Наследство - Кэтрин Вебб

Она была темноволосая, это я хорошо помню. Совсем молоденькая, наверное, ей даже не было двадцати лет. Мы с Бет приметили ее еще раньше и запомнили, так как с завистью обсуждали ее волосы. Кожа у нее была темно-оливковой, а через плечо девушка перебросила великолепную косу, черную и блестящую, как чернила. Аккуратная, округлая фигурка и аккуратное округлое лицо с темно-карими глазами и высокими скулами. Может, она была испанкой или гречанкой. Бет и я оказались тогда рядом, потому что буквально ходили за ней по пятам. Она так нам нравилась, казалась невероятной красавицей. Но вот Кэролайн увидела девушку, глаза у нее округлились, а челюсть отвисла — так что рот превратился в черную, безгубую дыру. Я была совсем рядом, потому и заметила, что она вся трясется, увидела и тревогу на лице официантки.

— Сорока? — просипела Кэролайн, она с трудом выговорила слово и так шумно дышала, что я подумала, что ослышалась. Но она повторила, уже громче и тверже: — Сорока, это ты?

Официантка затрясла головой и растерянно заулыбалась, но Кэролайн, хрипло крича, схватила ее за руки. Мередит издали, хмуря брови, посмотрела в сторону матери.

— У вас все в порядке, мама? — громко спросила она, но Кэролайн, не обращая на нее внимания, продолжала сверлить глазами черноволосую официантку. На лице старухи застыл ужас.

— Это не можешь быть ты! Ты же умерла! Я знаю… я сама видела, — кричала она.

— Ничего, ничего, — приговаривала девушка, освобождая руки и пятясь.

Мы с Бет смотрели, не отводя глаз, как по щекам Кэролайн покатились слезы.

— Не делай мне зла… прошу тебя, не надо мстить, — прошелестела она.

— Что здесь происходит? — Мередит протиснулась ближе к матери, уставилась на злополучную служанку, которая только трясла головой, не в силах вымолвить ни слова. — Мама, успокойтесь. Что случилось?

— Нет! Сорока… как это возможно? Я была уверена… я не… я не хотела этого… — Кэролайн прижимала трясущиеся пальцы ко рту, ее голос звучал умоляюще. Лицо было таким, точно она увидела призрак. Служанка ушла, извиняясь, улыбаясь смущенно и растерянно. — Сорока… погоди, Сорока, не уходи!

— Ну, хватит! Здесь нет никого по имени Сорока! Ради бога, мама, соберитесь, — раздраженно оборвала Мередит ее крики.

— В доме гости, — добавила она многозначительно, наклонясь к самому уху Кэролайн. Но прабабушка продолжала искать глазами в толпе черноволосую девушку.

— Сорока! Сорока! — кричала Кэролайн и продолжала плакать. Она схватила Мередит за руку и уставилась на дочь безумными расширенными глазами. — Она вернулась! Не позволяй ей причинить мне зло!

— Хорошо, достаточно. Клиффорд, помоги мне, — резко окликнула Мередит сына. Вдвоем они развернули кресло-коляску и увезли Кэролайн сквозь высокую стеклянную дверь. Она пыталась сопротивляться, помешать им, крутила головой в поисках девушки и все повторяла: Сорока, Сорока. Тогда, в первый и единственный раз на своей памяти я пожалела Кэролайн, так сильно она была напугана и так грустно, невозможно грустно звучал ее голос.

— Сорока, вот как. Странное имя, — говорю я, когда Бет, замолчав, расплетает свою длинную косу и пропускает волосы сквозь пальцы. — Хотела бы я знать, за кого же Кэролайн приняла ту девушку?

— Как знать? Она тогда явно обозналась. Ей ведь было уже больше ста, не забывай.

— Как ты думаешь, а Мередит знала? Она так резко ее оборвала, была так груба с ней!

— Нет. Не знаю, — качает головой Бет. — Мередит всегда была резкой.

— Но в тот вечер она рычала просто ужасно. — Я встаю, ставлю чайник на плиту. Хочется кофе.

— Тебе нужно поискать на чердаке, там куча старых бумаг и фотографий, которые ты так любишь, — говорит Бет с внезапно вспыхнувшим энтузиазмом.

— Да?

— Там должен быть старый бордовый чемодан — я помню, когда мы приезжали на похороны Кэролайн, Мередит складывала в него все, что имело к ней отношение. Мне показалось, она хочет убрать с глаз долой все, что только может напомнить о Кэролайн.

— Этого я не помню. Где же я-то была?

— Тебя оставили в Ридинге у соседей, Ника и Сью. Папа сказал, что ты еще слишком мала, чтобы участвовать в похоронах.

— Обязательно поднимусь и пороюсь в нем. Нам с тобой нужно вместе туда пойти.

— Нет, нет. Меня семейная история никогда не занимала. Но не исключено, что ты сможешь раскопать там что-нибудь интересное, — улыбается Бет.

