Последний год - Василий Ардаматский

Русский царь, который не отличался решительностью, заколебался, и в результате балканская война оказалась изолированной, и в этом виде она устраивала Англию, ибо в междоусобной борьбе Балканские страны ослабевали, а для Британии испокон веков было тем лучше, чем больше было слабых, ибо тем легче было их разделять и властвовать.

Бьюкенен свою задачу выполнил и был удостоен высокой похвалы. А спустя два года Англия поручила ему дело еще более ответственное — осуществить тщательное наблюдение за вступлением России в большую войну. Тут было немало особых трудностей. Россия имела союзнический договор только с Францией, и он был так составлен, что Россия далеко не при всех обстоятельствах была обязана вступать в войну. Договора с Англией вообще не было. Более того, за последнее время между Россией и Англией не раз возникали конфликты. Но летом 1914 года на карту ставилась судьба мира и Англии в том числе. Меж тем английские политики старались предусмотреть все, чтобы на долю Великобритании в грядущей войне выпала не самая тяжелая ноша. В решении этой задачи буквально все зависело от участия в войне России. Каким оно будет, учитывая, что Россия ориентировалась на более поздний срок начала войны? Двинет ли она в бой все свои неисчислимые человеческие резервы? Будет ли непреклонно, несмотря на жертвы, вести активную войну продолжительное время?

Бьюкенен понимал, сколь ответственна в этот момент его роль в России, и развил активнейшую деятельность. К этому времени он уже пользовался большим доверием и самого русского монарха.

Активно действовала в России и профессиональная английская разведка. Военный атташат и аппарат посольства были насыщены опытными разведчиками, которые имели связи в самых разнообразных кругах Петербурга и собирали данные о положении в стране и настроениях в различных кругах русского общества. Словом, Бьюкенен имел все основания написать в канун войны, что английский термометр способен устанавливать температуру России в самых различных ее местах, на самых различных уровнях ее общества и своевременно обнаруживать очаги заболевания.

Первый год войны был вершиной деятельности Бьюкенена в России. Дело дошло до того, что немецкие газеты однажды назвали его вторым, некоронованным царем России. Он и в самом деле так сумел поставить себя, что на вершине российской власти от него никаких секретов не было и действительно царь не раз пользовался его советами и называл его не иначе, как «мой верный друг»… Но этого оказалось мало для того, чтобы знать великую Россию, ее жизнь, чаяния и вовремя заметить и понять происходящее за пределами дворцов, министерских кабинетов и великосветских салонов.

К концу второго года войны положение внутри страны сильно осложнилось, и Бьюкенен слишком поздно обнаружил, что божественный русский самодержец далеко не всесилен в своей державе. В то время, о котором ведется рассказ, Лондон уже в категорической форме требовал от Бьюкенена выяснить именно это — способен ли русский царь продолжать активную войну. Тревога Лондона была послу понятна, но здесь сам царь твердил ему: война до победного конца!

И тогда Бьюкенен решил выяснить, не говорит ли кому-то, не думает ли царь на самом деле нечто другое? Он начал всестороннюю разведку ближайшего окружения монарха…

Борясь с сильным ветром, толкавшим его в грудь и задиравшим полы великоватой и дыбом сидевшей на нем шинели, генерал-майор Дмитрий Николаевич Дубенский пешком направлялся в петроградский дворец великого князя Николая Михайловича, и он даже представить себе не мог, что сейчас по продуваемому балтийским ветром Петрограду его ведет воля английского посла сэра Джорджа Бьюкенена…

Судьба генерал-майора Дубенского была довольно оригинальной. Долгие годы он числился по генеральному штабу и перед войной стал членом совета главного управления коннозаводства, занимался закупкой лошадей для армии. Мучила его и даже разоряла одна неожиданная причуда — он на собственные деньги издавал газету «Русское чтение», призванную, как он думал, содействовать успокоению русского общества. Газета была чудовищно скучной и серой, однако ее курс был официально одобрен, и Дмит рий Николаевич ежегодно получал пособие на нее от министерства внутренних дел… А когда началась война, на него нежданно-негаданно свалилось назначение на должность историографа при Главной ставке. Он ездит теперь в свитском вагоне царского поезда и пишет отчеты о пребывании царя в действующей армии. Кроме того, он причастен еще и к изданию «Летописи войны»— это нечто вроде семейного альбома его величества. Вращается он в самых верхах, видится с самим императором, но не приобрел почему-то ни светского лоска, ни начальственной фанаберии, а среди высоких особ не приобвыкся и держался робко. И с ним никто особенно не считается — вот и сегодня хамы интенданты не дали ему автомобиля, хотя прекрасно знали, к кому он направляется…

Великий князь принял Дубенского в своем рабочем кабинете. Генерал-майор, потирая озябшие руки, с почтением разглядывал шкафы с книгами.

