ветерану? В противном случае штраф: 25 рейхсмарок!»

Марш купил на платформе в киоске «Берлинер тагеблатт» и, прислонившись к двери, пробегал глазами заголовки. Кеннеди и фюрер, фюрер и Кеннеди – больше ничего. Режим явно делал ставку на успешный исход переговоров. Это лишь могло означать, что дела на Востоке куда хуже, чем представляется. «Постоянное состояние войны на Восточном фронте будет способствовать созданию здоровой человеческой расы, – сказал однажды фюрер, – и убережет нас от поразившей европейцев мягкотелости». Однако люди явно стали более мягкотелыми. Иначе к чему победа? Поляки вскапывают им огороды, украинцы подметают улицы, французские повара готовят пищу, английская прислуга подает на стол. Вкусив удобства мира, они утратили вкус к войне.

На одной из последних страниц внизу самым мелким шрифтом, который едва можно прочесть, был напечатан некролог Булера. Сообщалось, что он погиб от «несчастного случая при купании».

Марш сунул газету в карман и сошел на «Бюловштрассе». С платформы ему были видны окна квартиры Шарлет Мэгуайр. За занавеской двигалась тень. Она была дома. Или, точнее, кто-то был в доме.

Привратницы не оказалось на месте. Когда он постучал в дверь, никто не ответил. Он постучал громче.

Ни звука.

Он отошел от двери и затопал по ступеням, спустившись на один пролет. Потом остановился, сосчитал до десяти и, крадучись, боком, прижимаясь спиной к стене, стал подниматься вверх – один шаг, остановка, ещё шаг, снова остановка, – вздрагивая при каждом неудачном движении, пока снова не оказался у двери. Достал пистолет.

Минуты тянулись за минутами. Лаяли собаки, проезжали машины и поезда, пролетали самолеты, плакали младенцы, пели птицы: какофония тишины. И настал момент, когда внутри квартиры, заглушив эти звуки, раздался скрип половицы.

Дверь чуть приоткрылась.

Марш, не медля ни секунды, изо всех сил толкнул её плечом. Того, кто был за дверью, силой удара отбросило в сторону. Марш ворвался внутрь и бросился на незнакомца, вытолкнув его из крошечного коридора в гостиную. На пол свалилась лампа. Он хотел поднять руку с пистолетом, но противник схватил его за руки. Теперь его самого толкали назад. Зацепив ногами за низенький столик, он повалился на спину, ударившись обо что-то головой. «Люгер» покатился по полу.

Поза, прямо скажем, была довольно забавная, и при других обстоятельствах Марш рассмеялся бы. Он никогда особенно не отличался, попадая в такого рода переделки, и теперь, утратив преимущество неожиданного нападения, оказался распростертым на спине с головой в камине и ногами на кофейном столике, словно беременная женщина на осмотре у гинеколога.

Противник прижал его к полу. Одной рукой в перчатке Он вцепился ему в лицо, другой схватил за горло. Марш не мог ни видеть, ни дышать. Он крутил головой, кусая кожаную перчатку. Бессильно бил кулаками по голове. На него навалилось не человеческое существо, а перемалывавшая его бесчувственная машина. Стальные пальцы нащупали нужную артерию, ту самую, которую никак не мог запомнить Марш, не говоря уж о том, чтобы её найти, – и он почувствовал, что уступает перед силой. На смену боли стремительно надвигалось черное безмолвие. «Итак, – промелькнула мысль, – походил по земле – и хватит».

Трах. Руки врага ослабли, отпустили его. Марш вернулся на поле боя, хотя и в качестве зрителя. Его противника ударили сбоку по голове стулом из стальных трубок. Кровь, струившаяся из раны над бровью, заливала его лицо. Трах. На голову снова опустился стул. Одной рукой мужчина прикрывался от ударов, другой лихорадочно протирал залитые кровью глаза. Он пополз на коленях к двери – с ведьмой на спине. Шипящая по-змеиному, брызжущая слюной фурия старалась вцепиться ему в глаза. Медленно, славно поднимая огромный вес, он встал сначала на одну ногу, потом на другую. Все желания противника Марша сводились теперь к одному – поскорее убраться. Он доковылял до двери, повернулся к ней спиной и двинул о неё свою мучительницу – один раз, другой.

Только тогда Шарли Мэгуайр оставила его.

Приступы боли пронзали Марша словно молнии – в голове, ногах, ребрах, горле.

– Где вы научились драться?

Он наклонился над раковиной в маленькой кухоньке. Она промывала ему рану на затылке.

– Попробуйте вырасти единственной девчонкой в семье с тремя братцами. Поневоле научитесь. Не крутитесь.

– Жаль братцев. Ой! – Больше всего досталось голове Марша. Окровавленная вода, текущая на грязные тарелки в нескольких сантиметрах от лица, вызывала тошноту. – Кажется, в Голливуде спасать девушку принято мужчине.

– Голливуд – это куча дерьма. – Она приложила к его затылку кусок чистой материи. – Рана довольно глубокая. Уверены, что не желаете ехать в больницу?

– Нет времени.

– А этот человек вернется?

– Нет. По крайней мере, не сразу. Предполагается, что это все ещё тайная операция. Спасибо.

Придерживая повязку, Марш выпрямился. И обнаружил ещё одно больное место – у основания позвоночника.

– Тайная операция? – повторила она. – Значит, вы не считаете, что это был обычный вор?

– Нет. Это был профессионал. Настоящий профессионал, прошедший подготовку в гестапо.

– И я ему всыпала! – Адреналин придал глянец её коже, глаза блестели. Девушка почти не пострадала, только ушибла плечо. Он ещё не видал её такой привлекательной. Изящно очерченные скулы, прямой нос, полные губы, большие карие глаза. Зачесанные за уши каштановые волосы коротко подстрижены на затылке.

– Если бы ему было приказано убить вас, он бы это сделал.