Я невольно отмечаю, как она воодушевляет меня, уговаривает покопаться в давнем семейном прошлом. Будто стремится отвлечь меня от событий, случившихся относительно недавно.

Ожидание

1902–1903

К концу весны и началу лета Кэролайн немного привыкла к соседству Джо и Сороки, и других женщин понка — матери Джо и его овдовевшей сестры Энни. Она не приглашала их больше, но Корин объяснил, что у индианок принято заходить друг к другу в гости и обмениваться подарками. И в самом деле, поначалу понка не раз наносили ей такие визиты, но со временем привыкли и, кажется, потеряли интерес. Кэролайн с замиранием сердца следила за приближением этой троицы к дому, принимала их в страшном напряжении, не зная, как и о чем с ними говорить, что подарить в ответ на принесенные митенки, мед или деревянный черпак с затейливой резьбой. Обычно она давала им деньги, которые Белое Облако принимала со сдержанным достоинством. Кэролайн угощала индианок чаем и не могла дождаться, когда они уйдут, однако, когда визиты прекратились, невольно почувствовала, что не прошла какое-то испытание. Из окна она часто наблюдала за Джо, когда он ходил по ранчо, с любопытством разглядывала его непривычные, странные черты лица, черную гриву волос. На бедре у него висел длинный нож в тисненых кожаных ножнах, и всякий раз, как Кэролайн видела это оружие, по спине у нее пробегал холодок.

Она никак не могла привыкнуть к жаре, нараставшей с каждым днем. К полудню солнце превращалось в плоский белый диск, который будто гигантская ладонь тяжело давил на голову, до боли и полуслепоты. Если поднимался ветер, он обжигал, словно вырвался из раскаленной духовки. Кэролайн, которая всю жизнь вставала в десять часов, теперь поднималась вместе с Корином затемно, чтобы хоть чуть-чуть пожить, почувствовать себя человеком, прежде чем зной станет невыносимым. В час рассвета фиолетовое небо на востоке постепенно светлело, окрашивалось лазурью, звезды, мерцающие на нем, блекли при наступлении дня. Корин возил Кэролайн в Вудворд, где она заказала ткань для портьер, ковры и большое зеркало — повесить над камином. Муж, хотя и слегка озадаченный, как ей показалось, оплатил все ее покупки. Кэролайн вся извелась за недели, которые потребовались, чтобы доставить товары поездом из Канзаса, когда же они прибыли, прыгала и хлопала в ладоши от восторга. Постепенно она переставила мебель в доме по своему вкусу и все подметала, подметала, изгоняя из дому песок, особенно в ветреные дни. Дошло до того, что руки Кэролайн покрылись мозолями, и она в отчаянии сдалась, только старалась заткнуть тряпками все щели в окнах и дверях.

Еще труднее оказалось привыкнуть к повседневной домашней работе. Кэролайн понимала: утром нужно готовить мужу кофе и завтрак, чтобы он не отправлялся на ранчо голодным. Но пока она приводила в порядок прическу, умывалась и затягивала шнуровку на корсете, Корин уже успевал позавтракать сам и уходил работать.

— Зачем тебе тратить столько времени на прическу, родная? Здесь нет никого, кто подумает о тебе плохо, если ты просто заколешь их в пучок, — ласково сказал однажды Корин, собирая ее волосы и пропуская пряди между пальцев.

— Я сама стану думать о себе плохо, — ответила Кэролайн. — Не пристало леди расхаживать с неубранными волосами. Это непристойно.

Однако, поразмыслив над словами мужа, она сделала свои выводы и начала подниматься по утрам еще раньше, чтобы успеть и привести себя в порядок, и приготовить завтрак.

Когда пересыхал наливной резервуар, воду приходилось носить в ведрах из колодца, вырытого на небольшом холме к северу от дома. Корин не упускал случая рассказать, что этот колодец — самое что ни на есть истинное чудо, ведь во всей округе вода с осадком, пахла гнилью и вредна для здоровья.

— В самых лучших домах Вудворда нет воды даже вполовину такой вкусной. И привозят ее на фургоне издалека, с юга, — с гордостью говорил он.

Воду приходилось долго кипятить на плите, и, поскольку дров было мало, Кэролайн все чаще приходилось пользоваться другим топливом — коровьими лепешками, в точности такими, какие подбрасывал в свой костер Хатч. Разобравшись со временем, что таинственные лепешки — не что иное, как куски высушенного коровьего навоза, Кэролайн наотрез отказалась их собирать. Скрепя сердце она согласилась подбрасывать их в огонь железными щипцами. Неподалеку от ранчо протекала мелкая речка, которую ковбои назвали Жабьим Ручьем. Вдоль ее берегов неровной узкой полоской тянулись чахлые тополя, сливы и грецкие орехи, даря желанную тень и прохладу.