— Не хотите рюмочку с холода? — ласково предложил князь.

— Премного благодарен, ваше высочество… не пью… печень, — повинился Дубенский.

— Нам, Дмитрий Николаевич, давно следовало встретиться, — сказал князь, садясь за громадный письменный стол, крытый зеленым сукном. — Оба мы занимаемся нашей историей и, наверно, частенько повторяем друг друга.

— Историей, ваше высочество, теперь занимается кто угодно, — огорченно вставил Дубенский, но князь словно не услышал его бестактности и продолжал:

— Откровенно признаюсь, в чем у меня крупный пробел. И вы и я должны собирать и фиксировать высказывания государя по самым различным темам, ибо только это сделает историю содержательной и придаст ей государственный уровень. Согласны с этим?

— Как же! Как же! — Дубенский поспешно выхватил из кармана носовой платок, высморкался и добавил — Непременно, ваше высочество!

Князь невольно отвернулся, когда Дубенский сморкался в мятый клетчатый платок, и, смотря в окно, за которым ветер раскачивал голый тополь, продолжал:

— Я слышу государя главным образом, когда он в кругу нашей семьи, о войне он здесь говорить не любит, наверно, сам хочет от нее отдохнуть. В общем, нам следует наладить обмен высказываниями государя. Не возражаете?

— С превеликим желанием…

— Вы сопровождали государя в его поездке на фронт перед Новым годом? — спросил князь.

— Непременно. И удостоился его похвалы за описание парада на Западном фронте. Очень все было трогательно. — Маленькие зеленоватые глаза Дубенского восторженно заблестели.

— Это то, что напечатано в «Ниве»?

— Частично, ваше высочество. У меня взяты высказывания его величества, поскольку репортеры при этом не были…

— Кроме опубликованных, были какие-нибудь высказывания еще? — строго произнес князь.

— Да целый короб, ваше высочество! — всплеснул руками Дубенский, отчего китель его вспучило горбом на спине и оттопырились погоны.

— Поделитесь же, — не то попросил, не то приказал Николай Михайлович. — Мне в данный момент особенно необходимы высказывания о перспективе войны.

— Сколько угодно, ваше высочество. Но, не зная, зачем зван к вам, я не захватил своих тетрадей, — виновато улыбнулся Дубенский.

— Давайте для начала по памяти. А те, которые мне окажутся нужны, вы потом напишете…

Дубенский задумался, сморщил свое маленькое лицо: действительно, всяких высказываний государя он слышал превеликое множество, но какое может заинтересовать князя?

— Я помогу вам. Не было ли, например, момента, когда государь доверял солдатам или генералам какие-нибудь свои сомнения по поводу завершения кампании?

— Боже упаси, боже упаси, — казалось, Дубенский сейчас поднимет руку и перекрестится.

— Ну почему же? — В бархатном голосе князя послышались нотки нетерпения. — Вполне естественно, что государь, желая услышать мнение своих воинов, мог, хитрости ради, высказать какое-то сомнение. Понимаете, как важно отразить в истории столь доверительное отношение государя к военным людям.

Дубенский снова наморщил лоб, мучительно думая, что сказать. Князь ждал, с трудом подавляя в себе раздражение против недалекого собеседника, к помощи которого он вынужден обращаться.

— Война до победного конца! Только об этом и заявляли его величество. Только об этом, — сказал наконец Дубенский.

— Ну не может быть, чтобы он всюду говорил одну и ту же фразу… — В голосе князя появилась твердость: то, что он услышал от Дубенского, он знал и без него. — Припомните, пожалуйста.

Дубенский смешался и, боязливо глядя на князя, старался изо всех сил вспомнить то, что нужно.

— Разве вот… — начал он нерешительно. — Уже в поезде было… Как раз его величество просмотрели мой отчет, похвалили и вдруг спрашивают у меня: «А не устали вы от всего этого?» Я, конечно, вскочил: «Никак нет, ваше величество». Он глянул на меня с большой серьезностью, и на том разговор и кончился.